Бог один, провайдеры разные…

«Мой друг уехал в Магадан…», - пел Владимир Высоцкий, и мы представляли себе заснеженные дали да золотые прииски. Мой друг уехал гораздо дальше – в Индию, в буддийский монастырь. За счастьем? За тайным знанием, которое, по слухам, кроется там? Зачем вообще ему потребовалось переться за тридевять земель, когда, как говорится, и здесь «много вкусного»?

«Не то, чтоб другу не везло…» - эта цитата из Владимира Семеновича тоже актуальна. Макс много лет играл в одной из команд высшей лиге КВН, работал в одном из успешных столичных рекламных агентств, уверенно делая карьеру. Талантливый дизайнер, душа компании, весельчак. Да и вниманием прекрасной половины человечества тоже никогда обделен не был. В общем, никаких объективных причин кардинально поменять свою жизнь вроде как не наблюдалось… И все же.

- Слушай, я с конца начну. Тяжело сюда из Индии возвращаться?

- Да, очень. Здесь другой мир. Да и разница с турпоездкой, которая длится пусть там две-три недели колоссальная. Когда ты живешь в другой стране несколько месяцев, ты пропитываешься ее энергетикой и уже принадлежишь этому месту. Да, ты остаешься европейцем, тебя легко отличить по повадкам, по одежде. Но ты уже живешь другой жизнью. А, возвращаясь сюда, пытаешься совместить несовместимое – жить и той, и здешней жизнью. Это сложно.

Начинается депрессия. Я в нашем аэропорту офигел – стоит толпа встречающих, все в черных, темно-синих, серых куртках. Там все красное, желтое, разноцветное. Здесь – серая масса, даже лица одинаковые – ни одной улыбки. Хотя люди вроде как встречать приехали, а не провожать в последний путь… Здесь серость. Это трудно объяснить – дело не в только в красках. Скорее так - там люди живут, а здесь они как будто все время пытаются решить какую-то архитрудную, не решаемую задачу… Отсюда внутренняя серость.

- В отношении к жизни?

- Общая картина выстраивается из нюансов. Там люди улыбаются. Люди, которые понимают, что у них немного денег. Но они с тобой разговаривают с улыбкой до ушей. Что бы там не происходило… Скажем, человек умер. А они радуются.

Вернувшись сюда, ты еще какое-то время улыбаешься. По инерции. Потом видишь здешние лица и все – ступор.

- Существует точка зрения, что культуры Запада и Востока различаются, в первую очередь, отношением к материальным ценностям. Вот ты говоришь – у них немного денег, а они счастливы.

- Нельзя сказать, что там материальное вообще ничего не значит. И в Индии, и в Непале, и среди тибетцев есть люди, которые хотят быть богатыми. Они посвящают этому жизнь. Особенно таких много в больших городах. Есть те, для кого важно обеспечить семью. Немало и тех, кто вообще уходит в аскеты. Люди разные. Но в общей массе на Востоке к материальным благам относятся проще. То есть ты можешь быть богатым, но это не значит, что ты крут. Богатством не кичатся. Господствует такая точка зрения: сколько бы у тебя не было денег – тебе их достаточно.

- То есть счастье в том, что им хватает?

- Да, именно так. Счастье человека находится внутри его. И зависит от того, как ты относишься к окружающей действительности. На Западе считается, что богатство – это показатель успешности. Там такого нет.

- Там, на Востоке, больше счастливых людей?

- Однозначно да. И дело не только в отношении к деньгам. Но и в отношении к смерти, например. Они спокойно принимают все невзгоды, жизненные проблемы, потому что знают – какую карму ты заработал, что должно с тобой произойти, тем или иным путем произойдет.

Здесь считается, что смерть – это конец всему. Там – нет. Им неважно, когда наступит смерть. Нельзя сказать, что они сидят и ждут смерти, нет. Просто они принимают это как факт. Вот мы сидим и паримся – а если завтра конец, то как же дети, как же фирма? Завещание опять-таки надо написать… Им это безразлично.

