Жена олигарха: «Предложение мужа я сочла унизительным»

Наталия Потанина рассказала Ксении Соколовой («Сноб») о том, как во время развода с мужем, миллиардером Владимиром Потаниным, узнала, что у него ничего нет.

— Наталия, на сегодняшний день вы являетесь фигуранткой самого громкого в России развода. Ваш бывший муж, Владимир Потанин, по оценкам Forbes на 2014 год, обладает капиталом в 12,6 миллиарда долларов. В чем суть вашего конфликта и как продвигается ваше дело в суде?

— В суде сложилась следующая ситуация: в декабре прошлого года Владимир Олегович подал на развод. В мае нас развели. На раздел имущества он подал в феврале, не дожидаясь развода.

— И вы не согласились с предложенным им способом раздела имущества?

— Не согласилась, потому что сочла это предложение унизительным.

— Известно, что ваш муж — в бизнесе очень жесткий человек, привыкший ставить задачи и добиваться своего, по большому счету мало считающийся с морально-этическими факторами. Именно такой стиль во многом позволил ему стать одним из самых богатых людей в России и мире. Вы не предполагали, что настанет момент, когда у вас случится конфликт интересов и ваш муж проявит все упомянутые качества в общении с вами?

— Для меня он, наверное, был другим человеком. Я не думаю, что ему свойственна готовность добиваться цели всеми доступными методами, но с тем, что он человек, который всегда идет к заранее намеченной цели и четко просчитывает маршрут, я соглашусь.

— Как вы думаете, почему господин Потанин решил сделать процедуру развода максимально дискомфортной для вас?

— Это для меня загадка. Я вам ответить на этот вопрос не могу.

— Я правильно понимаю, что вы прожили вместе тридцать лет?

— Да, мы со школы знакомы, с девятого класса. Поженились мы в 1983 году на последнем курсе института. Я училась в Московском институте инженеров транспорта, а он — в МГИМО. Мы жили рядом, в соседних домах, в небольшом микрорайоне Давыдково. И поэтому практически каждый день после института встречались.

— Мне трудно представить ситуацию, когда люди, прожившие вместе тридцать лет, в отсутствие острого конфликта, взаимной ненависти не могут договориться об условиях развода. Как вы думаете, в чем причины сложившейся ситуации?

— Я раньше не могла себе представить, что со мной подобное может случиться. Мне трудно об этом рассуждать.

Когда все произошло, я испытала ужасное чувство, поверьте. Мой муж всегда был для меня самым близким, дорогим человеком, которому я абсолютно доверяла. После того как родители постарели, и я вышла замуж, я всегда считала, что, если что-то случится в жизни, мой муж первым придет на помощь.

Этот человек был для меня как... не знаю, как человек-скала, как спинка кресла, на котором я сидела. Человек, которому я верила бесконечно и который был все в моей жизни — и радость, и печаль, и горе, и улыбка, и слезы. Все было в нем!

— Что же могло случиться с ним, с вами, чтобы все так перевернулось? Может, вы не заметили чего-то важного, что за эти годы произошло?

— Наверное, чувства меняются, трансформируются, но я полагала, что этот человек будет всегда рядом со мной.

— Новость о разводе стала для вас неожиданностью?

— Да, полной, я этого не предполагала.

— И что вам было предложено?

— Мне было предложено отказаться... То есть сначала было предложено подписать бумаги, что с моей стороны не будет никаких материальных претензий. Мне было предложено подписать бумаги, что мои интересы в суде будет представлять человек, которого выбрал он. И мне было предложено подписать бумагу, что я не возражаю против передачи денег на благотворительность. Больше ничего.

— Вам было назначено содержание? Возможно, вам предложили отступные — недвижимость, активы, яхту, самолет?

— Если вы думаете, что он мне предложил деньги, яхту, самолет, то глубоко ошибаетесь.

— А почему бы и нет?

— Потому что у моего бывшего мужа ни яхт, ни самолетов нет — так он заявляет в суде.

— А что есть?

— То, что он предложил к разделу. То есть практически ничего. Например, по его мнению, мы должны поделить даже дом на шести соткаx, который построили мои же родители до моего рождения.

Еще мы делим деньги на счетаx и акции. Правда, делим мы иx по состоянию на 2007 год. Нетрудно догадаться, что этиx акций и денег давно нет. То есть мы делим виртуальные деньги. Я ответила на такие предложения «нет».

