Ярмарке конец

Повсеместные разговоры о неизбежных радикальных изменениях, грядущих в России, стали общим местом у наших восточных соседей. Практически все тамошние наблюдатели сегодня сходятся в том, что в нынешнем геополитическом облике у былой империи Кремля нет ни единого исторического шанса на выживание даже в среднесрочной перспективе.

Сохраняющаяся зависимость от экспорта углеводородов, демографическая катастрофа и алкоголизация населения, засилье коррупции и продолжающееся бегство умов за рубеж лишают Московскую державу хоть сколько-нибудь внятного будущего. Учитывая полный крах культурной притягательности этой страны (в Китае сейчас русский язык изучают порядка 20 тыс. человек, английский же - около 350 млн.), проблема видится лишь в одном: в скорости разрушения фундамента канувшего в прошлое союза былых славянских народов. Если же именовать ситуацию полностью адекватно, то речь идет о коллапсе «цивилизации кириллицы»: высоконравственный проект просветителей Кирилла и Мефодия, просуществовав (согласно привычной хронологии) немногим более 11 веков, пришел к финалу.

Политические лавины, коими обычно сопровождаются катастрофы культур мирового масштаба, естественно, не смогут не затронуть окружающую государственную среду. Всем нам еще памятен «эффект домино», которым оказался сопровожден уже сам старт эрозии тоталитарного СССР. Распад социалистического лагеря, дополненный массовым отстрелом и люстрацией его прежней номенклатуры, тем не менее, мало чему научил постсоветские элиты.

Не располагая ресурсами и инерцией «победного мышления» Советского Союза, его наследники вновь позволили втянуть себя в конфликты с большим количеством оппонентов. Москва заигралась в дипломатию и торговлю, полагая, что подобным образом можно восстановить статус великой державы: ярмарки отшумели, павильоны разобраны, а друзей не осталось.

Естественно, что мутная вода исторических эпох, в рамках которых рушатся старые и оформляются новые державные образования, позволяет многим искателям счастья и чинов надеяться на ловлю хоть какой-то, пусть и самой мизерной, рыбешки. В этом контексте наиболее показательной представляется судьба Беларуси и ее руководства.

В свое время здесь открыто сделали ставку на консервацию практически всех отживших идейных предрассудков, посредством которых была отштукатурена «вавилонская башня» «единой интернациональной общности - советского народа». Основным цементом этой конструкции выступала, правда, кровь, но - как казалось еще совсем недавно - все эти легкие неувязки и несовершенства сооружения вполне можно проигнорировать.

Советники вождя не рискнули напомнить о том, что историческая хронология измеряется как минимум десятилетиями. Также не была доведена до верховного разума мысль известного древнегреческого мудреца Солона, согласно которой судить успехи и неудачи любого владыки допустимо лишь после его ухода из жизни. Самой же сложной задачей для властителя некоролевских кровей была и остается задача «начать и кончить»: прийти к власти (обычно на волне всенародной любви) и суметь хотя бы относительно достойно соскользнуть с пирамиды той самой власти.

Расклад дел в современной России - техногенные катастрофы, разбавленные волнениями понемногу вскипающих пролетариев - может сформировать иллюзию, что белорусам вновь подфартило: Кремлю будет не до здешних избирательных ристалищ и электоральных интриг. Судьбоносный вопрос этот, правда, имеет и иной разворот: экономически насквозь зависимая страна, стремительно оказывающаяся «в долгах как в шелках», нуждается для выживания в одном-единственном (необходимом и достаточном) условии. В кредите доверия.

А этот кредит уже давно разменян на железо устаревающей нефтепереработки, на кубометры газа и на российские кредиты. Пришла эпоха особой ценности имиджа государств: у Греции есть Парфенон, у Китая - Конфуций, у США - Форт-Нокс, у нас же есть лишь воспоминания о том, как мы лихо когда-то обмишуривали московских политических и экономических олигархов. Увы - у них у всех хорошая память.