При этом они четко понимают - туда ты с собой ничего не заберешь. Поэтому и копить бессмысленно.

- Почему такая разница во взглядах?

- Давай искать, откуда они пошли. Восточное общество – я имею в виду Индию, Непал, Тибет, Бутан, а не Китай, скажем, или Японию - больше занято духовными проблемами, а не материальными. Все, что у нас ассоциируется со счастьем, связано с чем-то материальным, то есть внешним. Обладание, скажем, домом, красивой машиной, миллионом долларов. Там другое – важно то, что внутри тебя. И счастье зависит от этого.

- Ты смог там стать счастливее?

- Проще сказать так: я жил здесь – у меня было одно состояние души. Там - другое. И если сравнить их, то да, я стал счастливее. И мне это нравится.

- А что ты вообще хотел там найти? Зачем ты поехал в Индию?

- Это произошло не вдруг. Все накапливалось. С лет двадцати я по крупицам начал понимать: что-то здесь не так, что-то не правильно. Я помню это ощущение, несмотря на то, что прошло уже немало лет. Ну не может человеческая жизнь быть такой бессмысленной – вот есть голова, забитая всякой ерундой, руки - два отростка. Меня это удивляло. Вот глаза, которые видят. Я вижу. А кто такой этот «Я»? Кто руководит руками? Зачем вообще человек живет? Чтобы работать? А зачем? Чтобы родить детей. А зачем? Чтобы продлить свой род. А зачем? И так до бесконечности.

- Ну, можно не задавать себе таких вопросов. Многие не задают, и живут счастливо.

- А почему не задавать? Вот еще одно поколение, еще одно… А зачем?

- Ну, чтобы не вымереть.

- А зачем?

- Ну, не знаю. Не хочется как-то…

- Но должен же быть ответ на вопрос «почему?» Иначе жизнь бессмысленна. Представь, что ты в течение нескольких лет каждый день ходишь на один и тот же спектакль. Ты уже наизусть знаешь сюжет – начало, середину, концовку. Меняется только игра актеров, да и то иногда. Среднестатистический человек – я, ты, тети, дяди вокруг, все мы ежедневно совершаем совершенно одинаковые действия. Работа, дом, ужин. Ну там, кафе, дискотека..

- …Или пивнуха.

- Да, кому что ближе. Но по сути ничего не меняется. И так человек проводит всю жизнь. Меня удивляет – как люди доживают до смерти, и их это не волнует?

В общем, возникло столько вопросов, что мозг взрывался. Я перерыл кучу книг, и никак не мог найти ответ. Вот, собственно, за ответом я и поехал.

- А почему в Индию-то? Не в Оптину пустынь, не в джунгли Амазонии или к сектантам в Пензу? С чего ты решил, что ответы именно там?

- Сначала я искал ответы в книгах. В христианской литературе, в Коране. Искал в индуизме, в мексиканском шаманизме, в буддизме. Цельного ответа не было. Один мой товарищ сказал умную мысль – Бог один, провайдеры разные. Я понимал, что истина где-то есть, но люди по-разному ее объясняют. И я стал искать «живые», не окостеневшие учения. Таким образом, остались две географические точки – Мексика и Гималаи. Гималаи все же ближе, удобнее. Вот я и поехал.

- Пункт назначения, прямо скажем, весьма пространный.

- Да, куда ехать я не знал. Понимал лишь, что где-то там.

- Подожди. Выходит, ты приехал в Индию и сказал что-то вроде «здравствуйте, а где здесь хранится Знание?»

- Ну нет, не совсем. На самом деле свою роль сыграл его величество Случай.

- Да, я помню, ты говорил, что если это нужно, то все равно случится.

- Точно. Так вот, как-то раз я абсолютно случайно разговорился с одним человеком. Мы даже знакомы толком не были. И вообще это было в другой стране. Кто-то из общих знакомых сказал, что он интересовался буддизмом. Я у него спросил – хочу в Тибет поехать. Я тогда даже не знал, что Тибет уже китайский давно, что там уже и нет ничего, мне нужного.

