Атмосфера хуже, чем в 1930-е? Что репрессии делают с белорусами

С августа 2020-го и по сей день в Беларуси в связи с протестами было возбуждено свыше 5000 уголовных дел. Известия о новых обысках, задержаниях и судебных приговорах приходят ежедневно.

Власти продолжают прессовать несогласных различными способами. Как все это сказывается на белорусском обществе и к чему такая политика может привести? DW поговорила с социологом, историком и психологом.

Реакция белорусов зависит от возраста

Страх усилился, констатирует кандидат психологических наук из Минска Татьяна Синица.

— Сейчас основная работа, которую люди проводят внутри себя, нацелена на то, чтобы справиться с тревогой и страхом, хотя, может, внешне это не сильно проявляется, — говорит она.

И приводит интересный факт из своего опыта преподавателя вуза:

— Ко мне пришли писать курсовые работы, и все поголовно — про тревожность. Выбор темы студенты объясняли тем, что это их реальное состояние.

Восприятие белорусами нынешней атмосферы во многом зависит от возраста. Студентам, активно поддержавшим протесты в прошлом году, сейчас тяжелее всего.

— В этом возрасте хочется, чтобы все было сразу. Этого не произошло, и они потеряны, нарастает нигилизм, — делится своими наблюдениями психолог.

Пожилые белорусы пребывают в состоянии выученной беспомощности. Их позиция: «Что делать, такая жизнь, по-другому не будет».

А люди активного возраста, 35-40 лет, испытывают противоречивые эмоции.

— Некоторые впадают в депрессию. Другие, наоборот, активно поддерживают в себе внутренний огонь, например, оказывая помощь другим, — рассказывает эксперт.

Многие стараются чем-то заниматься, например, учить язык, осваивать новые навыки, чтобы поддержать себя изнутри.

— Это хороший вариант, когда вроде бы ничего нельзя сделать, но и нельзя закиснуть, — подчеркивает Татьяна Синица.

Допустимы ли параллели с 1930-ми?

— Сейчас атмосфера более зловещая, чем в 1930-е годы. И последствия репрессий с морально-нравственной точки зрения более тяжелые, — так воспринимает ситуацию историк Игорь Кузнецов.

Специалист по сталинским репрессиям подвергался травле со стороны провластных журналистов, «небезразличные граждане» не раз писали на него доносы в МВД. В Белорусском государственном университете в Минске он проработал больше двух десятков лет, но сейчас с ним не продлевают контракт.

— Спектр мер воздействия на несогласных большой. И это привело к тому, что активность упала всюду, не только на улице — люди не пишут в Facebook, перестали общаться по телефону, потому что боятся прослушки, — рассказывает он.

В то же время знак равенства между тем, что происходит сегодня и что происходило в СССР в годы Большого террора, ставить нельзя, подчеркивает Кузнецов:

— События в 1930-е годы были значительно более масштабными и кровавыми. Убиты миллионы людей, был ГУЛАГ.

Однако и при нынешнем масштабе репрессии в Беларуси воздействуют сильнее, чем тогда, считает он.

— Если в 1930-е они проводились тайно, то сейчас информация быстро распространяется через интернет и любой случай применения насилия или проявления незаконности попадает в поле зрения общественности, — говорит историк.

Репрессии разрушают государство социальных институтов

Помимо влияния на индивидуальную психику белорусов старший аналитик Центра новых идей, экс-директор института социологии НАН Беларуси Геннадий Коршунов обращает внимание на последствия репрессий на общенациональном уровне. По его мнению, власти разрушают государство как систему социальных институтов.

— Сейчас эти институты выполняют несвойственные им функции и деградируют, — объясняет эксперт.

Как следствие — общество теряет доверие к ним и к государству в целом.

Геннадий Коршунов указывает на то, что в Беларуси сейчас действует не двойная система «общество и государство», а тройная: общество, государство и власти. Репрессии осуществляют именно власти.

— За последние пять-десять лет они начали закукливаться в себе, выстроили параллельную государству систему управления и права. Власти поставили себя в такие условия, когда больше ничего делать не могут, кроме как раскручивать спираль насилия, — уверен социолог.

Для самосохранения режима Лукашенко общество запугивают, чтобы держать его под тотальным контролем. Геннадий Коршунов называет такие действия властей «внутренней оккупацией».

