«Безумный Макс: Дорога ярости»

В прокате новая глава приключений постапокалиптического воина дорог, оглушительный блокбастер с Томом Харди, Шарлиз Терон и сильным привкусом ретро.

После ядерной войны и еще целого ряда катаклизмов выжившие остатки рода человеческого предсказуемо погрузились в новый каменный век. Земляне поделились на племена и принялись с помощью брутально модернизированных автомобильных средств бороться за два основных ресурса — воду и топливо.

Макс Рокатански, бывший коп, а ныне доживающий свой век бродяга, попадает в плен к вождю доминирующего племени по прозвищу Несмертный Джо. Теперь Максу светит мучительная смерть в роли мясной туши — источника крови, которой подпитываются во время людоедских сафари бойцы Джо. Шанс на выживание герою дает тандем с внезапно вышедшей из повиновения вождя воительницей Фуриозой, сбежавшей в компании господского гарема на поиски полумифических Зеленых земель.

Первые полчаса «Дороги ярости» — чистый адреналин, идеальный аттракцион, рядом с которым любые американские горки покажутся не более чем сонной поездкой по проселочной дороге.

По бескрайней австралийской пустыне навстречу гигантской песчаной буре несутся несколько фур, груженных головорезами, боевыми барабанщиками и одним гитаристом-огнеметчиком. Люди буквально гибнут за металл, главный герой в наморднике болтается на бампере одного из причудливых автомобилей, героиня Шарлиз Терон отчаянно несется навстречу шторму... Тот самый случай, когда фильм нужно смотреть только на гигантском экране IMAX и в 3D-очках, не щадя зрения и прочего здоровья.

Джордж Миллер, автор оригинального и всех последующих «Безумных Максов» (а также «Бэйба» и мультфильма «Делай ноги»), говорит, что его цель была сделать максимально визуальную картину, с минимумом диалогов.

И от того, насколько любовно продуманы детали каждого костюма, насколько тщательно выстроен каждый кадр, действительно захватывает дух.

Также Миллер еще со времен первого фильма (вышедшего, напомним, в 1979 году) настаивает на том, что в основе его саги об одиноком воине не вестерны и самурайское кино, а «Герой с тысячью лиц» Джозефа Кэмпбелла — фундаментальный труд по исследованию героического архетипа в мировой культуре. Фильм за фильмом Миллер очищал своего героя от лишних коннотаций — прошлого, привязанностей, далеко идущих мотиваций. На сей раз он избавил его даже от характера.

Блестящий актер Том Харди весь фильм проводит с одним выражением лица, а разговаривает преимущественно междометиями. При этом Харди не обладает чисто человеческой глубиной и харизмой первого «Макса» Мэла Гибсона, а потому смотрится чистой функцией (или мистическим духом возмездия), но уж никак не мессией в черной коже, которым видел своего героя будущий автор «Храброго сердца».

За счет такой утилитарности заглавного персонажа на первый план естественным образом выходит бритая героиня Шарлиз Терон, которая переигрывает не только своего партнера, но и вообще всех прочих партнеров, хотя с репликами ей повезло не сильно больше, чем Харди.

Впрочем, надо быть последним занудой, чтобы говорить о качестве диалогов в фильме о том, как железо скрежещет и плавится под огнем и пустынным солнцем, — разговоры здесь нужны только для передышек между эпическими погонями, ни одна из которых, впрочем, не превосходит первую. И вот это как раз действительно странно: опытный режиссер Миллер, будто дорвавшийся до большого бюджета новичок, раскрывает все козыри в первой четверти фильма, а все остальное время лишь по возможности ровно держит взятый темп, вместо того чтобы наращивать обороты.

Причин тому несколько. Во-первых, накал и динамика «Дороги ярости» таковы, что иные зрители наращивания оборотов могли бы и не выдержать. Ну а во-вторых, перезапущенный «Безумный Макс» пока, несмотря на все свои достоинства, выглядит скорее работой над ошибками, улучшенной и дополненной версией второго фильма франшизы («Воин дороги»).

Миллер тогда и правда опередил свое время, а нынешние технологии как раз достигли необходимого для реализации его амбиций уровня. Эта интенция сообщает фильму, который должен был стать новым словом в кинематографе, неожиданный, но обаятельный ретроэффект, который в циничный век «Трансформеров» заслуживает всяческих симпатий.