75 лет назад нацисты создали первый концлагерь

От Мюнхена до этого маленького городка всего десять минут на электричке. Живописный баварский ландшафт за окном вдруг сменяется серой звукоизоляционной стеной. На привокзальной площади плакат: «Добро пожаловать в Дахау».

Издевательский слоган Arbeit macht frei (Работа делает свободным) разместился на воротах многих лагерей, в том числе Дахау

Чего больше в этом режущем глаз «Добро пожаловать» — кощунственного недомыслия или стремления заявить о возможности нормально жить рядом с ТАКОЙ памятью? Здесь же приглашение в близлежащий «Макдоналдс» и указатель — «К мемориальному комплексу». Шесть километров по отличному шоссе — и вот ворота первого нацистского концлагеря, открытого как «образцовый» в 1933 году. Узники покинули его в апреле 1945-го.

Школа убийств

Тридцатого января 1933 года Гитлер стал канцлером Германии, а руководимая им национал-социалистическая партия (НСДАП) уже в марте стала крупнейшей фракцией в рейхстаге. После марта 1933 года выборы на многопартийной основе в стране больше не проводились: в течение нескольких месяцев законодательство рейха «избавило» Германию от многопартийной системы.

Всеобщая растерянность, слабая Веймарская республика, унизившие Германию версальские законы и, как следствие, тоска по «сильной руке» подарили Германии Гитлера. Многие с оптимизмом наблюдали за устранением безработицы, строительством дорог и подъемом производства. Обескровленная Первой мировой, изнуренная безработицей и инфляцией страна, как казалось многим, воскресала.

Большинство приветствовало «оздоровление нации». Роспуск парламента и запрещение партий? Расистский душок? Закрытие оппозиционных газет? Неприятно, конечно, но это лишь временные перегибы при «строительстве нового общества».

Еще один шаг — перевоспитание «чуждых элементов» в условиях изоляции. Нация поначалу проглотила и это. А потом было уже поздно: жестокое преследование и систематическое устранение политических противников началось стремительно и безостановочно.

3 марта 1933 года, за два дня до выборов в рейхстаг, один из ближайших соратников фюрера Генрих Гиммлер стал главой полиции Мюнхена, родины немецкого национал-социализма. Уже 20 марта на пресс-конференции он сообщил о создании концлагеря Дахау.

На следующий день печатный орган НСДАП газета «Фолькишер беобахтер» («Народный обозреватель») сообщила: «В среду поблизости от городка Дахау будет создан первый концлагерь, рассчитанный на 5 тысяч человек. Сюда будут направлены все коммунистические и социал-демократические функционеры и, если будет необходимо, преступники, угрожающие безопасности государства».

Старая фабрика боеприпасов, простаивавшая со времен Первой мировой войны, стала местом для арестованных со всей Германии и «образцовой школой» убийств. 11 апреля 1933 года лагерь был передан из ведения баварской полиции под контроль СС. С этого момента заключенные лишились всех гражданских прав.

На снимке — модель Дахау. Сам этот лагерь служил «моделью» для всех остальных лагерей

Место для стажировки

Барак-приемная: голые оштукатуренные стены, цементный пол, из окон видны «жилые» бараки и площадь для переклички. Сейчас в этом длинном холодном помещении стоят музейные витрины, в которых размещены нехитрые экспонаты: старые семейные фото, пенсне, бумажники, рецепты на лекарства, удостоверения личности, медальоны, расчески.

Это последние атрибуты нормальной жизни, последние вещицы, благодаря которым человек сохраняет связь с внешним миром, оставшимся по ту сторону колючей проволоки, связь с домом, с семьей. Это все, что осталось в Дахау от тысяч узников.

Под надзором эсэсовцев, который сопровождался обязательными «мерами устрашения» — избиениями и бранью, — изымались личные вещи. Все это в официальном лагерном распорядке дня цинично именовалось «Приветствие СС».