— Он удивился?

— Не знаю. Мне кажется, никак не прореагировал. Потому что, наверное, был уверен, что я все равно буду вынуждена согласиться.

— Честно говоря, его уверенность можно понять. Выиграть дело у такого противника довольно затруднительно.

— Иметь такого человека в оппонентах — это очень опасно.

— Вам страшно?

— Некомфортно. Если бы у меня была возможность не бороться с ним, я бы, конечно, не боролась.

— У вас есть такая возможность — согласиться на его условия. Может быть, выторговать еще что-то.

— Я считаю унизительным что-то выторговывать у человека, с которым прожила вместе столько лет. В том, что семья обладает таким благосостоянием, есть и моя заслуга. И заслуга нашиx детей.

Я не претендую на половину его состояния, отдавая должное его таланту и труду. Но не считаю правильным предоставить моему бывшему мужу безапелляционную возможность решать за меня, что мне дать или не дать. Я борюсь в том числе за справедливость, за законность. В конце концов, понятия чести и порядочности еще никто не отменял.

— Жаль, что о них обычно вспоминают только тогда, когда начинают делить имущество. Наталия, так долго живя с мужем, вы не могли не замечать, что он имеет, так сказать, два различных modus operandi. В семье он — человек надежный, любящий отец. А вне семьи ведет себя по-другому — жестко, агрессивно, стараясь всегда добиться своего, прогнуть оппонентов и так далее. Вас это не настораживало?

— Смотрите, вы сказали «жестко». Но он и в семье был достаточно жестким. В семье всегда был патриархальный уклад.

— В чем это выражалось?

— Все поступали так, как считал нужным отец. Те решения, которые он считал нужным принять, те и принимались.

— Вас это устраивало?

— Строгость — это рамки. Это же не значит, что не было любви, гармонии, внимания или теплого отношения, в том числе к детям. Все это было. Я считаю, что и дети у нас благодаря строгому воспитанию выросли очень хорошими и достойными гражданами. Они состоявшиеся и интересные личности, которые найдут свое место в этой жизни.

— Когда мы договаривались об интервью для GQ, вы сказали, что хотели бы обратиться именно к мужской аудитории. Чем вызвано это ваше желание?

— Наше общество все-таки более... мужское.

— В каком смысле?

— Идеологию, тренды, мотивации в обществе задают больше мужчины, чем женщины. Поэтому чем более целевая аудитория, тем короче цель.

— И какая цель у вас? Что вы хотите сказать мужской аудитории?

— Мне хотелось бы сказать о том, что если мужчины у нас определяют тот или иной стиль поведения, то они за него должны нести ответственность. Совершая что-либо или предопределяя тренд, влиятельный, имеющий большие возможности мужчина направляет общество на определенный путь развития. Поэтому мне кажется, что Владимир Олегович таким отношением ко мне и к семье показал не очень правильное...

— Что?

— Пожалуйста, помогите мне сформулировать.

— К сожалению, я не могу вам помочь. Потому что вижу в вашем обращении к российской мужской аудитории по поводу неправильного поведения Владимира Олеговича серьезную логическую несостыковку.

Вы апеллируете к тысячам других Владимиров Олеговичей, многие из которых считают вашего экс-супруга супер­успешным человеком и ролевой моделью, и хотите, чтобы эти люди его пожурили за то, что он не хочет отдавать имущество жене. Первый вопрос, который вам задаст мужская аудитория, будет: а какое отношение вы, Наталия, имеете к деньгам вашего мужа?! Это же он их зарабатывал — умом, энергией, рисками, всей своей жизнью, наконец. Почему он должен с вами теперь свое имущество пополам делить?!

— По закону. Мы живем в государстве, в котором есть закон, не так ли? И этот закон трактует, что, ежели в семье есть благосостояние, деньги или имущество, все это положено поделить пополам.

— Вы знаете хотя бы один прецедент, среди даже не супербогатых, а просто богатых людей в России, кто развелся бы пятьдесят на пятьдесят?

— Поэтому я и обращаюсь к СМИ, которые в большой степени влияют на идеологию общества. Кроме того, в нашей стране есть и соответствующий закон.

— Как и прекрасные способы его обходить. Например, трастовые фонды.