Он мне эти тонкости объяснил и говорит: так что именно тебя интересует? Я говорю – ламаизм. Причем откуда у меня в голове возникло в тот момент это слово – я тоже не знаю. По крайней мере, раньше я его никогда не использовал. Он мне и объяснил, что ехать надо в Бодхгайю, штат Бихар, Индия. Или, говорит, есть такой городок Бир. Правда, где этот Бир находится, он и сам не знал.

Я беру сумку на плечо и поехал. На вокзале в Дели мне кассир нарисовал карту – где выйти с поезда, где пересесть на автобусы, потому что добраться до Бира, как выяснилось, совсем непросто. Но – оно все складывалось, как мозаика.

- То есть путешествие прошло сравнительно просто.

- Ну да, если не считать индийских поездов, да пары-тройки нюансов. Но их поезда – это, конечно, что-то с чем-то.

- Почему?

- Ну, чтобы понять, в них надо проехать. Скажем, окна у нас в вагонах – большие, хорошо закрывающиеся. Там вместо одного большого окна два маленьких, которые открываются, поднимаясь вверх. И все они открыты настежь. Все время. Причем закрыть невозможно в принципе – ты опускаешь окно, защелкиваешь два шпингалета. Казалось бы все. Но поезд старый, его трясет, все гремит и буквально через несколько минут шпингалеты уже сами собой выдвинулись из гнезд, окно поползло вверх и вот оно уже вновь открыто.

Двери в вагонах не закрываются. В общем, такой сквозняк жуткий, что тебя сдувает. Никакого постельного белья, три полки одна над другой… А как только поезд станет на станции (на улице за тридцать градусов) – тебе сразу жарко, ты от пота весь мокрый. Поехали – опять ветер, холод и сквозняк. Короче, не для слабонервных.

- Столыпинский вагон прямо.

- Ну, вроде того.

- Культурный шок.

- Да, шок. И таких шоков – тьма.

- Какие еще беды есть у индусов?

- Они сами – это уже беда для европейца. И их количество. Дело в том, что многие индусы очень хотят пообщаться с европейцем. С любым. По-английски они говорят неважно, особенно в маленьких городах. Но поговорить хотят все. В результате к тебе подходят через каждые три метра и задают одни и те же три вопроса: «как вас зовут?», «откуда вы?» и «где вы живете?». Получив ответы, индусы уходят счастливые. Но пройдя сто метров и 33 раза ответив на одни и те же три вопроса, начинает закипать самый спокойный и уравновешенный человек.

- Причем дальше трех вопросов беседа не идет?

- Нет. Видимо, на этом их английский заканчивается. А может, дальше им уже не интересно. Не знаю. Им главное факт – поговорить или сфотографироваться с европейцем. У них такой кайф. Причем обижаться бесполезно, они ж как дети. Вскоре от них начинаешь шугаться. Тяжело чувствовать себя в роли обезьяны.

- Но до Бира ты все же доехал.

- Да, меня просто довезли шоферы автобусов. В общем, приехал. Красивенный такой монастырь. Я прямо с сумкой туда, меня встречает монах, предлагает зайти внутрь. Захожу, ставлю сумку на входе, снимаю ботиночки. В храме как раз пуджа (дневной ритуал, молитва). Я первый раз в настоящем буддистском храме. Обошел один круг и сел послушать…

… Где-то через час меня разбудили. У нас все закончилось, говорят. Оказывается, я от усталости просто уснул. Сидя на каменном полу.

И тогда монахи меня расспросили – кто, что, откуда, зачем. Комната, говорят, нужна? Нужна. И я начал встречаться с ламами, разговаривать. Встречался с тогденами, великими йогинами. Так познакомился с Дорзонгом Ринпоче, который стал моим Учителем. Так и началось. В поездках познакомился и с русскими ребятами.

- Русских там вообще много? А белорусы есть?

- Русских немало. Из Питера, из Москвы, из Бурятии. Есть украинцы. Белорусов не встречал. Только одних в Ашхабаде в аэропорту, но летели они не в Индию, а в Таиланд, отдыхать.