В июне того же года комендантом лагеря стал Теодор Эйке, занявшийся «отлаживанием механизма» уничтожения людей — уничтожения морального и физического. Поминутная, детальная регламентация всего лагерного существования должна была лишить узников воли, свести их с ума, действовать сильнее изнурительной работы. Ибо содержались в Дахау изначально только политические противники. Коммунисты, монархисты, социал-демократы, которые до 1933 года боролись друг с другом, в этой мелочной борьбе пропустили главную опасность. И теперь оказались за колючей проволокой.

Стрижка наголо и полосатая лагерная роба, номер вместо имени и фамилии — так арестант переставал быть человеком, он становился двуногим существом, которому надлежало лишь подчиняться командам, затем, дойдя до полного истощения, попасть в газовую камеру. Будни — каторжная работа, голод, усталость и страх…

За особые успехи на «экспериментальной площадке» Дахау Эйке уже в 1934-м стал начальником всех концлагерей. Дахау стал образцом и моделью «учреждений перевоспитания», которые должны были внушать ужас населению и принудить инакомыслящих к молчанию. Все эсэсовцы, отправлявшиеся на службу во вновь создаваемые концлагеря, проходили обязательную стажировку в Дахау.

Превращение национал-социализма из человеконенавистнической теории в кровавую практику обкатывалось именно в Дахау.

Опыты «доктора» Шиллинга

Вначале власть объясняла нации, что лагеря создаются для изоляции тех, кто угрожает безопасности государства. Однако вскоре в умы стала активно внедряться «гуманистическая» версия — о перевоспитании в лагерях заблудших.

Для подкрепления версии о «перевоспитании» в Дахау, а затем и в другие концлагеря стали доставлять и уголовных преступников. И СС делала «социально близких» начальствующим персоналом над «социально чуждыми».

В течение Второй мировой войны Дахау стал «географической картой»: после аншлюса Австрии здесь появились заключенные австрийцы, после вторжения фашистов в Судеты — судетские немцы, после оккупации Чехословакии — граждане этой страны, затем в Дахау пошли транспорты из Польши и России... Половина людей, загруженных в вагоны для скота, прибывала в Дахау уже трупами.

В Дахау, которому надлежало быть «первым во всем», были впервые — с санкции Гиммлера — разрешены опыты над живыми людьми. И «подопытными кроликами» стали заключенные.

Так называемые эксперименты должны были выявить методы, с помощью которых можно было, например, «повысить выносливость и духовную стойкость» немецких солдат в условиях войны, эффективность излечения «раненых арийских солдат». «Доктор» Клаус Шиллинг начал работу в Дахау в 1942 году, он создал там малярийную лабораторию. Для «изучения возможности эффективной иммунизации» были инфицированы более тысячи узников. Лихорадка лечилась, а процесс заболевания четко фиксировался.

Еще были туберкулезные лаборатории, лаборатории сепсиса и флегмоны. Шиллинг продолжал свои опыты до апреля 1945 года, пока Гиммлер не приказал свернуть «производство».

Целью опытов в вакууме или разреженном воздухе было «изучение нагрузок, с которыми могли столкнуться немецкие пилоты на больших высотах или при десантировании при неожиданном падении давления и снижении содержания кислорода». Унтерштурмфюрер СС «доктор» Зигмунд Рашер в письме к Гиммлеру 15 мая 1941-го поставил вопрос об использовании в несущих смерть экспериментах «профессиональных преступников», так как «добровольцев на эти опыты нет». Гиммлер идею одобрил и лично контролировал ход экспериментов.

Испытуемые направлялись в вакуумные помещения и подвергались воздействию условий, в которых могли оказаться пилоты. Только с середины марта до середины мая 1942 года около 200 узников, в основном политзаключенные и священники, были подвергнуты этим преступным опытам. Рашер докладывал Гиммлеру: «Подопытные после процедур с воздушной эмболией до возвращения сознания доведены до смерти».

