Юрий Пудышев: «От минского «Динамо» мне презентовали хорошую девушку»

Знаменитый белорусский футболист, чемпион СССР Юрий Пудышев – о женщинах, о ваннах с шампанским, о потасовке с Юрием Курнениным, а также о том, как Бесков и Яшин отправляли Голодца за коньяком.

С Юрием Пудышевым я познакомился в 90-х годах. Знаменитый футболист московского и минского «Динамо», чемпион СССР говорил такое, что я перечитывал по третьему разу – не веря глазам.

Особенно помнилась история про Якутск – там Пудышев то ли тренировал, то ли доигрывал. Сформулировав якутскому начальству условия просто и хорошо: «Женщина мне нужна бальзаковского возраста и ванна из шампанского».

И привели! И женщина была хоть куда, и ванна – смухлевали якутские в мелочи. Налили в ванну не шампанское, а пиво. Пудышев не обиделся.

Как-то разговорились мы на сборах с Игорем Криушенко, только-только выведшим «Сибирь» в премьер-лигу. В те же годы он играл в Якутске – и подтвердил: все было. Пудышев – Мюнхгаузен, который не врет. И ванна была, и женщина бальзаковского возраста.

Особенно прекрасными казались рассказы ветерана о женщинах, с которыми был и не был. Я бы такие слушал часами. Как-то Юрий Алексеевич привез на Кубок Содружества белорусский БАТЭ. Еще знать не знавший ни о какой Лиге чемпионов. Уж я шанса не упустил.

– Интервью? – ничуть не удивился Пудышев. – Давай. Видишь магазин?

Он указал пальцем куда-то за окно гостиницы «Космос». Я кивнул – вижу.

– Вот дуй туда, корреспондент, да возвращайся с шампанским. Деньги вот возьми. Потом – интервью.

Бродил я минут двадцать, вернулся запыхавшимся. Шампанского хватило бы на полванны точно. Хорошо, послал меня Юрий Алексеевич не за женщиной бальзаковского возраста.

– Ты мне, я тебе, – Пудышев улыбнулся и вручил мне желто-синюю футболку БАТЭ. Контакт полный.

Говорили мы час – пока Пудышев не заторопился внезапно куда-то на телевидение. Жаль, интервью то нигде и никогда не выходило. Журнал «Галаспорт» умер, журналы попроще тексты, настоянные на шампанском, пугали.

А нынче перечитываю – и смеюсь, смеюсь…

Тем более чемпион СССР 1982 года Юрий Пудышев, напяливая футбольные трусы, снова и снова возвращается на поле в никчемных кубковых матчах. Переписывая навсегда белорусские рекорды игрового долголетия.

В июне мы снова хорошо поговорили.

– Я почему редко интервью даю? – поднял стакан и посмотрел на свет Пудышев. – Потому что врать не хочется. А правда обычно в футболе такая, что и не расскажешь…

Читаю нынешние интервью, бесконечные «да – нет», и скучно становится. Газеты перестал покупать, веришь? А публику веселить надо. Поэтому все рассказываю как есть.

Сейчас тренеры по шесть часов лекции читают – «корковое», «подкорковое»… Да о чем рассказывать?! Футбол самая простая игра, отдал – открылся. Немножко понта добавил. Попроще им скажи: «Полетели, ребятки!» Правильно Лева Яшин все время говорил – меньше знаешь, крепче спишь.

– Вы-то знаете. Начинали в московском «Динамо».

– Я как в московском «Динамо» оказался? Играл себе в Подмосковье, каждую кочку на калининградском «Вымпеле» знал. Где-то меня Голодец Адамас Соломоныч углядел. Большой был хитрован, как змея. Мы его «мудрый Каа» прозвали. Пойдем, говорит, познакомлю с Бесковым.

Тот с порога спрашивает: «За кого болеешь?» – «За «Спартак»!» Тот к Голодцу оборачивается: «Ты кого мне привел? Вон отсюда!»

Выходим. Адик на меня смотрит: «Что, деревня, сообразить не мог?!» Но день прошел, два – оттаял Костик-то, обратно зовет… И началась моя динамовская эпопея.

– Забавно.

