«Человек начинает думать, что его забыли и все было напрасно… А это не так»

Все фото из соцсетей Степана Латыпова

Десять месяцев назад, в середине сентября 2020-го, был задержан житель столичной Площади Перемен Степан Латыпов.

Напомним, минчанин защищал от уничтожения народный мурал «Перемен» и требовал у силовиков представиться и показать документы. В итоге его задержали, а спустя некоторое время обвинили в «попытке отравить сотрудников милиции».

Профессиональные химики тогда довольно подробно объяснили, почему выдвинутые против профессионального спасателя деревьев, арбориста, обвинения – неуклюжая попытка натянуть сову на глобус. Но, поскольку останавливать маховик репрессий никто не собирался, дело, разумеется, не прекратили, а обвинения переквалифицировали на мошенничество в особо крупных размерах и действия, грубо нарушающие общественный порядок. По всем эпизодам минчанин виду не признал.

Судебный процесс по делу Степана начался лишь 1 июня, причем в суд его привезли в синяках, хромающего и с перевязанной рукой. А после перерыва мужчина совершил попытку суицида, воткнув себе в горло ручку. Перед этим подсудимый рассказал, что ему угрожали: если не признает вину, будут преследовать родственников…

Буквально на следующий день после операции, по данным родственников, Степана Латыпова перевели в СИЗО на Володарского. 10 июня суд продолжился – и по ходатайству прокурора направил политзаключенного на судебно-психиатрическую экспертизу. После ее проведения прошли почти три недели, но никакой информации о результатах и о том, когда возобновится суд, до сих пор нет.

Корреспондент «Салідарнасці» узнала у тети Степана, Галины Латыповой, что известно на данный момент.

– Сергея Анваровича, папу Степана, мы отправили отдыхать, набраться физических и моральных сил, потому что впереди еще предстоит борьба – как минимум несколько судов.

По поводу экспертизы пока ничего не знаем, хотя прошли уже три недели. Очень похоже на то, что тянут время. Потому что другими способами, помимо затягивания и манипуляций с корреспонденцией, они не могут на него воздействовать: это довольно-таки резонансное дело, и лишних хлопот с ним они не хотят иметь. Степан злится из-за того, что нет очередного суда, а у судьи вроде бы появилось другое дело, и сейчас нужно как-то чередовать эти слушания.

Нам обычно удавалось узнать о следующем заседании где-то за неделю – возможно, оно «нарисуется» в середине следующей недели.

О письмах, воздушных змеях и ёжиках

– Как сейчас ситуация с письмами, есть ли связь?

– С письмами так: задержка корреспонденции в ту и другую стороны, либо не передают вовсе. Писать письма стало труднее, так как Степану не дают ручку, только стержень! Он из бумаги делает плотную трубочку и вставляет стержень туда.

Это так они оказывают психологическое давление на задержанных – путём контроля потока корреспонденции. Ведь письма – это огромная поддержка. А заключенных лишают даже этого!

Целенаправленно контролируют поток писем, и человек начинает думать, что его забыли, и все это было напрасно. Они лишены информации извне и думают, что за стенами жизнь нормализовалась... А это не так.

После 1 июня, говорит Галина, за племянником установлено круглосуточное наблюдение (а на заседание 10 июня его привозили, пристегнутого с двух сторон наручниками к милиционерам – С).

– Ещё один вопиющий, на мой взгляд, момент: у Степана воспалилась рана на горле из-за того, что их водят в душ один раз в неделю. В такую аномальную жару! Даже СИЗО работает по укороченному графику из-за жары, а людей лишают элементарной гигиены.

Степан пишет жалобы и старается, насколько это возможно в тех условиях, решить этот вопрос.

Ему, со своей стороны, старается помочь группа поддержки:

– Девочки нашли, например, в продаже бумажные футляры, в которые можно вставлять стержень для ручки – попробуют их передать несколько штук.

А еще Степан, даже находясь в СИЗО, запустил очень трогательную акцию: к 1 июня он смастерил много воздушных змеев, они называются «монахи», с мордочками ежиков, и отправил их в письмах своим знакомым, друзьям по переписке и коллегам, у кого есть дети. Теперь вот просит передать ему пачку бумаги А4 – снова делает этих змеев-ежиков, просто сотнями.

…Я знаю, что в один из ветреных вечеров прошел массовый запуск этих змеев. А недавно ехала на велосипеде и встретила группу детей – наверное, летний школьный лагерь или что-то такое – и у некоторых были в руках эти змеи-ежики. Я даже остановилась от неожиданности, получив такой «привет» от Степана в нашем маленьком городке – и очень приятно стало на душе.

О давлении и поддержке

За прошедшие десять месяцев родным удалось увидеться со Степаном лишь один раз – свидание состоялось еще в марте. И как раз после него, по словам политзаключенного, его перевели в «пресс-хату», где начались всевозможные провокации, драки, физическое и моральное давление…

– Как все это выдерживает семья?

