«Я сказал лейтенанту в милиции: «Мы не наркоманы и не алкоголики. Ты занимаешься политическим преследованием»

Все фото из личного архива Константина Янкина

— Не представляю себе ситуации: будет происходить беззаконие, а я промолчу, потому что мне кто-то запретил, — говорит Константин в интервью «Салідарнасці».

Янкин вспоминает: после выборов, когда включили интернет, его коллеги были в шоке, увидев в телеграм-каналах, что происходило.

— Кто-то переживал сильно, другие уходили в отрицание, что так не может быть.

Константин работал заместителем начальника установки на Мозырском НПЗ, в его подчинении было несколько десятков человек. В составлении первой петиции в адрес администрации предприятия он не участвовал, но подписал ее.

— В обращении говорилось о том, что если немедленно не прекратится насилие, через неделю будет объявлена забастовка. Петицию подписали за один день человек 700 — почти все, кто был на работе.

У нас такая система: около 600 человек работают вахтовым методом, а полторы тысячи работают в первую смену каждый день. В тот день людей раньше с работы на два часа отпустили, чтобы они не поучаствовали в демонстрации около проходной завода.

Константин до сих пор не уверен, правильным ли шагом было обращение на имя директора.

— Люди пар выпустили, петицию составили и ждали, что будет дальше, а дальше ничего не было...

Тем временем на предприятии начали готовить новое обращение, и Константин подключился к обсуждению.

— Мы посоветовались с юристами, которые объяснили, что забастовка не вариант. И сами понимали, что это решение должно принять 80% коллектива. У нас не было возможности полноценно общаться, администрация попыталась сделать все, чтобы нас разделить.

Я видел настроения людей, многие были готовы взять колья и куда-нибудь пойти. Объяснял им, что надо консолидироваться и вырабатывать общие решения.

Новое обращение подписало 1200 человек. Гендиректор его у меня не взял, пришлось оставить секретарю. С людьми никто из администрации не говорил. По сути, руководство завода самоустранилось после выборов.

По словам Константина, реакцией на обращение стал прессинг со стороны службы безопасности предприятия и замдиректора по идеологии.

— Нас начали вызывать на разговоры. Посыл был такой: давайте успокоимся, «перевернем страницу».

Люди устали, стали замыкаться в себе. После кгбшники начали проникать в разные чаты и терроризировать людей. Написали что-то в чате — их вызывают и долбят. Мол, вы подумайте: у вас семьи, зарплата.

Я с самого начала пытался объяснять ребятам: «Вас просто в заложники взяли. Вас сейчас терроризируют тем, что у вас есть семьи. Но вы же взрослые люди, знаете, чем заканчивают заложники. Если вы готовы вести себя как заложники, то вы расходный материал. С вами никогда считаться не будут».

Следующая акция солидарности состоялась в октябре: Янкин и его коллеги сфотографировались возле проходной с плакатами, на которых были лозунги «Мы за свободную Беларусь».

Когда через несколько недель один из ребят нарисовал плакат против насилия и стал возле проходной, его скрутили, увезли, составили протокол.

В заводском чате возмущались: так нельзя, надо срочно мобилизоваться. Я подумал: если на это никак не реагировать, с нами по одному расправятся, и предложил присоединиться к акции.

Мы собрались и вышли с плакатами за проходную впятером: ведущий инженер-программист, начальник производственно-диспетчерского отдела, табельщица 12-го цеха, ведущий инженер отдела социального развития и я.

Потом вернулись на рабочие места, а когда начали выходить после рабочего дня, наша служба безопасности совместно с Мозырским РОВД устроили на нас охоту. ЧП у них случилось, и они весь отдел подняли. В этой облаве двоих задержали, а троих не смогли, — смеется Константин.

Задерживать нас на проходной они не решились. Во-первых, таким образом привлекли бы внимание и создали массовость. Во-вторых, люди боятся об этом говорить, но нас, нормальных, большинство. И та же охрана, думаю, возмутилась бы: что вы делаете?

Поэтом приняли решение задерживать в конце дороги с завода в город. Это была пятница. В «караулке» охранников сидели два человека в гражданке с характерной внешностью.

Когда я выходил, один из них проследовал за мной. Я сел в машину, он стал напротив и начал звонить. Понятно куда: наши номера сливал.

Янкин по дороге с завода пересел в трамвай, а его друг поехал на машине.

