Хлебный бунт в Борисове: «Бей всех советских бл*дей»
В рамках проекта «СССР: как это было на самом деле» продолжаем авторский цикл о хлебном бунте в Борисове. Часть вторая.
Конфискация зерна. Фото несет иллюстративный характер
Начиная с 5 апреля 1932 года – с объявлением уменьшенных норм снабжения хлебом для категорий, раньше получавших хлеб по 3-му списку, и снятием части населения с планового снабжения среди рабочих промышленных предприятий Борисова, а также среди служащих и неорганизованного населения, – стало отмечаться возмущение.
Это недовольство приняло характер открытых антисоветских выступлений с призывом к активным действиям.
Перед толпой в 400-500 человек выступил кустарь-слесарь Чухман. Хотя в докладной записке он назван «психически ненормальным», также отмечается и то, что «настроение населения города характеризуется поддержкой выступившего».
Его пламенная речь была встречена полной поддержкой: «Товарищи, братья и сестры. Коммунисты-большевики заставляют трудящихся голодать, обрекая на голодную смерть. От голода начинают вешаться, травиться и стреляться. Всё это видят наши заграничные братья и сестры, которые восстанут с оружием в руках и освободят нас от ига коммунистов и принесут нам хлеба и булок».
Рабочий промышленного комбината с большим производственным стажем Бронислав Ржеуцкий заявил: «На базаре пуд хлеба доходит до 40 рублей, а в ЦРК хлеба не отпускают. При таких обстоятельствах дальше терпеть нельзя, рабочие запоют так, как еще никогда не запевали!».
Его поддержал рабочий Зяткин, добавивший, что «крестьянство только и ожидает войны, чтобы освободиться от колхозов». Выступления Ржеуцкого и Зяткина были поддержаны присутствующими при этом рабочими.
На заводе им. Домбаля работница вязального цеха Свидерская уверяла, что в Библии, говорится: в 1932 году обязательно будет конец. И нынешнее положение как раз подтверждает это предсказание. Ее поддержали. Причем со стороны некоторых рабочих были заявления: «Если не буржуи, то комиссары все равно задавят рабочего голодом».
Как в самом Борисове, так и в пригороде Ново-Борисов, последовали массовые выступления. Со стороны наводнивших улицы толп женщин и частично мужчин количеством от 300 до 500 человек раздавались антисоветские выкрики и призывы: «Бей всех советских бл*дей». Отдельные группы врывались в лавки и разбирали имеющийся хлеб. На улице толпами был разобран хлеб с двух повозок, подвозивших товар к лавкам.
По этой причине хлеб стали развозить только на грузовиках и только ночью. Когда открыли лавку центрального рабочего кооператива (ЦРК) № 23 в Ново-Борисове, в разграблении хлеба принимала активное участие работница завода им. Домбаля — жена заведующего этой лавкой Григория Шломы.
В советских учреждениях и магазинах царила полнейшая растерянность. Сотрудники при появлении толпы разбежались в первый же день. Участники протеста обошли все учреждения и никого не нашли. Создалось впечатление, что «в городе власти уже нет». Такое положение было и в горсовете.
Некоторые коммунисты сами поддержали восставших. Так член КП(б)Б, рабочий Демидов говорил: «Это черт знает что такое правительство делает! Такие вещи, как ограничение хлебного пайка, могут вызвать всеобщую забастовку среди рабочих».
Член КП(б)Б, рабочий завода им. Домбаля Третьяк в присутствии коллег озвучивал: «1932 год недаром назван решающим, потому что скоро должны решить. Только в том вопрос: кто решит?». Намекая, что в этом году рабочие наконец-то уничтожат власть большевиков.
Осведомители в собравшихся толпах зафиксировали причины, приведшие людей к радикальным действиям. Некая Костюкова по поводу сокращения нормы хлебного пайка говорила: «Скоро людей доведут до разбоя, крадут поневоле, потому что нечего есть, с голоду не только красть, но скоро начнут друг друга бить и резать».
Безусловно, ситуацию накаляло то, что люди хорошо знали: в некоторых регионах СССР уже начался реальный голод. Работница завода имени Домбаля Панкратова говорила коллегам: «Я получила письмо из Сталинграда, в котором пишут, что там очень многие умирают с голоду, сильно опухают. Здесь также это будет. Недаром устраивали танцы в церкви. Эту гибель многие предчувствовали и предсказывали».
8 апреля волнения продолжались, хотя и в меньших размерах. С утра у лавок собрались толпы разгневанных женщин. Была сделана попытка забрать силой хлеб из лавки в Ново-Борисове. Только подоспевшая милиция смогла оттеснить людей. Лавку пришлось закрыть. Наиболее активных граждан, участвовавших в разграблении хлеба, начали арестовывать.