Опыты с переохлаждением должны были выяснить, «как можно помочь арийским пилотам, выброшенным в море, избежать последствий переохлаждения». Подопытные по нескольку часов лежали в бассейнах с ледяной водой, затем на них опробовали «различные методы отогревания». Результаты были доложены на совещании в санатории Люфтваффе в докладе «Об опытах охлаждения на людях». К этому времени «доктора» Хольцленер и Финке приостановили работу в Дахау, так как «эксперименты не принесли никаких открытий».

Рашер планировал перевезти свою «лабораторию» в Освенцим и там продолжить огромную серию опытов по охлаждению при свободном падении. В его донесении к Гиммлеру от 12 февраля 1943-го говорится: «Освенцим для подобного рода экспериментов лучше приспособлен, нежели Дахау, так как там природные условия естественно более холодны и из-за большей территории лагеря к эксперименту будут привлекать меньше внимания стоны заключенных подопытных, когда они будут замерзать».

Душевнобольные и инвалиды уничтожались в Дахау (и с начала Второй мировой войны — в других лагерях) не в «экспериментальных», а в «гуманистических» целях: Гитлер санкционировал «очищение расы от неполноценных», назвав это преступление «смертью во избавление».

Не дороже памяти

К апрелю 1945-го в Дахау находилось более 30 тысяч человек. Американские войска, освободившие Дахау 29 апреля 1945 года, обнаружили на въезде в лагерь товарный поезд, полный трупов.

Уже после окончания войны стало известно, что Гиммлер лично разработал план уничтожения всех узников лагерей — бомбардировками или ядами. 14 апреля 1945-го он направил телефонограмму комендантам лагерей: «Ни один заключенный не должен попасть живым в руки врага».

26 апреля семь тысяч узников Дахау были отправлены «маршем смерти» в горы. В тот же день двое бежавших добрались до американских войск, наступавших на Мюнхен, и сообщили им о лагере и оставшихся там тысячах заключенных. Американцы отказались от плана немедленного взятия столицы Баварии, и их танки 29 апреля вошли на территорию Дахау.

В лагере — мертвая тишина. Несколько выстрелов в воздух — и ликующий крик на английском и немецком, мгновенно повторенный на многих языках: «Вы свободны!»

Из 200 тысяч, прошедших через Дахау за все время его существования, погибли почти 32 тысячи человек — это при том, что Дахау, в отличие от Освенцима, Треблинки, Собибора и многих других, официально не был лагерем уничтожения.

Дахау, 1945 год. Американские войска вошли в концлагерь

Иду по пустынной территории лагеря. «Мы скоро закрываемся, если хотите поставить свечку, я открою вам часовню», — предлагает высокий голубоглазый старик в шапке-ушанке, завязанной под подбородком. Он работает здесь сторожем.

«Я нашел это место, когда меня по возрасту уволили с фабрики, где я проработал много лет. Сначала никак не мог привыкнуть, все сопротивлялось внутри: приходить в такое ужасное место каждое утро. А потом подумал: и такая работа нужна. Привык». Ему явно хочется поговорить: «Откуда вы приехали?» — «Из Петербурга». Сторож широко улыбается: «О, знаю, мой отец был там». Спрашиваю, почему-то предчувствуя ответ и потому сразу напрягшись: «Когда?» — «В 1943-м». — «Там он не был, не мог быть — Ленинград никогда не был оккупирован!» — уже клокоча реагирую. «Он был на Ленинградском фронте. Волхов, Луга… Он ненавидел войну. Он был только солдатом, ефрейтором».

Прощаемся, напоследок спрашиваю: «Мемориалы на месте бывших концлагерей есть по всей Германии. Как вы считаете, они нужны сейчас или лучше оставить какой-то один, а остальные снести?». Ответ следует немедленно: «Нужны обязательно. Все. Я знаю, что такое война, от своего отца, мой сын — от меня. Но он должен видеть, что это такое, что это за ужас — война. Теперь у нас иногда говорят, что-де содержать такие мемориалы дорого. Ничего. Не дороже памяти».