Слюнькин: «Когда уходил из МИД, у меня зарплата не дотягивала даже до 500 долларов»

— В МИД от 40 до 60% сотрудников, которые в целом неплохо разбираются в своей теме, — отметил Павел Слюнькин в интервью Николаю Халезину. — Когда я пришел в МИД, думал, что один с такой мотивацией иду на дипломатическую работу — делать что-то лучшее для своей страны.

Но лето 2020 года показало, что в МИД огромное количество людей, которые уволились, либо сами публично, громко, либо делали что-то, что в итоге привело к их увольнению.

Меня это удивило, я не ожидал такого, думал, что из уволившихся буду один, возможно, еще пару человек.

Но говорить о том, что ушли самые лучшие, не справедливо. Там остались прекрасные люди с точки зрения их компетенции. Но вот с моральной стороны есть вопросики. Некоторые говорят, что украинцы сами виноваты в том, что их убивают. И то, как с этим жить, — это их выбор.

«Существует мнение, что чиновники за свою лояльность получают большие бонусы»

Принцип работы дипломатов, по словам Слюнькина, мало отличается от всего чиновничьего аппарата в Беларуси. Он заключается в том, что от человека требуется только исполнительность и выполнение задач. При этом никаких особых бонусов большинство чиновников не имеют.

— Думать не нужно — нужно выполнить, и если ты выполнишь плохо или кому-то наверху не понравится то, что ты сделал, то ты будешь козлом отпущения.

Но в разных ведомствах по-разному. Условный минсельхозпрод или минпром — это узкая сфера. Чиновники, работающие там, зачастую не видят для себя другого применения. Им сложно, потому что, когда ты становишься частью этой системы, она тебя поглощает, и тебе действительно кажется, что ты себя больше нигде не применишь.

В МИД проще. У тебя есть хорошее образование, ты владеешь иностранными языками и знаешь, как живут люди за границей.

Существует мнение, что чиновники за свою лояльность получают большие бонусы. Ничего подобного, они зарабатывают довольно маленькие деньги.

Льготы, которые им когда-то предоставляли, отняли. Самая забавная из тех, которые остались, это когда у тебя в сентябре в расчетном листке появляется премия «на овощи».

Но бесплатных квартир или еще чего-то особого не выдают.

Допустим, работая в посольстве РБ в Литве (пресс-секретарем — С.), я получал 2200 евро, позже зарплату повысили до 2400 евро.

При этом тебе не нужно снимать жилье, ты оплачиваешь только коммуналку, и тебе предоставляется автомобиль.

Дипломаты так и живут, они откладывают деньги в командировке, чтобы по возвращении протянуть следующую каденцию в Минске. По крайней мере у меня, когда я уходил из МИД, зарплата не дотягивала даже до 500 долларов, была где-то 480 долларов.

При этом никакого завидного соцпакета чиновники обычного ранга не имеют. Социальные блага получают примерно от уровня заместителей министров, министров и выше, или заместителей директоров предприятий и директоров.

Думаю, им, возможно, бесплатно выделяют земельные участки в хороших районах, где они строят себе дома.

А чиновников рангом ниже слишком много, чтобы раздавать им какие-то бонусы. Но они понимают, что если дорастут до определенного ранга, то получат все то же, что и их начальство, — рассказал экс-дипломат.

«Были чиновники, которые могли сказать Лукашенко правду»

Он отметил, что беларусская вертикаль власти построена на принципах страха и запугивания. При этом ей не чужды проявления доносительства, патриархата и сексизма.  

— Например, мою коллегу назначили на должность в одно посольство и при назначении комиссия использовала такие шуточки, что коллега расстроилась и даже плакала. Это просто выходило за рамки нормального, так быть не должно.  

В принципе Советский союз воспитывал эту патриархальность, а у нас в 1994 году к власти пришел человек, который это все культивировал. А за ним — все. 