– Забавно, что сам Костик в скором времени в «Спартак» ушел. Сразу нормальным мужиком стал.

А Голодец, чтоб я с голоду не умер, достал из кармана две фиолетовые бумажки – по 25 рублей: «С зарплаты отдашь…» Как они у меня в руках захрустели, захотелось бегом – и шампусика купить. А Голодец по глазам все понял – ты, говорит, торт мамаше купи.

– Обошлось тогда без шампанского?

– Тогда еще не было большого желания. Было желание играть. Такой вот момент. Наливай. За «Спартак» я до сих пор болею, лежит душа.

– С Бесковым нормально работалось?

– Вполне. Он молодой был, ценил людей. В 73-м его снимали, зимой. За десятое место. Устроили собрание прямо в раздевалке – Бесков даже меня пригласил. Высказаться. «А ты как ко мне относишься? Отчислять меня или нет?» – «Я здесь не решаю, но вы должны работать…»

– А ветераны были против?

– Против. Сказали: вы нас, мол, матерком кроете на тренировках. Поэтому лучше бы вам уйти, Константин Иваныч. Только Еврюжихин за Бескова был да Зыков. Но Бесков всех любил. Матом-то он их по-отцовски называл. Не поняли.

Бесков в Центральный совет ушел бумажки перебирать. А зря – мужик был человечный. Про театр нам рассказывал.

– Еще про что?

– Запомнился момент – сидим на базе, и вдруг крик. Разве что стены не обваливаются: «Адамас!!!» Тот вылетает спросонья запаренный: «Что такое, Константин Иваныч?» – «Коньяка принеси, твою мать! Что такое, что такое… Выпить нам надо с Левой перед игрой – давление поднимается». – «Сейчас все будет, Константин Иваныч!»

Лично слышал. Махнут с Яшиным по коньячку – и все, игра пошла. Не то что сейчас.

– Слава у Яшина огромная была?

– Не представить, какая. Он уже начальником команды был, не поехал с нами на испанский турнир. Так организаторы всей команде половину суточных срезали. Яшина-то не привезли.

***

– Вас тоже на улицах узнавали.

– Было время. Поздороваешься – и дальше идешь. Самое главное – не загулять с этими, которые здороваются. Ведь постоянно: «В ресторан!»

Я много на этом потерял, а Прокопенко (Александр Тимофеевич Прокопенко, полузащитник минского «Динамо» 70–80-х годов. – Прим. ред.), который для Минска был больше чем футболист, – жизнь. Сгорел. Национальный герой. Такой человек был – никому не отказывал. Тут рюмка, там…

Так и умер – в ресторане, в 1989 году. Выпивал, закусывал – и что-то попало в дыхательное горло. Приятели думали, что сердце, откачивать стали, а нельзя было. Просто надо было перевернуть да по спине дать.

Весь город хоронил. Он один из немногих коренных белорусов был в чемпионском году. Почему он еще выпивал – заикался по жизни, комплексовал, а выпьет – и все проходит.

Эдик Малофеев говорил: «Опять ребята чайку попили!» Но я в те годы старался водку не пить – пиво, но больше шампанское. Знаешь, откуда я его пил? В вазочку из-под мороженого нальешь и потягиваешь. Думаешь – вот так бы из Кубка…

С приятелем пили, барабанщиком из «Песняров». Стресс так снимал. Что-то не клеится – в ресторанчик. И преображаешься. Масть сразу идет.

Помешало один раз. Согрешил. В чемпионский год перед ЦСКА, 9 мая… Как не выпить за День Победы, скажи мне? Налопался. Малофеев давление замеряет, смотрит на меня круглыми глазами: «Ты что, Юра, ох…л?!» – «Виноват, высплюсь, посмотришь». Так мало того что выиграли – еще и гол забил.

Но особенно хорошо после игры пилось. Хоть и без фанатизма.

– В Минск вас как ссылали?

– Тоже смешно вышло. Забрели с приятелем в «Метрополь», около Малого театра. Попили, икорки съели. А в «Динамо» о таких вещах сразу узнавали.

Кто-то Севидову стукнул, назавтра все знали, где я был. Говорит: «Рановато ты, Юра, по «Метрополям»…» Поставил он меня на игру, а та на беду не заладилась – и оказался Юра на лавочке. Почти на год.