— Вероятно, да. Но вы сказали правильное слово «обходить». А правильно ли обходить закон, манипулировать законом? Правильно ли использовать свое положение, трактуя закон в своих целях?

— Правильно или неправильно, здесь так делают все, кто имеет такую возможность и не имеет моральных ограничителей. Вы не можете этого не знать.

— Я знаю. И хочу привлечь к этому внимание в том числе и через это интервью.

— Понятно. Давайте поговорим о технической стороне вопроса. Имущество господина Потанина находится в трастах. Прежде чем его делить, его принадлежность надо доказать. В России и за ее пределами. Я знаю, что в России вы последовательно проигрываете все процессы.

— Да, это так.

— Почему?

— Почему... Сказать, что судьи меня не слышат, наши доказательства не принимают, не хотят видеть подоплеку того, что происходит, значит не сказать ничего.

— Как вы думаете, в чем причина?

— Возможно, действует магия имени, влияния или даже магия цифр.

— Правильно ли я понимаю, что вы столкнулись с ситуацией, когда закон говорит одно, а в реальности происходит другое?

— Да, но если есть цель, ее надо добиваться, надо в нее верить.

— Огласка — одно из средств борьбы?

— Если моя история станет достоянием публики, это поможет многим призадуматься, а возможно, будет способствовать справедливому принятию решений, в том числе и в суде. Общество не должно мириться с бесправием. Искренне верю, что мой голос будет услышан.

— С вашего позволения я еще раз спрогнозирую реакцию вашей целевой аудитории – мужчин. Они назовут ваши интервью «бабскими методами», истерикой и соплями. И пожелают твердости Владимиру Олеговичу в борьбе со склочной бывшей женой.

— Факт публикации этого интервью в мужском журнале говорит о том, что я именно хотела избежать любых «соплей и истерик». Я просто хочу рассказать о том, что делает и как чувствует себя женщина, с которой феноменально, необъяснимо бессовестно поступил человек, с которым она прожила три десятка лет и от которого родила троих детей. Я могла бы рассказать о том, что чувствуешь, когда вокруг тебя рушится весь мир и мужчина, которому ты доверяла, тебя предает, но мы же договорились без истерик.

— Вы инициировали процессы и разыскиваете имущество Владимира Потанина на Кипре и в США?

— В Америке мы начали процедуру «Дискавери»: это не суд, а процесс поиска имущества, который идентифицирует активы и их владельца. Это было инициировано в помощь русскому суду, потому что найденную информацию можно использовать в других юрисдикциях.

— Это дорогие процессы?

— Они оказались дороже, чем мы предполагали, поскольку процесс затянулся, оппоненты оказывают сильное сопротивление. Представлено огромное количество документов, которые надо изучать, это требует времени, а время стоит денег. Но я надеюсь, что эти документы помогут.

После ряда процедур мы надеемся, что сможем законно использовать полученную информацию и в других юрисдикциях, в том числе на Кипре, где мы также подали иски о заморозке активов. Все это мы планировали в поддержку российского суда. Но оказалось, что российский суд с большой неоxотой оперирует понятиями «бенефициар» и «трастовая собственность».

— Что значит «российский суд не оперирует понятием «бенефициар»?

— Законодательство в России пока не охватывает все аспекты бенефициарной собственности. Суды общей юрисдикции в редких случаях готовы углядеть за сложными схемами владения реального собственника. Невозможно прийти в российский суд и подать иск о разделе имущества, принадлежащего какому-либо трасту.

В начале интервью вы упомянули яхты и самолеты. Да, есть и яхты, и самолеты у Владимира Олеговича. Но формально у него нет ничего, кроме того, что было приобретено в 1980-е годы. Больше ничего ему как физлицу не принадлежит. И яхты все оформлены на трасты, и самолеты. Не принадлежат ему ни «Лужки», ни «Дмитровские просторы», ни «Норильский никель» – никакие активы вообще. Все оформлено на трасты. На Кипре или на Британских Виргинских островах. Даже дом, в котором я живу, и тот в трасте, оформлен на компанию, никакой прямой связи с Владимиром Олеговичем не имеющую.

— Но ведь Владимир Олегович Потанин — не чужой вам человек. Вы были вместе тридцать лет. Вы не пытались ему как-то по-дружески сказать: «Вова, давай не будем позориться на весь мир и решим по-человечески. Мне не нужна половина твоих миллиардов, отдай мне дом такой-сякой, такую-то сумму и живи спокойно»?