- Ринпоче - это имя?

- Это титул, переводится как «драгоценный».

- А барьера не было? Ты европеец, притащился чего-то. Зачем им вообще с тобой разговаривать?

- Никакого барьера. Потому что им все равно – кто ты, как ты выглядишь. Если уши есть и хочешь слышать – можешь придти и слушать. Вот конкретный Учитель может отказаться взять тебя в ученики. Не знаю, почему. Но такие примеры были.

- И почему – не объяснятся?

- Нет. Это только им известно. Но на эмоциях они никогда ничего не делают. Это другое. Ясновидение какое-то.

- Кстати, о ясновидении. Вопрос без которого не обойдешься, наверное. Как там обстоит дело с теми, кто спит на гвоздях, ест стекла, ходит по углям? Короче, творит чудеса?

- Ну, буддисты, насколько я знаю, по стеклу не ходят. Ведь йоги – это главным образом индусская школа. Но у буддистов есть четкое определение, классификация сидхов – сверхспособностей человека. Все зависит от развития. Есть ясновидение, есть левитация, перемещение в пространстве.

Скажу сразу – лично я ничего такого не видел. Хотя знаком с людьми, которые видели такие штуки своими глазами.

- Ну, это всегда так говорят.

- Извини, чем богаты, как говорится. Наш Учитель, другие великие ламы, по рассказам, могут это делать. Вот в Бодхгайе мне говорили, что перед каждым приездом Далай-ламы идет дождь. В любое время года. И это действительно так, в этом я убедился. Может, просто совпадение. Не знаю.

- Ну а если ты придешь к ламе и скажешь – покажи сидхи? Мол, покажи чудо, и я тогда поверю? Вот у Ричарда Баха мессия показывал чудеса…

- Не знаю, не пробовал. Но думаю, что не покажет. Я просто ставлю себя на их место. Я бы не показал.

- Ну да, это же не цирк.

- Да дело даже не в этом. А в том, что сидхи – не основная цель. Как раз наоборот, это побочный эффект, который возникает у людей, которые многого достигли на Пути. И таких людей сидхи сами по себе не интересуют. Есть даже целое учение, чтобы не зациклиться на этом, не остановиться. Потому что, скажем, человек стал летать. О-па, думает сразу он, я крут! Я летаю! А раз ты крут и себя таковым ощущаешь, значит все, стоп, дальше прогресса не будет.

- Ты сказал – «многого достигли на Пути». Давай все-таки попробуем определиться – чего достичь-то нужно? И что такое «многое»?

- Мне бы не очень хотелось об этом говорить, потому что, боюсь, я недостаточно компетентен в этих вопросах.

- И все же. В конце концов, это не проповедь, да и ты будешь говорить о своем субъективном восприятии.

- Это непросто, но я попытаюсь. В буддизме считается, что все, происходящее с человеком, происходит в его уме и из-за ума. Его страдания, привязанности, ощущение счастья – все происходит в уме. И для того, чтобы человек избавился от страданий этого мира и обрел непреходящее счастье, он должен изменить свой ум. Поэтому все в конечном счете и заключается в работе с умом. Но не так – у меня проблемы, невзгоды, а мне все по фиг. Нет. Нужно узнать природу ума – понять, почему и что происходит, что такое твои мысли, откуда они приходят и куда уходят?

Если коротко и пространно, то можно привести такую аллегорию – на небе есть облака, но за ними есть собственно само небо и солнце. Чтобы их увидеть, надо раздвинуть облака.

Теория и практика помогают раздвинуть облака и увидеть чистое небо. Как только ты познаешь свою природу ума, то есть то, чем ты являешься на самом деле, сковывающие тебя мысли, эмоции, тело и так далее поменяют свойства.

- Предположим. Но и в этом случае остается вопрос «зачем?». Зачем все это нужно?