Еще ангину подхватил такую, что кабы не Вовка Федотов, сейчас и не жил бы – нашел в Калининграде меня, под мышку – и в Бурденко. Женщины меня оперировали – они в горле железяками копаются, а я глаз скосил и рассматриваю. Шампанского им потом купил.

А в «Динамо» родном после слышу: не хочешь ли в другом коллективе поиграть? Мне и самому надоело ходить в перспективных – написал заявление. Перебросили по динамовской линии чуть ниже – в Минск. Тоже город-герой.

– И как белорусы приняли?

– Встретили меня, накормили, в общагу прописали. После первой тренировки стол накрыл – а мне от команды девушку хорошую презентовали. А следом за мной, кстати, и Курнилку из московского «Динамо» в Минск выслали (Юрий Анатольевич Курненин, игрок минского «Динамо» 70–80-х годов. Скончался в 2009 году в Минске. – Прим. ред.).

Квартиру я получил в Минске символическую, однокомнатную. Я как взглянул на два ящика вместо стульев и голые стены, художницу знакомую приволок на пару недель. Стены расписывать. Живет, рисует, радуется. Может, спрашиваю, масляной краской стенку оформить? Нет, отвечает, стены отвалятся. По-другому надо. Она мне громадный крест с Иисусом угольком прям над койкой и намалевала. Шедевр.

– Спали под крестом?

– Ну да. КГБ пронюхало – соседи бумаги начали писать от наших пьянок. Я их потом видел – 4 тома. Адресовали Шкундичу, милицейскому генералу, который «Динамо» курировал. Явились от него проверяющие, видят – пьяные люди лежат. И – крест.

– Поразились?

– Говорят: «Советский офицер не может спать под крестом! Ты баптист, да?» Отвечаю – это Микеланджело. «Знаешь, квартирку мы тебе опечатаем на пару месяцев за это Микеланджело, а ты в общаге поживи, пока не исправишься…» Я исправился – они вернули. Но в общаге мне веселее жилось.

Еще машину мне выдали в 79-м. Тоже история. «Копейка» с итальянским движком. Учусь кататься, приятель помогает. Поехали на Минское море, есть у нас такой водоем. Проселочная дорога, катимся… Вдруг Малофеев откуда-то из кустов вылезает, в семейных трусах величины необъятной. Увидел мои «Жигули»: «Наши отдыхают – солидно. Молодцы, наконец-то хоть на природу выехали…»

До моря метров двадцать остается, никак не больше. Говорю приятелю: «Шур, дай хоть я-то проеду, немного здесь». Надо ж учиться, правильно? Все равно людей нету.

Сажусь. Вдруг парень дорогу перебегает – я газ с тормозом перепутал с испугу. Как дал! А дорога бугристая…

Смотрим – летим. Деревья замелькали. Почти до самого пляжа долетели. Я по приземлении лоб о стекло разбил. Машину, соответственно, тоже.

Посидели чуть-чуть в кустах – пошли мужиков звать. «Ребята, мать вашу, как залетели-то сюда?!» Завели как-то, крыло выгнули, потихонечку обратно двигаем. Снова Малофеева проезжаем – у того челюсть отпала.

Дальше – больше. Починили машину, стал по новой учиться. В Минске как раз метро начали рыть. Котлованы. Почему я сейчас за руль не сажусь? Выпьешь – и сразу тянет девчонок подсадить, на скорости… А тогда – так и сделал.

Второй час ночи. Город пустой. Девки балдеют. Чувствую – опять парю. Над пропастью. Одну пролетаю – во вторую почти сваливаюсь, вместе с машиной. В метро будущее.

На выход, говорю, все. Машину там и оставил, только колеса передние болтаются над ямой. В котловане третья смена работала – у мужиков глаза повылазили: что за аппарат?

Обратно на такси поехал. Наутро звонок, милиция: «Эй, футболист, забери свою машину!»

Прихожу – ни окон, ни дверей. Разобрали за ночь. Кое-как опять починили, и стала моя машина служебной на базе. Я с тех пор за руль не сажусь. Как подумаю, что чуть людей не загубил, третью-то смену, – и сразу не тянет. Ездил бы на трамвайчике, да только нет их в городе Борисове. Пешком хожу.

