«Вместо душа сказали: «Это вам не пионерлагерь «Солнышко»

— Две тетрадки с рисунками у меня отобрали. Сейчас пытаюсь их восстановить, — накануне собеседница вернулась после 30 суток административного ареста. — В ЦИП в двухместной камере нас было шесть человек. Я спала на полу. Пол там деревянный, поэтому сносно. Но это были как раз те самые дни, когда начали травить хлоркой.

В тот день, когда я туда попала, камеру первый раз залили и в ней жутко воняло. До этого, рассказали девочки, ничего подобного не было. Утром во время «шмона» им сообщили: «У вас чистый четверг» — и бросили на пол несколько таблеток хлорки, а потом залили все это ведром воды. Кто-то из охранников успел шепнуть: «Убирайте быстрее, иначе не сможете там находиться».

Действительно, если успеть выловить таблетки до того, как они полностью растворятся, будет легче, и в тот день девочки успели. 

На следующее утро нам объявили уже «чистую пятницу», но выловить таблетки мы не успели и чуть не задохнулись. Дверь они закрывают, окна тоже.

Еще в ту же пятницу у нас зачем-то забрали все пакеты. Передачи, которые нам принесли перед  утренней проверкой, просто выкинули на кровати. На следующий день меня перевозили в Жодино. Пришлось завязать рукава своего свитера, чтобы упаковать туда вещи.

Заключенные спят днем в «слепой зоне»

Несколько первых дней в Жодино, говорит Татьяна, были относительно спокойными: «не жестили, не хамили», выводили на прогулку каждый день, в душ водили через день:

— Но с 1 апреля все изменилось. Мы даже сначала приняли все за шутку. Отобрали матрасы. После прогулки мы ждали, что нас, как и до этого, поведут в душ. А нам говорят: «Вы что о***и? Это вам не пионерлагерь «Солнышко».

Потом к нам в камеру начали заводить новых девчонок. До этого нас было 9 человек на 10 мест. Когда пришла первая, мы подумали, что просто доукомплектовали камеру. Но потом стали заходить друг за другом еще семь человек. Мы дали им одеяла на пол. Но позже и одеяла забрали.

Когда мы попробовали сказать о нарушении прав, нам ответили, что наши права никого не волнуют, потому что у них есть устав.

В Жодино собеседницу переводили в другие камеры дважды. В последней на 10 мест собралось 16 человек, и уже Татьяна целую неделю спала на полу. 

— Яркий свет горел круглосуточно. Плюс нас стали будить по ночам и устраивать перекличку. Но если мы могли даже лежа ответить, то ребят, слышали, заставляли вставать. Их будили по два раза за ночь, нас — один раз.

Однажды ночью охранники надели балаклавы и вообще стали мужчин выводить в коридор. А сами шли искать бутылки. Их после 1 апреля забирали у всех. В нашей камере из 12 оставили только 3. Объяснили профилактикой коронавируса.

Охранники забирают бутылки

На самом деле бутылка в камере — очень важный предмет и для питья, и помыться, и воду согреть хотя бы до комнатной температуры. Потому что если все время пить холодную, а в Жодино из крана идет только ледяная вода, можно заболеть. 

В душ нас стали водить раз в неделю, но хотя бы не отменили прогулки.

Нам объяснили, с чем связаны ужесточения. Якобы кто-то в интервью рассказал, что в Жодино задержанных избивают и травят хлоркой. Лично я во время своего пребывания такого не видела.  

Охранники жаловались, что после этого интервью их стали «травить». Пытаясь оправдаться, нас ставили к стенке и спрашивали: «Вас били, хлоркой травили?». Мы отвечали «нет».

Но на вопрос, синие ли у нас попы, я ответила утвердительно. И это было правдой, потому что от металлических лавок мы все реально были в синяках. Охранник посмотрел на меня и уточнил: «От скамеек не считается».

В Жодино с самого начала не разрешали сидеть на кроватях. Встаешь, скручиваешь постель, и сидеть можно либо на этих лавках, либо на полу. Сидеть на лавке целый день невозможно: это больно, отекают ноги, спина. Мы знали, где «слепые зоны», и там днем по очереди спали.

У меня обострилась грыжа позвоночника, стало отдавать в руку. Спросила, можно ли мне немного изменить режим, так как не могла долго сидеть. Ответили, что «тут у всех грыжи», и не разрешили. 

Но одной женщине скорую все-таки вызвали, у нее давление было больше 200. Не знаю, почему врачи ее не забрали в больницу, но ей разрешили постельный режим, видимо, испугались, что с ней действительно что-то может случиться, — полагает собеседница «Салідарнасці».

Сокамерниц за месяц у Татьяны было много. Большинство, как и везде — «политические».

— Самое классное там — это то, что вокруг тебя люди с горящими глазами. Ты понимаешь с первых минут, что находишься среди своих. Восхищаюсь Настей Петровой, скрипачкой, которую потом уволили из Оперного театра. Она с подругами вышла из пиццерии с пиццами и их забрали прямо на крыльце. Всем дали по 15 суток. Они рассказали, что в РУВД 25 марта было очень много людей с пиццами и даже один разносчик.