– Нам просто нельзя позволить себе раскисать, потому что, если мы впадем в уныние, то Степану будет еще тяжелее, – устало, но твердо говорит Галина. – Меня пока никто не преследовал и руки не выкручивал, хотя и есть подозрение, что мой телефон прослушивается.

О состоянии Степана получаем информацию через адвоката, насколько это возможно. Конечно, бывает по-разному: бывает и спокойным, и раздраженным, и злым – особенно сейчас, когда в такую жару их водят в душ всего раз в неделю.

От СИЗО, от этих людей других действий и не ждешь. Вся система «заточена» на то, чтобы как можно сильнее давить на задержанных, и чтобы они признали свою вину, даже если ни в чем не виноваты.

– Многие до сих пор слепо верят сказанному из телевизора: сказали, виновен, значит, виновен. Но есть и те, кто поддерживает и оказывает помощь политзаключенным и их семьям, веря не в пропаганду, а в закон и справедливость. Кого оказалось больше в вашем окружении?

– Реакции есть разные. Но среди родных и близких друзей – однозначно поддержка. И даже мои бывшие однокурсники, хотя прошло уже 40 лет с тех пор, как мы вместе учились, тоже поддерживают, как могут.

Когда случился крайний, отчаянный шаг 1 июня, было очень много звонков – телефон разогрелся, потому что люди звонили, не переставая. Сергей Анварович отключил свой, был не в том состоянии, чтобы с кем-то разговаривать; а я была его «пресс-секретарем» и отвечала на все звонки. Может быть, эта постоянная занятость и помогла как-то пройти этот отрезок.

Хотя психологически очень тяжело от того бессилия, которое чувствуешь, понимая, что ты не можешь ничего сделать, ничем помочь, кроме как передать передачу, написать письмо – и еще гадать, дойдет ли это до Степана, получит ли он слова поддержки.

– Некоторые говорят, в тот страшный день заказывали молебны за здравие Степана…

– Я человек не верующий, но тоже пошла в церковь. И еще уезжала на дачу каждый день, и там, среди растений, медитировала, думала о хорошем – это тоже помогло выстоять. Брат удивлялся, что у меня такая сильная психика. А она не настолько сильная, просто вида не подаю, насколько мне тяжело.

О логике, абсурде и вере в чудо

– В истории Степана поразило, насколько белорусскому режиму не нужны профессионалы: ведь арборист – не просто редкая, штучная для Беларуси профессия. Ощущение дикости происходящего еще укрепила увольнений, которая прокатилась по ВУЗам, медицинским учреждениям, Академии наук: увольняют лучших, опытнейших преподавателей, исследователей, ученых. На ваш взгляд, отчего такое стремление «выдавить» из профессии этих людей – чтобы не учили других думать и задавать вопросы?

– Потому что, например, у научных работников, у преподавателей очень своеобразное мышление и привычка высказывать свою точку зрения. Если, проводя научные исследования, ты не будешь высказывать свою точку зрения, то результата не будет. Это люди, отстаивающие свое видение – раз, интеллигентные, образованные – два, и три – ничего не принимающие на веру без доказательств, без фактов, примеров и обоснований.

Воздействие на ученых, преподавателей, правозащитников, активистов, журналистов – часть «зачистки» общества. Ведь загнанный волк, как и загнанный человек, сражаясь за своё жизненное пространство, способен на очень сильные поступки, как в хороших, так и в плохих направлениях. Поэтому мы и видим порой действия, не поддающиеся логике.

Все, кто высказывает свою точку зрения и привык это делать свободно – на них сейчас направлены стрелы. Людям закрывают все возможные каналы для получения информации, создают вакуум, в котором многие дезориентируются, теряются и чувствуют просто-напросто безысходность от того ощущения, что головой стену не пробить.

Но те, кто «зачищает», на самом деле не продвигаются вперед, они ходят по кругу и, наверное, сами понимают, что доживают свое время – потому так озлобленно и набросились на людей, кто хочет донести слова правды.

Родные не питают иллюзий по поводу суда и понимают, что оправдательного приговора точно не будет. Но надежда на лучшее все равно сохраняется:

– Нельзя готовиться к худшему. Даже находясь у кровати умирающего, веришь, что человек еще будет жить. Поэтому умом мы понимаем, что оправдательного приговора в нынешней ситуации ждать нельзя – мы видим, какие сроки дают за каждую мелочь, и как присудили 14 лет колонии Виктору Бабарико, хотя раньше такие сроки, по 15 лет, давали, наверное, только рецидивистам и убийцам.

Но в чудо все равно продолжаешь верить, независимо от того, сколько тебе лет, и надежда умирает последней. В общем, мы еще поборемся – впереди еще будут суды. Хотя абсурдность происходящего зашкаливает, и это самое обидное и самое больное: все понимают, что происходит, а стену пробить невозможно. Но сражаться все равно будем. И в итоге победим.