Моя супруга — тоже бывший дипломат. Она ушла, потому что вышла за меня замуж. Потому что в МИД из-за этой патриархальной темы муж и жена не могут вместе работать.

Система власти в Беларуси выстроена для того, чтобы создавать максимальный комфорт одному единственному человеку, пренебрегая интересами всех остальных, и максимальный дискомфорт для всех остальных, чтобы ты понимал свое место.   Это правда.

На верхнем уровне страха больше. По моим наблюдениям, Александр Лукашенко — очень жесткий человек, он кричит на подчиненных, требует очень многого.

Когда он злится, его подчиненные начинают выполнять любую его прихоть. Они знают, если чего-то не выполнят, их уволят, будут последствия. И этот принцип работает по цепочке сверху вниз. 

Непосредственно у меня по должности прямых контактов с Лукашенко не было. Но однажды я был свидетелем, как он с большой степенью пренебрежения, максимально грубо и жестко ответил моему начальнику на обычное действие по протоколу. Не знаю, может не в настроении был.

Конечно, я видел и другой стиль общения, люди по-разному себя ведут.

Были чиновники, которые могли сказать Лукашенко правду. Особенно я наблюдал таких в правительстве Кобякова и потом Румаса. Например, в экономическом блоке — Каллаур.

Он пришел с конкретной задачей, чтобы не повторился 2011 год. Он предложил провести жесткую монетарную политику, убедил в этом Лукашенко, тот сказал ему что-то вроде «под твою ответственность». В итоге, с того момента у нас больше не было такой ситуации.

При этом Павел Каллаур — не какой-то суперсмелый человек. Он просто технократ, который пришел, убедил, взял на себя ответственность.

Еще был такой Василий Матюшевский, вице-премьер в правительстве реформаторов, так его называли. Он, единственный, кто за всю историю моих наблюдений приходил к Лукашенко на совещания не с ручкой и блокнотом, а доставал свой планшет и помечал что-то в нем.

Это, как мне кажется, была его демонстрация современности, своей автономности определенной, — полагает аналитик.

«Не знаю, может, кто-то на меня после и «настучал»

Он говорит, что мидовские чиновники в разные времена вели себя по-разному, в том числе и с теми, кто сегодня режимом назван врагами:

— Вот вы бы какого учителя хотели, который, получив приказ посадить детей перед телевизором смотреть ВНС, выполнил его, или того, который включил бы беззвучно, а сам играл с детьми в какую-то игру или только создал видимость и выключил через 10 минут?

В условиях, когда нет выбора, я бы предпочел второго. То же самое и с чиновниками. Допустим, во время празднования столетия БНР, события, которому официальные власти Беларуси не сильно симпатизировали, я официально как чиновник приходил на мероприятия в Литве и спокойно общался с представителями разных политических партий, такими как, например, Анатолий Лебедько. Это же было хорошо. 

Экс-дипломат отмечает, что одним из элементов запугивания чиновников являются компроматы, которые режим добывает разными способами.

— Какой компромат может быть на чиновника? Любовница, взятка, какое-то нелояльное высказывание за пьянкой с другом. Потом тебе говорят: «О, парень, так ты себе наговорил на полтора года, но мы верим в тебя».

До 2020 года я мог обсуждать с людьми, которым доверяю, любые темы прямо в кабинете. Некоторые говорили в курилке, но я не курил, поэтому там не был.

Встречал разную реакцию людей. Например, я не скрывал своих мыслей по поводу того, как фабриковали «дело Бабарико». Меня это возмущало, я откровенно делился об этом с коллегами. Или по коронавирусу я говорил, что то, как мы работаем с этой проблемой, полная лажа.

Некоторые со мной это активно обсуждали, кто-то делал вид, что не слышит меня, и боялся, что я его подставлю своими разговорами. Но были и те, кто поддерживал, кто-то шепотом, кто-то громче.