— Режим выкачивает все ресурсы из общества для его ослабления и усиления власти. Это мы сейчас наблюдаем и в экономике, и в отношении человеческого капитала, — считает аналитик.

К чему приведет давление властей на белорусов?

В методах давления на критиков Лукашенко Игорь Кузнецов видит преемственность, сохранившуюся с советских времен.

— Давили на родственников. Люди попадали в черные списки, могли не поступить в вуз. Их выгоняли из комсомола. Устраивали школьную линейку и говорили: «Ты должен отречься от своего отца или матери, потому что они «враги народа». Сегодня линейку не проведешь, поэтому применяется административное и уголовное преследование, — говорит историк из Минска.

Все это, по его ощущениям, создает удручающую атмосферу:

— В 1930-е годы даже в той системе репрессий была надежда на то, что арестовали по ошибке и в Кремле разберутся. Сегодня таких надежд нет.

Если репрессии затянутся, общество будет деморализовано, а процесс адаптации к новым условиям свободы будет длительным и сложным, прогнозирует историк.

Чтобы пресечь критику в свой адрес, власти в Беларуси действуют методом запугивания. Но в том, что с помощью репрессий можно создать общество послушных, социолог Геннадий Коршунов сомневается: 

— Для этого надо полностью отрубить интернет, закрыть железным занавесом границы и расстрелять треть белорусского общества — активных сторонников протеста.

Создать в Беларуси вторую Северную Корею не получится, уверен он, поскольку белорусское общество по-другому работает с информацией и воспроизводит социальные связи.

Запугиванием можно добиться лишь кратковременных результатов, считает Татьяна Синица. Уличная протестная активность жителей страны подавлена. Сейчас же в ситуации коронакризиса и ухудшения экономики государство ожидает от общества помощи.

— Но развиваться ничего не будет, потому что любое насилие имеет эффект затормаживания любой активности, особенно на фоне пугающих обстоятельств, которые сейчас олицетворяют власти, — подчеркивает психолог.

Как белорусам может помочь чувство «мы»

Игорь Кузнецов считает, что уже сейчас надо думать о том, как минимизировать последствия сложившейся ситуации. По его мнению, важна моральная поддержка тех, кто сталкивается с репрессиями.

— Сейчас я по себе вижу, что, когда попадаешь в такие обстоятельства и пытаешься законным путем отстаивать свои права, многие не хотят слушать, считают, что это не их проблема, — отмечает он.

Способствуют ли репрессии возникновению общества равнодушных? По мнению социолога Геннадия Коршунова, безразличие проявляет лишь небольшая группа, и это вполне нормально.

— У каждого человека есть свой уровень риска, на который он может пойти, своя морально-этическая планка. Люди боятся, устают противостоять, у них нет ресурсов, — поясняет он.

В целом Геннадий Коршунов считает, что в обществе доминирует чувство «мы». Белорусы стали «сообществом судьбы», почувствовали объединение в результате двух сильных коллективных травм, пережитых с 2020 года.

С приходом эпидемии коронавируса в Беларусь многие пережили страх смерти и неопределенности.

— И эта травма усилилась, потому власти отказались выполнять функции по защите общества, — отмечает социолог.

Но общество переработало ее в опыт самоорганизации и взаимопомощи. Во второй раз травму вызвал, как выразился социолог, «архипелаг Окрестина» — жестокое подавление протестов после выборов. И сейчас белорусы находятся в процессе переработки этой травмы в опыт, который делает их сильнее, уверен он.

С тем, что чувство «мы», возникшее в ходе протестов, до сих пор осталось, соглашается и Татьяна Синица.

— Это проявляется сейчас в жизненных ситуациях, не связанных с политикой, — отмечает она.

Например, в вузах, чтобы защитить себя и других от коронавируса, студенты совместно добиваются введения дистанционного обучения. В ситуации репрессий можно сосредоточиться на выживании и все остальное ограничить, а можно пусть и маленькими шажками, но двигаться в сторону улучшения, например, делать что-то хотя бы для своего внутреннего состояния, для своих близких. Именно во взаимопомощи психолог видит большой ресурс.

— Помогай другим хотя бы чуточку — и ты получишь улучшение всех составляющих своего психического здоровья. Важно сохранить душу, чувство юмора и отзывчивость. Этого сейчас достаточно, — заключает Татьяна Синица.