***

– Как мы с Минском чемпионами стали? Базилевича сняли после неприятной истории – но его ребята и не любили. Высокомерный очень, хоть и умный мужик. Не отнимешь.

Поиграли какое-то время без тренера – и вдруг: тук-тук… А это Малофеев Эдуард Васильевич на белом коне. Собрал нас: «А возьмем-ка, ребятки, первое место, да с отрывчиком?!»

– Что ответили?

– К каждому подошел: «Веришь?» Последним Байдачный сидел. Тот сначала между ног почесал, потом губу. Тоже ответил: «Верю!»

И началась работа. Эдик первое, что предложил, – после игр у кого-то дома собираться. С шампанским. Обсуждать. Чтоб каждый не лазил по помойкам, а сплачивался в коллективе.

Хоть пили без фанатизма, народ со временем перестал на тренировки являться. Малофеев решил: хорош пить, завязываем с этими делами. Но команда уже была как единое целое.

Малофеев сам недавно закончил играть, потому просекал все эти вещи тонко. С 79-го до самого чемпионства он изумительно себя вел. С понятием.

Вдруг, ни с того ни с сего, после чемпионства Эдика как замкнуло. Вот он ездит по заводам да рассказывает, как он с нас, сидящих в президиуме, «спесь собьет»… Да ты скажи лучше, как еще раз чемпионами стать, за нас-то не сомневайся! Если б не это – обязательно второй раз стали бы. По накату.

Эдька мнительный, конечно, стал. Мне тяжело было – я капитан все-таки. А когда он нам за чемпионство вместо обещанной Америки организовал турнир на снегу в Смоленске и Орше, совсем тяжело стало. Я, конечно, неправильно тогда сделал, что загулял на две недели в знак протеста…

Потом пришлось перед тем же генералом речь держать, который квартиру отбирал. А когда дома «Днепру» с «Жальгирисом» сгорели, поняли, что чемпионами второй раз не быть.

Сначала Эдька за нас был, потом за чиновников. А зря. Но все равно не по делу он в своей карьере до физкультурников докатился. Я тоже спрашивал, а он отвечает: «Черт его знает, Юра, недолюбливают меня…»

– А жаль, милый такой человек. Одевается своеобразно.

– Его из сборной как раз выкинули перед чемпионатом мира, 86-й год. Принимает московское «Динамо», а Мишу Гершковича в помощники берет. Как-то на игру собираются в «Лужники», и Эдик выходит – кеды резиновые пожарного цвета, шаровары как у хохлов, широченные, галстук желтый с попугаями, гольфики поверх, чтоб шаровары в трубочку сидели…

Гершкович увидел – упал: «Эдик, ты еб…ся?! Быстро переодеваться!»

– Не так давно вы вернулись на поле…

– Года два-три назад. Уже давно. Это я вышел на Кубок Беларуси – так что давай лучше считать с прошлого года. Там уже было серьезнее – вышел против «Речицы» и БАТЭ. На первенство.

– Зачем?

– А мне, Юрок, прежде всего хотелось показать, что ветеранов не надо забывать. Иначе будем сами возвращаться – те, кто живы. Из чемпионского состава. Вот и показал. Еще и вспомнили тех ребят, которых с нами нет, – Прокопенко, Курненина, Янушевского…

Но я, выходя, команду не подводил. Серьезно готовился. Не пил, не курил.

– Курить специально бросили?

– Да я никогда особо не курил. Только сигары – но они дорогие, а денег нет. Поэтому и не курю, Юрок. Так и напиши.

– Тяжело было решиться на такой шаг – выйти на поле?

– Не тяжело – я очень хорошо готовился. Не просто же так – взял да вышел. Показал, что ветераны еще в строю.

– Хорен Оганесян тоже однажды пытался вернуться в футбол – и мне рассказывал, как пришлось издеваться над собственным организмом. Наматывал круги вокруг «Раздана» – и вернулся-таки…

– Вот и я – сбросил лишний вес. Завязал с излишествами нехорошими. Не пил. И – двухразовые тренировки в полнейшем режиме. Работал как никогда.