— Я изначально попросила у него незначительную сумму, но он мне в ней отказал. Сказал, что мне деньги не нужны.

Я не понимаю, почему Владимир Олегович наделил себя правом решать, что мне нужно, а что нет. По-человечески меня его решение поразило. Мне казалось, что это просто... нерационально.

— Нерационально — очень точное слово. Именно это меня и удивляет в вашей ситуации. Ваш экс-супруг действует так, как будто вам за что-то кроваво мстит. Трудно себе представить, что так может вести себя респектабельный публичный человек, активно занимающийся благотворительностью, всегда декларировавший приверженность семейным ценностям. Этот развод, огласка — прежде всего репутационные потери.

— Его поведение мне кажется нелогичным, излишним, выбивающимся из всяких рамок. Не имеющим отношения к моему мужу, которого я знала все эти годы.

— Вы сейчас находитесь с ним в контакте? Можете ему позвонить?

— Все на самом деле гораздо хуже. Нашему младшему сыну пятнадцать лет. Ребенок несколько месяцев не разговаривал с отцом, отец его не спрашивал, как он живет, чем интересуется, хотя бы просто — как он себя чувствует? С 25 декабря они с отцом не общались. Отец сказал ему, когда они последний раз говорили: «Больше не звони».

— Как эту ситуацию вообще ребенок воспринимает?

— Василий не имел возможности поговорить с отцом, чтобы разобраться в мотиваx его поступка. В сложившейся ситуации он оказался просто ненужным.

— А как со старшими детьми?

— Анастасия работает в одной из компаний «Интерроса». Иван после первой же попытки разобраться в происходящем был выгнан из компании, которая принадлежала структуре Владимира Олеговича. Мало того что выгнан, во все инстанции были написаны уведомления об отзыве его рабочей визы.

— Вот как... Но тогда все выглядит еще более странно. По какой-то причине господин Потанин внезапно стал считать врагами не только свою жену, но и собственных детей. И причина эта, как вы говорите, в весьма скромной доле имущества, которую он не хочет по закону вам отдавать. Вы раньше замечали, что ваш муж страдает подобной патологической жадностью?

— Раньше не замечала. Сейчас Владимир Олегович действительно пытается вредить везде, где можно сделать больно. Он очень властный человек, но жадным я бы его не назвала. Мне казалось, что у меня муж щедрый и порядочный.

— Тогда, возможно, у него просто есть другая женщина?

— Сейчас выяснилось, что есть. Отношения длятся минимум три года.

— И вы не знали об этом?

— Нет.

— Не знали или не хотели знать?

— Как сказать... Честно, не видела. У меня был, может быть, момент в жизни, когда я подозревала, что нечто такое происходило. В конце концов, можно влюбиться, всякое может случиться, чувства же приходят иногда внезапно и независимо от наших желаний. Поэтому в ситуации, когда мы уже прожили много лет, мне казалось нормальным рассказать, если вдруг случится что-то подобное.

— Вам правда так казалось? И что бы вы ответили?

— В такой ситуации я сама бы предложила ему развестись.

— То есть жить параллельно с другой семьей вы бы не стали?

— Нет, не стала бы.

— Почему? Вы его любите?

— Мне казалось, что безумно.

— А сейчас?

— Сложный вопрос. Хотелось бы на него ответить «нет».

— Вернемся к вашему суду. Какой результат инициированных вами процессов вас бы удовлетворил?

— Больше всего меня бы устроило, если бы мы смогли договориться. Это был бы лучший выход для каждого из нас.

— Вы предлагали переговоры?

— Да, но ответа не получила.

— В случае если договориться не удастся, что бы стало для вас приемлемым вариантом решения?

— Wish list еще не составляла. Точно могу сказать, что хотела бы оставить себе дом, в котором жила моя семья и из которого нас сейчас пытаются выселить.

— У вас до этого дошло?

— Увы. Нас выселяют, на нас подали очередной иск в суд — сначала об арендной плате, потом о выселении, теперь уже об упущенной бизнес-выгоде.

— Похоже, ваш экс-супруг решил разбираться с вами «по понятиям».

— Именно так. И я вынуждена перевоплотиться из женщины в самурая, защищающего себя и детей.