— Его с мигалками остановили и начали искать, где я. А меня нет. Я ехал в трамвае и на каждой остановке в городе был наряд милиции. Ну, думаю, не судьба.

Выхожу, встречаюсь с ними в лоб. Посмотрели на меня и ...не задержали. Я понял, что они меня не узнали. На заводе мои фотографии 4-5-летней давности, а я с тех пор сильно изменился.

В тот вечер Константин домой не вернулся. В понедельник он и его двое коллег, избежавших задержания, пришли на работу с вещами. Начальник отдела кадров вручил им повестки, в которых было предписано явиться в милицию в 12.00 в качестве свидетеля по административному делу.

В 11.00 за проходной их уже ожидали четыре машины, в которых находились сотрудники милиции.

— Сказали, что нас просто подкинут до города, они, мол, тут рядом проезжали, — рассказывает Константин. — В РОВД молодой лейтенант пытался нам втереть: признайтесь, легче будет.

Вывел нас покурить, и я ему говорю: «Ты понимаешь, с кем ты общаешься? Мы не наркоманы и не алкоголики, которых ты случайно поймал. Ты сейчас занимаешься политическим преследованием. Мы политические противники власти. Ты нам что предлагаешь? Признать что?»

Он погрустнел и начал заполнять протоколы.

Нас троих поместили в СИЗО. Нам наняли адвоката, но это было бессмысленно.

Константину дали 30 базовых, а его коллегам – 7 и 10 суток.

— Начальник производственно-диспетчерского отдела был уволен якобы за прогул. Его выпустили в 10 утра, он съездил домой и отправился на работу. Там ему сказали, что сегодня у него нерабочий день, он написал заявление на день отца и уехал. На следующий день ему сказали, что он совершил прогул.

Двое коллег Константина, задержанные в пятницу, провели выходные в СИЗО, в понедельник суд дал им штрафы. Одного из коллег, по словам Константина, начальник заставил подписать заявление по собственному желанию.

— Это было в РОВД. Не знаю, чем стращали, но он подписал.

Я посидел-подумал: дальше будет только хуже. У меня люди работают, я вижу, как они настроены, их эмоциональное состояние. С самого начала я говорил администрации: когда вы накрываете крышкой кипящую кастрюлю — она лопнет. Когда вы с людьми не говорите, все в результате закончится очень плохо.

Это опасный производственный объект. Если у одного человека снесет крышу, он тут таких делов наворотит, что вы потом не расхлебаете. Всем плевать.

Я видел, что людям надо выливать негатив. Если они придут на работу и сунут лом в насос, отвечать за это буду я. Мне 28 лет. Я не хочу садиться в тюрьму.

Я не готов нести ответственность из-за того, что наша администрация не разговаривает с работниками и бросает их на произвол судьбы... чтобы они сами осознали правовой беспредел. Это мягко говоря. Хорошее слово матерное, но его, наверное, нельзя печатать.

...Тебя могут схватить и побить, мотивируя это тем, что у тебя взгляды не те. Моему уволенному коллеге пришлось в срочном порядке уезжать в Польшу, потому что начали поступать угрозы, что ему устроят аварию.

23 ноября Константин присоединился к общенациональной стачке. На следующий день его уволили, не сообщив об этом.

Константин уехал в Витебск. Он вернулся в Мозырь 30 декабря, чтобы забрать трудовую книжку.

— В этот же день на въезде в город по дороге с завода меня задержали по отработанной схеме — с мигалками, «руки за спину», как будто наркокурьера брали. Никто не представлялся.

Парня, который меня вез, оштрафовали за отсутствие техосмотра. А я оказался в отделении милиции на шесть часов. Хотели оформить протокол за фото у здания завода с плакатами в октябре, но срок по этому «правонарушению» вышел.

Константин решил сменить профессию, сейчас он учится на онлайн-курсах по программированию. Фонд BY_Help помог ему оплатить штраф и услуги адвоката.

— «Грязными» моя зарплата на заводе составляла около 3000 BYN, технолог зарабатывает 1500. Для Мозыря это огромная зарплата.

В условиях, когда человеку, у которого кредит и двое детей, угрожают увольнением и начинают драконить за любое лишнее слово, он чувствует, что ему никто не поможет, и государственная машина с ним расправится. Где он потом найдет работу?

Чтобы решиться предпринимать какие-то действия, надо чтобы сильно прижало. Люди в рабстве, по сути. У меня нет ни кредитов, ни детей, поэтому я волен распоряжаться своей жизнью как хочу.