Среди задержанных, активно участвовавших в разгроме хлебных лавок, было много женщин. Были арестованы две бывшие «кулачки» и одна мать работницы с завода им. Домбаля. У последней дома были проведен обыск, во время которого было обнаружено до 20 пудов пшеничной и ржаной муки, запасы разной крупы и других продуктов.
В Ново-Борисове перед собравшейся толпой выступил секретарь райкома партии товарищ Томашевский. Во время его выступления один из рабочих призывал избить партийца. Мужчина был задержан и заключен под стражу. В ответ на это толпа, окружив помещение квартальной милиции, воспрепятствовала переводу задержанного в Борисов, потребовав освобождения. Требование выполнено не было.
Из-за собравшейся толпы милиционерам только вечером удалось переправить арестованных в центр Борисова. Но вокруг отделения милиции снова собрались люди, которые выкрикивали: «Голодные просят хлеба, а вы их сажаете!».
Напротив милиции размещался штаб 7-го артиллерийского полка, и граждане обратились за помощью к бойцам и командирам рабоче-крестьянской красной армии: «Защищайте рабочих, им не дают хлеба, сажают в тюрьму!».
Но армия не встала на сторону голодных трудящихся. Хотя среди военнослужащих бунт рабочих и вызвал восхищение и поддержку, о чем ГПУ было в тот же день осведомленно через своих секретных агентов.
К примеру, младшие командиры Голубь (рабочий) и Дятлов (середняк), придя в казарму роты, с восхищением рассказывали о стычке толпы с милицией младшему командиру Савицкому. На что тот ответил: «По мне пускай и нам не дадут хлеба, мы бы скорее разбрелись по домам и стали бы скорее разбирать свое из колхозов». Красноармеец Иванов (бедняк) в казарме хозяйственной роты заявил: «Если рабочим не дадут хлеба, то они выступят против Советской власти, да я и сам не был бы лучше в этом случае».
Командир отделения Мокриц сделал далеко идущие прогнозы: «Нам только говорят, что уже разрешили хлебную проблему, а на самом деле хлеба нет. Рабочие кричат, что нечего есть, а мне из дому пишут, что за 10 кг хлеба платят 80 рублей. Вот к чему мы идем. Рабочий в случае войны воевать не пойдет, потому что он скажет – мне все равно».
Младший командир Борисенок в казарме своей роты говорил: «Мы скоро подохнем с голоду, и только морочим свою голову тем, что выполняем пятилетку в четыре года. Рабочие уже дерутся с милицией за хлеб, нам скоро тоже не дадут хлеба». В этот день он поговорил со знакомым рабочим, который признался ему: «Если будет так продолжаться – мы сразу делаем забастовку. Голодному работать нельзя. Пусть, что хотят, с нами делают».
Эти слова вызвали полную поддержку других командиров.
8 апреля был и наиболее драматичный момент. На улицы Борисова вышли дети, которые около хлебных лавок и казарм артиллерийского полка кричали: «Дайте хлеба и возможность учиться!».
Были и другие формы протеста. Забастовки, невыход на работу, отъезд из Борисова. На Райпромкомбинат не явилось 20 человек. 7 апреля на постройки Белгосстроя не вышли 80 из 123 рабочих, 8-го – не явились 110.
Строители в основном были сезонниками, приехавшими из различных местностей Украины. На стройке фабрики «Коминтерн» артель Беляева в количестве 10 человек к работе так и не приступила. Когда десятник Зильберман спросил о причинах, Беляев ответил: «Дай хлеба, а если не дашь, то получишь вот это» – и замахнулся на него топором. После этого случая вся артель организованно ушла с работы.
На постройке бани и школы выступления рабочих сопровождались заявлениями: «Если коммунисты не умеют руководить, то не нужно было и браться. Доведут до того, что хлеб придется брать силой». Из числа строительных рабочих, работающих на стройке элитного Дома отдыха ЦК, осталось только 10 человек.
Ночь на 9 апреля прошла спокойно, а утром положение в Борисове оставалось прежним. У хлебных лавок собрались группы возбужденно настроенных женщин, хоть и в значительно меньших количествах. Три случая разграбления хлеба было зафиксировано в городе и Ново-Борисове.
К полудню в Борисове проявления отдельных групп, собирающихся у магазинов, носили более спокойный характер. По сообщениям работников ГПУ, в остальных районах БССР эксцессов и резких явлений на этой почве не было.
Статья опубликована в рамках проекта «СССР: как это было на самом деле». Продолжение следует…
Читайте еще
Избранное