- Зачем идти по Пути? Будда Шакьямуни, кстати, и не хотел изначально рассказывать об открытом им Пути, сомневаясь, что его поймут. Но потом объяснил его с точки зрения страданий. Вся наша жизнь здесь, в сансаре, это страдания. От физических страданий – руку, скажем, порезал, до страдания перемен – например, старение человека. Затем выясним причину страданий. Она в нашем неведении, в наших эмоциях, в нашем отношении к происходящему. В общем, живем, как будто бы и в школе ни разу не учились. Но есть Путь, позволяющий избавиться от страданий и обрести счастье. Настоящее счастье. Разница в том, что ощущение, которое мы называем счастьем, или не постоянно или всего лишь момент прекращения страданий. Это как носить обувь на три размера меньше, чтобы наконец-то ее снять и назвать этот момент счастьем. И так во всем. Все непостоянно и не приносит настоящего счастья. Вот тело стареет, вот эти отростки-руки мешают. Зачем они нужны?

- А чем хватать?

- А зачем хватать? Вот в чем главный вопрос. Этот мир не удовлетворителен. Можно закрыть глаза на это и сказать себе: «Вау, но здесь столько кабаков, красивых девчонок» и так далее. Но безмерно и абсолютно счастливых здесь нет. Даже среди миллионеров, поп-звезд и секс-символов. Но можно обрести непреходящее счастье. Вот и ответ на вопрос «зачем».

И когда ты пробуешь – начинаются первые медитации, первые практики, ты понимаешь – что-то в этом есть. Простейшее – попробуй хотя бы десять секунд подержать свой ум в покое. Мысли прыгают, они неконтролируемы, ум – как бешеная обезьяна. И это одна из проблем. И для себя начинаешь собирать доказательства.

- Наши представления о буддистском монастыре основаны на передачах «Дискавери». А как все происходит на самом деле? Тебя закрывают в комнате, и ты начинаешь медитировать?

- Есть разные школы, разные традиции. В том же тибетском буддизме есть четыре школы. Поэтому и происходит все по-разному. Скажем, школа Гелук более аналитическая, спокойная, основанная на сутрах. Здесь больше размышлений. Считается, что пока ты не заточишь свой ум как карандаш, писать ты не сможешь. Школа Кагъю, скажем, уделяет больше внимания непосредственно медитативным практикам.

- А что такое практики?

- Везде есть два пути – теория и практика. Это необходимо – и в институте, и на заводе, и в религии. Есть книги, где описано – что надо, зачем. Они заставляют задуматься. Практика, или тантра, заключается в том, что на основе сутры ты что-то делаешь. Работаешь с умом, с дыханием, с концентрацией. Скажем, в начале Пути любой должен пройти практику простираний. Человек стоит, визуализирует некий объект, проговаривает мантру и ложится на живот, вытянув руки вперед. И так сто тысяч раз. Ты можешь делать эту практику пять лет или год. Как хочешь. Но смысл ее очевиден – если ты действительно заинтересован в движении по Пути, ты сделаешь эти сто тысяч раз. Если нет – сойдешь с «дистанции», и не будешь занимать чужое и ненужное тебе место. Чем дальше – тем сложнее практики. Говорят, что можно достичь просветления за одну жизнь.

- И что потом? Делал, делал сколько-нибудь там лет и умер.

- Некоторые не умирают, между прочим. Вообще, в буддизме нет никакой разницы – умер ты или не умер. Нирвана, или распознавание природы ума, она ведь внутри тебя, а не где-то снаружи. Единственная проблема – вот это сансарное тело. Но как только ты достиг просветления, оно тебе уже не нужно. И оно тебя не интересует. Как змея сбрасывает шкуру. Так что смерти в принятом здесь понимании нет вообще.

- То есть если ты идешь по Пути, и не доходишь, то в следующей жизни рождаешься в новом теле и продолжаешь движение?

- Совершенно верно.

- Ты собираешься вновь вернуться туда, в Индию?

- Да, конечно. Как только заработаю денег на новую поездку.

- А я думал, монахам деньги не нужны.

- Но я ведь не монах. И не намерен им становиться, по крайней мере, пока. В этом нет необходимости, можно идти по Пути не отрекаясь от мира. Но я знаю – я скоро увижу Индию снова.