Несколько дней с нами в камере была футболистка «Минска» Ульяна Асаула, ей дали 13 суток. Еще в ИВС на Окрестина мне посчастливилось познакомиться с прекрасной женщиной Галиной Гуленковой, одной из пенсионерок, которых задержали за чтение белорусских книг в электричке.

Двух студенток из Польши мы в шутку называли «польскими кукловодами», а они учили нас языку.

Была логопед, была бухгалтер – очень эффектная женщина в возрасте с внешностью француженки. Столько разных людей я нигде бы не могла встретить!

С нами сидели две наркоманки. У одной был ВИЧ, она украла что-то из магазина и ей дали 7 суток. Эти девчонки нас очень жалели, увидев, как к нам относятся.

Одна женщина попалась выпившей на детской площадке во дворе, получила 5 суток. Она все время молчала, а перед выходом призналась, что раньше никак не относилась к происходящему, но теперь поняла: то, что делают с «политическими» в тюрьмах, ненормально. 

Бездомная, которую задержали неизвестно за что

Вспоминая тюремный быт, собеседница рассказала о том, что хранят в «общаке» в каждой камере. 

— У нас было два «общака», один с едой, второй с остальными вещами (прокладками, шампунем, одеждой). «Общаком» заведовала одна из нас, она сортировала вещи, собирала пакеты первой необходимости для новеньких. Так везде. Я сама попала в ИВС на Окрестина в том, в чем была, а уезжала оттуда уже «с приданным», мне дали все необходимое, даже трусы.  

Передачи передавали всегда, правда, после 1 апреля стали изменяться правила относительно того, как долго мы могли ими пользоваться. Сначала время не ограничивали, и мы ели все аж до следующей среды. Потом сказали, что мы должны все съесть до воскресенья, остальное забрали. Затем сократили время до субботы, и последний раз передачи принесли в среду вечером, а в пятницу утром их нужно было отдать.

Учитывая это, могу передать родным, чтобы складывали не только «живые» витамины (лимоны, лук, чеснок), которые невозможно съесть за ограниченное время, и их могут забрать, но и в таблетках. Еще в каждой передаче был пакетик, видимо, от волонтеров, с гигиеническими принадлежностями, шампунем, гелем, — рассказала Татьяна.

Она говорит, что такой солидарности и взаимопомощи, как в заключении в течение этих 30 суток, не ощущала никогда. А еще сплошной креатив. Что можно делать, когда у тебя, казалось бы, отняли все предметы для времяпровождения: книги, ручки, тетради? 

Девочки гуляют

— После 1 апреля у нас забрали все, что могло, по их мнению, нам как-то облегчать жизнь. Те же маски для сна, у меня забрали две тетради рисунков и тетрадь с уроками польского языка.

Но мы продолжили заниматься и польским, а я – еще практиковать белорусский.

В форме игры мы рассказывали истории своей семьи. Как в клубе анонимных алкоголиков кто-то говорил: «Я Наташа, мне 27, родилась там-то». Ей все отвечали: «Здравствуй, Наташа».

Делали зарядку каждый день, особенно всем нравился лимфодренажный массаж лица, после которого на воле отметили, что я очень хорошо выгляжу, несмотря на то, откуда вышла, — смеется собеседница. — В разных камерах сидели фитнесс-тренеры, косметологи, они обучали своих сокамерниц, и с ними, поскольку всех постоянно переселяли, массажные практики расходились по всему изолятору.

Еще наши девчонки каждый день устраивали «экскурсии» по разным городам и местам. Кто-нибудь говорил, а давайте, допустим, сходим в парк Победы, и «отправлялся», описывая то, что видит на своем пути. Получалось очень забавно. 

Много пели. Несмотря на постоянную смену состава камер, среди нас все время оказывался кто-то с прекрасным голосом. Какое-то время, например, это была Настя Петрова. Пели в камерах и во время прогулок. Пели громко, после чего нам даже угрожали перестать водить на прогулки: опять говорили, что это не пионерлагерь и мы не должны здесь веселиться. 

Как-то переделали песню «Я солдат» группы «Пятница». Пели «Я змагар, меня забрали за флаг БЧБ на окне, я сам об этом не знаю, но мне сказали на суде». Это, кстати, было по мотивам реальной истории. У нас была женщина, которую судили за то, что у нее на окне флаг, и даже показали фото, на котором действительно в ее окне кто-то держал флаг. Но она сказала, что никакого флага у нее никогда не висело, а фото могли сделать во время обыска в квартире.

Во время прогулок громко играло радио, государственное и Би-Эй. А иногда они просто включали записи «своих» песен, типа «Любимую не отдают».

Перед выходом у меня проверили все, даже прокладки разворачивали. Искали записки, которые могли передать родным сокамерницы. На одном конверте у меня было записано два номера. Конверт забрали. В чем смысл этого идиотизма, непонятно, люди просто хотят знать, что с их родными, что в этом страшного? Похоже, что они вредят ради того, чтобы навредить, без смысла.

Но я все равно сумела передать все, о чем просили, — подытоживает Татьяна.