— Наталия, поправьте меня, если я ошибаюсь. Но, возможно, в том, что вы рассказали про выселение вас из дома и так далее, и содержится ответ на вопрос: что же случилось с Владимиром Потаниным?

Нужно просто попробовать посмотреть на ситуацию с точки зрения криминальной этики. Поскольку эта этика предельно шовинистическая, в ее рамках женщина, бывшая жена, — никто и права голоса не имеет. Пахан просто ставит перед фактом. «Деньги тебе не нужны, сиди под плинтусом, я сказал».

И тут случается неожиданное — вместо того чтобы делать, что велели, вы идете в суд. Это, разумеется, вашего экс-мужа страшно бесит. И с вами начинают разбираться «по понятиям» — выселять, прессовать и так далее.

— Да, в целом я с вами соглашусь. Мало того, в этой ситуации под плинтусом оказываются все моральные устои общества. Любое противодействие игнорируется или подавляется силой или деньгами.

— Если вы согласны, то должны понимать, в какую игру вступаете, и как с вами будут себя вести. Все то российское мужское сообщество, к которому вы пытались обратиться, будет настроено против вас. Потому что вы собираетесь противостоять смеси криминальных понятий и шовинизма, которыми пропитано мужское население современной России за крайне редкими исключениями — снизу до самых верхних слоев. Особенно верхних слоев, потому что большие деньги развращают и позволяют «понятиям» проявиться во всей красе.

Яхты и джеты, коллекционирование искусства, рассуждения про семейные ценности и благотворительность — в нашем случае только попытки завуалировать правду. А правда в том, что эти люди, когда им что-то активно не нравится, моментально теряют лоск и начинают вести себя как отморозок в ватнике из пятого барака. То, как ведет себя ваш муж с вами, к сожалению, очень яркое и очень печальное доказательство моей правоты. Никакого иного объяснения тому, что взрослый человек не может договориться с женой, с которой прожил тридцать лет, я не вижу. Вы уверены, что у вас, женщины, достаточно сил, чтобы ввязываться в такую драку?

— С каким человеком я борюсь — я понимаю. Какими качествами он обладает, для того чтобы быть победителем, я тоже знаю, какой целеустремленностью и какой порой маниакальной уверенностью в своей правоте и целях. Поэтому я думаю, что мне будет нелегко.

— У вас есть хотя бы один козырь — доскональное знание противника.

— Так наоборот, я не знала противника, раз оказалась в такой ситуации.

— Предположу, что вы знали, просто не хотели это знание в себя впускать. Потому что тогда вам пришлось бы отдать себе отчет в том, что перед вами не только надежный, добрый и щедрый муж, любящий отец, а кто-то еще.

— Мне все же кажется, что он не был таким. Он изменился. Знаете, что самое тяжелое во всем этом? Необходимость полностью убить в себе доверие. Отучить себя верить. Это самая страшная вещь!

— Допустим, вы выиграете процессы и получите какую-то часть активов мужа. Что вы будете делать? И что будет, если вы проиграете?

— Честно говоря, я надеюсь выиграть. Я не закладываюсь на проигрыш.

— Но даже если не будет денег, жизнь-то не кончится.

— Конечно! Есть вещи поважнее денег. Хотя деньги, согласитесь, важный элемент существования. Без денег тебе вряд ли удастся сделать то, что хотелось бы.

— А что бы хотелось?

— Никаких особенно экзотических пожеланий у меня нет. Не думаю, что начну скупать бриллианты на аукционах — я к ним достаточно равнодушна.

— Может, зря? Может, поэтому вашему мужу и казалось, что деньги вам не нужны?

— Деньги зарабатываются трудом, сколько бы их ни было, это все равно труд. Возможно, он несколько переоценен, но это труд по-любому. К этому надо относиться с уважением. Поэтому я, наверное, никогда и не тратила деньги, сколько бы их ни было.

Для того чтобы купить себе лишнее, надо себе морально это позволить. Мне было достаточно того, что я имею. Поэтому каких-то таких страстей, которые меня обуяли бы, и я хотела бы купить что-то необыкновенное, не знаю, шикарный дом, бриллианты, таких желаний у меня нет.

И потом, я же относилась к этому богатству как к своему, это были деньги семьи, зачем же их тратить просто так, впустую? А теперь я понимаю, что деньги мне очень даже нужны и я знаю, на что их потратить.