– Сколько сбросили?

– Килограммов семь. А выйдя на поле, понял – бог ты мой, да я запросто в этом футболе мог бы играть. И никуда уходить не надо было. Ничего особенного нет, отдал – открылся.

Впереди мне было бы тяжеловато, все-таки защитники сейчас бегут хорошо. Но и центрального, и последнего – вполне держал бы уровень. Даже крайнего легко бы сыграл. Тем более, сейчас команды играют с одним нападающим – да мне вообще просто было бы.

Я думал, молодым защитникам западло будет старику уступать, начнут по ногам хлестать – но ничего подобного. С уважением отнеслись. Все по игре. Но жесткие.

– Как в ваше время?

– Нет, в наше-то время пожестче были люди. Новиков с Никулиным из московского «Динамо» – очень жесткие. Ящук в Донецке. Жесткие, но играющие. Головой могли подкат сделать. Или «накладку» – головой на ногу.

– Вы никого из старых товарищей не подбивали к возвращению на поле?

– Никого. Хоть некоторые могли бы – в матчах ветеранов смотрятся хоть куда. Возвращаться в футбол – дело такое… На любителя. Это мне просто было – я в команде работаю, у нас двухразовые тренировки. Хочешь не хочешь, а форму держишь. Вот Гуринович и Боровский здорово за ветеранов играют. Сохранились.

– Боровский весь седой. Я его видел.

– Ну так что? Седина украшает человека. Боровский седой – но прыткий…

– Отличная новость. А вы-то еще вернетесь на поле?

– Конечно. Снова хочу заявиться – вот недавно прошел медосмотр. Но не знаю, что из этого выйдет – прежняя федерация меня заявляла, а власть недавно поменялась. Заявят меня новые, нет? Но я уже готов.

– На медосмотре услышали что-то новое?

– Ничего нового. Все такой же нежный.

– Несколько лет назад вы не только вернулись на поле, но и обменялись на бровке пинками с товарищем по чемпионскому «Динамо» Юрием Курнениным. Что это было?

– Пинков не было – мы просто потолкались немножко. Это давно было – я еще был тренером в БАТЭ, а Курненин – в минском «Динамо». Мы их обыграли 2:0, а Курнилка – он вспыльчивый такой. Как говорится, друзья потолкались, на х… послали друг друга, а на следующий день он позвонил, и мы помирились. Так что драки там не было – просто за грудь друг друга подергали.

– В Минске, говорят, едва ль не голод. Может, вам тушенки выслать, Юрий Алексеевич, – до востребования?

– Да все у нас нормально, Юрок. Ничего высылать не надо. Я-то политикой не интересуюсь, только футболом. Как жили, так и живем.

– Вы где сейчас работаете?

– Помогаю главному тренеру в Бресте. (Уже после интервью Юрий Пудышев был уволен с этой должности – Прим.ред.)

– У вас всегда были оригинальные мечты – вроде ванны из шампанского. В городе Якутске ту мечту вашу исполнили. Какая мечта у вас сейчас?

– Только одна – выйти на поле. Новая ванна с шампанским пусть пока подождет. Даже с пивом подождет.

– После Якутска была в вашей жизни ванна шампанского?

– Была. Там-то сам знаешь, кто мне устраивал, – а после я сам себе устраивал праздник. Когда с БАТЭ стал чемпионом – сам себе налил. Когда в Минске помогал Щекину, царство небесное, – тоже. Это дело техники, Юра.

– Иван Щекин как-то нелепо погиб, кажется?

– Да, нелепая смерть – в Солигорске прыгнул в бассейн вниз головой, а воды не было. Он здорово нырял, а вниз посмотреть забыл.

– Янушевский, становившийся чемпионом с Минском и ЦСКА, погиб при загадочных обстоятельствах.

– Нашли мертвым в Германии – но я в самоубийство не верю. Он жизнелюб такой был, семью свою обожал… Никто в нашем поколении в эту историю не верит.

– Когда-то у вас было четыре собаки – и двух вы собирались отдать дочери в приданое.

– Отдавал – не взяли. Поумирали уже от старости. Сейчас одна собака осталась. И кот. Все равно весело – гоняют друг друга по квартире.