Когда вышел декрет о тунеядцах, я обсуждал это с коллегой на повышенных тонах, и рядом были и все слышали человек десять.

Не знаю, может, кто-то на меня после и «настучал», но последствий для меня никаких не было. В итоге меня повысили.

Я не боялся, потому что считал, что имею право высказывать свою точку зрения и не соглашаться.

Хотя всем известно, что в посольствах есть официально аккредитованные сотрудники спецслужб, и иностранные государства знают, что они отвечают за безопасность.

А есть специальные люди, которые работают неофициально под видом дипломатов. Только они раньше не работали на дипломатической работе, а пришли из миноблисполкома или были, там, помощниками депутата. Думаю, в компании с такими коллегами никто откровениями делиться не будет.

Что касается еще одного компромата — коррупции, она есть и проявляется в разных формах. В МИД, возможно, могут дать взятку, чтобы решить какие-то кадровые вопросы, допустим, устроить на дипслужбу сына или дочку.

Или кто-то хочет помочь какому-нибудь бизнесмену получить визу в иностранном посольстве без очереди. Такие мелкие вопросы. Не исключено, что на топ-уровне решают и более крупные, но в принципе МИД ничего не создает, не производит. 

А вот, например, в минпроме или минсельхозпроде есть тендеры, региональные власти, инвесторы, — замечает Слюнькин.

«Весной 2020 года у Макея было в два или три раза больше контактов с дипломатами из Западных стран, нежели из СНГ или России»

Бывший дипломат рассуждает и о том, как формируется мотивация разных чиновников, в частности, почему сотрудники МИД не поддерживают восточный вектор, в отличие от чиновников из других ведомств.

— Сейчас, наверное, в МИД с европейскими странами нечем заниматься. А с 2014 до 2020 года деятельность была довольно активной и интересной, было много визитов, встреч, переговоров на уровне министров иностранных дел.

Я подсчитал, что весной 2020 года у Макея было в два или три раза больше контактов с дипломатами из Западных стран, нежели из СНГ или России.

Это говорит о том, в какую сторону смотрела беларусская дипломатия, куда она вела эту страну.

Я почти не встречал коллег в МИД, которые были бы русскомирскими, таких, кто кричал бы «давай в Россию». Был один молодой выпускник МГИМО, он пришел с этим всем: «Крым — российский, там все прекрасно». Не я один с ним спорил, но и другие коллеги. Однако за эти дискуссии нас не репрессировали.

Но большинство дипломатов все-таки разделяли идею условной беларусской Швейцарии, которая, просто исходя из своего положения, вынуждена, балансируя, играть на противоречиях и с теми, и с теми. Это, кстати, делал и Лукашенко с 2014 года в таких определенных формах. Кто-то откровенно хотел видеть Беларусь европейской.

Кстати, во время моей работы в МИД, основная задача как раз и была разморозка отношений с ЕС. Мы обсуждали то, что Украина, Молдова, Грузия — на треке интеграции с Европой, а мы нет.

И не однажды европейские чиновники говорили о том, что комфортнее всего работать именно с беларусскими дипломатами, потому что они очень исполнительные.

Что касается вектора, то в других министерствах все иначе. В тех же минсельхозпроде или минпроме практически вся продукция идет в Россию. Это их деньги. Какая Европа — там нужен иностранный язык, они давят евростандартами.

А в России есть «васильич» — всегда договоримся. Культура решения вопросов похожая, язык — общий, рынки налажены. Поэтому и взгляды на РФ разные в разных ведомствах.

Думаю, что и сегодня процентов 30-40 чиновников в МИД все понимают и имеют национальную ориентацию. Однако самое главное — не сколько таких, а сколько тех, кто готов хоть что-то делать ради этого. И вот здесь процент падает до минимума.

Сколько из них при смене политической обстановки будут готовы адаптироваться к проевропейскому вектору? Тут цифра вырастет абсолютно.