— На что?

— Деньги могут многое. Иногда они действительно создают жизнь, спасают от смерти, дают возможность найти уникальных людей, напечатать уникальную книгу или отреставрировать музей, который дорог был с детства, с какой-то твоей юношеской поездки. Можно помочь музею отреставрировать картины, которые лежат в запасниках, которые никто никогда не видел, потому что они просто гниют в подвале. Деньги могут работать, могут принести очень много пользы!

— По-моему, то, что вы сказали, замечательно. Помимо всего грустного и нудного ваша история дает вам возможность прожить еще одну, совершенно новую жизнь. И все благодаря вашему экс-мужу. А влюбиться хотели бы?

— Скорее, xотела бы найти человека, который был бы рядом, был бы дорог и которому я была бы нужна и дорога. Как говорила Одри Хепберн: «Если есть искорки в глазах, значит, вы видите добро в людях». Я предпочитаю все-таки добро в людях видеть.

Да, мир жесток, власть и деньги значат очень много, зло и несправедливость часто побеждают. Но, несмотря на это, надо идти и добиваться своего, если ты уверен в своей правоте и честности.

— К сожалению, это трудно доказать обществу, которое молится на власть имущих и привыкло безропотно подчиняться сильному, богатому и так далее. Я понимаю, что это ничто в масштабах вечности и добро все равно победит, но вашу задачу современное положение дел сильно затрудняет.

— Я понимаю. И, кстати, считаю, что в ситуации с разводами виноваты не только мужчины. Женщины слишком многое терпят и соглашаются на то, на что ни в коем случае нельзя соглашаться.

— А вы никогда не соглашались?

— Наверное, и я тоже создала себе эту проблему. Потому что, будь я более агрессивной, более жесткой, более строгой, более въедливой, было бы все по-другому.

Но у меня был принцип — я всегда уважала его собственное «я». Бизнес — это тяжело, и мне всегда его... не то что было жалко, это неправильное слово, но я уважала то, как он работает. Работал он действительно много, ответственность была большая.

— Как бы вы могли описать ваше состояние сейчас? Вам больно, обидно?

— Здесь слово «обида» не подходит, здесь что-то другое, такое большое. Здесь и обижаться как-то нелепо... Главный и единственный человек, каменная стена, скала в один миг оборачивается пропастью. На кого обижаться?! С кем бороться? С этой вселенской дырой?

— А нипочему! Просто он решил, что будет так. И он решил, что его отношения со мной в этот день просто банально закончились. То есть он сможет уйти и просто выкинуть меня из жизни.

Поэтому у меня выбора не было. Был бы шанс получить какое-то предложение, какую-то дискуссию, обсуждение, сохранить лицо, это было бы другое дело! Но не было ни-че-го!

Я понимаю, я не воин. Но у меня же внутренние устои какие-то есть, свое достоинство, у меня тоже есть понятие ценностей, я что-то собой представляю! И если так ко мне относится самый близкий человек, как мне потом строить отношения с детьми, с друзьями, с обществом?!

— Ваш муж, скорее всего, прочтет это интервью. Что бы вы хотели ему сказать?

— Я не смогу ничего донести до человека, который затеял против меня войну. Потому что тот Владимир Потанин, который со мной сейчас судится за имущество, это не мой муж, с которым я жила, которому я рожала детей. Это вообще другой человек. Мой Владимир Потанин для меня уже умер.

Справка

Активы Владимира Потанина, которые по закону при разводе пришлось бы разделить с женой, но они как бы ему не принадлежат

— ГМК «Норильский Никель». Через сеть офшорныx компаний оформлено 30,27 % акций.

— Горнолыжный курорт «Роза Xутор». Через офшор.

— Оператор и владелец сети грузовыx терминалов в аэропортаx ООО «Интерпорт» (через кипрский офшор).

— Активы в недвижимости – владение через кипрский офшор в ООО «Интеррос Эстейт», ООО «Лукино Девелопмент», ООО «Силикатный плаза», ООО «Дмитровские просторы».

— Сеть кинотеатров «Синема парк» через офшор.

— Несколько заводов по производству кабелей и сопутствующей продукции для электросетей ЗАО «ПК-2», ООО «Севмор­кабель», ООО «АКГ», ООО «Азовкабель».

— Производитель медикаментов ООО «Петровакс фарм» через офшор.