«Били в грудь — чтобы синяков не было»

Экс-игрок БАТЭ и «Немана» Геннадий Мардас — о том, как отдавал долг родине.

Известный в прошлом футболист Геннадий Мардас служил в Печах еще до развала СССР. Пробыл там недолго, но общее впечатление составил.

«В Союзе эта часть считалась второй-третьей по строгости», — делает он экспозе, а потом возвращается почти на 30 лет назад — в 1988-й…

«Я тогда играл в дубле минского «Динамо» и в общем-то не думал об армии. Мне обещали, что буду служить на месте, совмещать с тренировками. Тогда многие так делали. Но в какой-то момент все переигралось. Когда впервые пришел в военкомат, за мной приехал Михаил Никифорович Вергеенко. Сказал, что есть отсрочка на полторы недели и что волноваться не стоит. Если ничего не путаю, Анатолий Николаевич Байдачный тогда хотел собрать на базе СКА команду из ребят 1970 г.р., чтобы она потом выступала во второй лиге чемпионата СССР. Вот такая была ситуация. Но во время одной из тренировок первый тренер Анатолий Иванович Боговик отправил меня к Леониду Павловичу Гараю. Тот говорит: «К сожалению, есть проблемы, ничего не получится». Пришел в военкомат во второй раз — забрали в армию. Это был весенний призыв 1988-го года. Из-за отсрочек призвали только в июле, а в июне мне исполнилось 18 лет.

Кто-то, как я, попал в Печи. Кого-то отправили вообще непонятно куда. Печи считались одной из самых строгих частей СССР. Первое время было сложно. «Духи, вешайтесь!» — все по классике. В учебной роте было человек сто, спать нам не давали совсем. Если четыре часа поспал — хорошо. А питание… Меня в первый же день вырвало. Дали что-то наподобие каши и мясо-не мясо, какую-то смесь. Немного попробовал — хана. Только на второй или третий день стал по чуть-чуть хлеб кушать. А так как это делать можно было только в столовой, то на свой страх и риск приходилось выносить хлеб в карманах. Недоедание, недосыпание — тяжело было. И физически, и психологически.

Дедовщина, пастухи, «фанера к просмотру»

Политзанятия — вещь интересная, но всех клонило в сон. Первые минут десять хорошо, а потом отрубает. Если офицер увидит, что глаза закрыты… Не поздоровится. А веки опускаются от изнеможения. Я в армии похудел настолько, что одни уши торчали.

Работы хватало. Постоянно были с лопатой, нас вывозили на полигон. Там я узнал, что такое настоящая жажда. Выгнали нас с утра копать до обеда. А под солнцем жара под тридцать, может больше. Шли туда прилично, копали шесть часов. Назад возвращались бегом. Не потому, что команда такая, а чтобы быстрей к воде. Я целое ведро из-под крана выпил.

Сержанты издевались, но с дедовщиной все было нормально. Сейчас читаю истории, что кого-то просят форму постирать, сапоги начистить, накормить — у нас такого не было. Те, кто отслужил полгода, — это пастухи. Их ставили над нами, а над ними — старшие сержанты. Естественно, был порядок. Если кровать неправильно застелена — получал. Иногда ночью поднимали. Основное — это «фанера к просмотру». Били не по лицу, а в грудь. Мне тоже доставалось. Главное, чтобы синяков не было. Но там знали, куда и как бить.

Однажды сержант сказал мне: «Это ты что ли футболист? В Борисове будет тренировка, сходи в увольнение». Я обрадовался, пошел на Городской, но там никого не было. Видимо, народ не собрался. Постоял там, удивился, вернулся назад в часть. Вот такое увольнение.

«Вооруженка», Вергейчик, сигаретка

В Печи попал Саша Лухвич, но ему повезло. Его Эдуард Васильевич Малофеев вскоре обменял. То есть вместо него на службу отправили другого спортсмена, а Лухвича вернули. В разных подразделениях также были Дима Троско, Володя Малышев, Олег Король, Володя Кравчук, Сергей Максимов, Олег Кимов… Целая команд, почти все одногодки.

Через полтора месяца перевели в спортроту. Собирали команду конкретно на первенство вооруженных сил СССР, или «вооруженку», как мы ее называли. Команда базировалась в Уручье. Вообще, когда меня вызвали в спортроту и я вышел из части, увидел людей в гражданском, это было непередаваемое счастье. Выше крыши, честное слово. А на «вооруженку» съезжались спортсмены со всего Союза, плюс добавлялись наши войска из Германии и, кажется, из Чехословакии. Первый раз на соревнования мы ездили во Львов, туда же попал Юрий Васильевич Вергейчик. Второй — в Севастополь.

В спортроту на Уручье собрали всех, кого могли. Если служишь в Беларуси — заберут без проблем. Сложнее было вытянуть тех, кто уехал служить подальше. Тренировались на поле Института физкультуры. Тогда, в общем-то, играли за институтскую команду — называлась СКИФ. Тренировались и участвовали в первенстве БССР. В спортроте я начал курить. Тренировались со СКИФом на СОКе, в раздевалке было много людей. В том числе ребята постарше. Прямо в раздевалке один закурил, потом второй, третий... И мне так захотелось, что я вспомнил детство. Как у дедушки в деревни брал сигаретку поробовать. Взял у кого-то из ребят, затянуло. До сих пор не могу бросить (улыбается). На то время курить в раздевалке считалось нормальным, никто замечаний не делал.

«Спутник», Горбачев, 21 год

Когда приехали с «вооруженки» в Севастополе, оказалось, у кого-то из спортроты был залет. Там же не только футболисты, но и фехтовальщики, другие спортсмены. Кто-то начудил и всех из спортроты разогнали по частям. Мне оставалось служить месяцев шесть. Приехал в часть, в которой ни разу не был, зашел в штат, а там какой-то дембель навстречу: «Ты куда?» Отвечаю, что увольняться. «Как?! Студент что ли? Только-только указ вышел, а ты уже знаешь!» — говорит. Ну да, я знал. Тогда вышел указ Горбачева, что студенты дневного обучения демобилизуются.

В армию меня забрали после первого курса. Вот в конце сентября и уволился, а так бы до весны служил. Когда уволился, год поиграл у Владимира Борисовича Курнева в «Спутнике». Туда меня не хотели отпускать — думали, буду играть за институтскую команду. А чтобы выступать за «Спутник», нужно было перевестись на заочное обучение. С этим делом мне не помогли. Пришлось взять академический отпуск. В 90-м со «Спутником» стал чемпионом БССР, а в 91-м поехал в Луганск. Закончил Институт, будете смеяться, в 2009 году. Восстановился, когда играл в Гродно, но не получилось сдать сессию — уехал в Симферополь. Приехал — отчислили. Потом восстановился в Минске и все-таки закончил. Получается, на учебу ушел 21 год (улыбается).

Стоит ли молодым идти в армию? С одной стороны, надо попробовать. После этого немножко пересматриваешь отношение к жизни. Эти трудности нужно пройти. С другой — теряешь много времени. Полтора года — большой строк. Сужу по себе: после службы было тяжело влиться в учебу…

Андрей Разин, Геннадий Мардас, Виталий Трубило и Александр Ермакович