«Все потерявшей России нечего было делать, кроме как обращаться к нам»

Военно-стратегическое значение нашей страны – суть российского интереса в Беларуси. При этом Россию очень интересует покупка белорусских предприятий, доставшихся нам в наследство от ВПК СССР. Продавать или нет? И есть ли вообще у Беларуси выбор? О сегодняшнем дне и перспективах отечественной оборонки «Салiдарнасць» побеседовала с экспертом по ВПК, аналитиком еженедельника "Белорусы и рынок" Александром Алесиным.

– Россия стремится модернизировать свою промышленность через развитие оборонно-промышленного комплекса. При этом широкая кооперация предлагается Беларуси. Каким образом наши предприятия могут участвовать в этом процессе, и какие перспективы открываются в связи с этим перед ними?

– Прежде всего, немного истории. Если в гражданской промышленности Беларусь была сборочным цехом СССР, то и в военной сфере именно здесь производилось множество важных компонентов.

У нас не было производств готовых вооружений – практически все они находились на территории Украины и России. Зато у нас выпускались многие важные компоненты.

Например, тяжелые колесные шасси и тягачи Минского завода колесных тягачей – уникальные разработки, которые до сих пор в мире нигде не повторены. Они были очень важной составляющей ракетно-ядерной мощи Союза.

Затем электронная база: ПО «Интеграл» и целая сеть предприятий, которые поставляли ему комплектующие, Минский электромеханический завод, который поставлял вычислительную технику для ПВО. Сюда же «Дисплей», выпускающий дисплеи для бортовых систем, Минский электротехнический завод, который производил электрооборудование для самолетов, подводных лодок и ракетных шахт.

Было множество предприятий двойного назначения, работающих как на гражданскую, так и на оборонную промышленность. У нас производились специальные краски, специальные ткани и материалы, и многое, многое другое.

В общем-то каждый более-менее крупный белорусский город обладал предприятием из сферы ВПК.

Небольшому независимому государству все эти компоненты были вроде как и не нужны. И только крестьянской бережливостью нашего лидера можно объяснить тот факт, что все это было сохранено. За счет бюджета, то есть за счет учителей, врачей, пенсионеров. Многие предприятия, работавшие на оборонку, впоследствии вели довольно нищенское существование. Но были сохранены.

– Но с момента развала СССР прошло более 20 лет. Неужели на этих предприятиях сохранились кадры, оборудование?

– Как ни парадоксально, но во многих случаях кадры сохранились. Может это какая-то особая белорусская черта, но значительная часть работников предпочитала оставаться на родном предприятии, несмотря на его упадок.

А вот оборудование, выпускаемая продукция, конечно же, устарели.

Но тут надо учитывать и тот факт, что Россия вообще все потеряла. С началом эпохи свободного рынка оборонные предприятия, особенно производящие компоненты, оказались России не нужны.

И на тот момент, когда Россия приняла решение перевооружаться, модернизировать свои вооруженные силы, не то, что многих предприятий – многих отраслей уже не было в наличии. Допустим, производства электронных микросхем для ракет, материалов из углеродного волокна для защиты боеголовок баллистических ракет и многого другого.

На Западе все это получить невозможно, поскольку потенциальному противнику такие вещи не продают. Поэтому пусть в Беларуси и устаревшее – в России нет и такого. Нет аналогов, а значит, нет и другого выхода, кроме как обращаться к услугам белорусских производителей.

К тому же частично обновлять оборудование нам удавалось и за счет производства для Китая, для арабских государств, для стран Латинской Америки. Они заказывали продукцию, платили за нее, и за счет этих средств удавалось хоть немного модернизировать производство, чтобы не отстать совсем. И платить зарплату людям, чтобы удержать их на предприятии, чтобы они могли еще чему-то научить вновь приходящих работников.

Да, кадровые потери были. Так, когда у нас возобновили сборку тягачей для российских стратегических сил, машины вначале собирали чуть ли не сами конструкторы и технологи. Но ведь они могли научить, что и было сделано.

И еще что важно: у нас сохранилась система образования и система научных институтов – академических, отраслевых. У нас остались носители знаний. Остались преподавательские кадры, пусть худо-бедно, но велась подготовка специалистов. У нас хороший уровень подготовки программистов, кадров для радиоэлектронной промышленности. Весь этот потенциал удалось сохранить процентов на 70-80%. И России нечего было делать, кроме как обращаться к нам.

За эти годы мы смогли начать производство новых устройств. Скажем, та же беспилотная авиация, системы и программы управления для нее. 

Не во всем мы можем тягаться с теми же США, с Израилем. Но в целом у нас сохранилась довольно конкурентоспособная промышленность, готовая работать на так называемую «оборонку». Поэтому сегодня Россия очень заинтересована в ряде белорусских предприятий. 

– Что ж, в таком случае нам остается только порадоваться тому, что мы сумели сохранить потенциал, который оказался востребованным.

– С одной стороны – да. С другой – предприятия оборонки нужно постоянно обновлять и модернизировать. Даже тот заказчик, который на первых порах готов мириться с устаревшими моделями, будет со временем требовать все более совершенной техники.

Но если для того, чтобы поддерживать все это на плаву, нужны были одни ресурсы, то для того, чтобы преодолеть отставание в 15-20 лет, необходимы гораздо более значительные средства.

И главный вопрос для нас сегодня – инвестиции.

Первым инвестором выступил Китай. По некоторым источникам, китайская космическая программа вообще стала возможна лишь благодаря тому, что Беларусь поставила в эту страну ряд устройств, которые производила еще в советские времена. Поэтому Лукашенко и был единственным зарубежным посетителем китайского Центра управления полетами, куда не ступала нога другого иностранца.

Беларусь поставляет и Китаю, и России спутниковое оборудование. И системы дистанционного зондирования Земли, которые дают цифровые фото, легко превращающиеся в цифровые карты, например, для боеголовок ракет.

Россия, конечно, тоже может инвестировать в предприятия белорусского ВПК. Но она ставит условие – давайте мы вас купим. Если хотите инвестиций, то мы хотим купить МЗКТ, «МАЗ», НПО «Пеленг» и ряд других ключевых предприятий.

К тому же Россия крайне заинтересована в наших специалистах. Там с этим беда. Вот строят они Сколково, а, судя по многим отзывам, работать там будет некому.

Один пример: есть в Туле КБ точного машиностроения. Занимаются переносными зенитными комплексами, пушками. А ведь до серийного выпуска любого оружия создаются модели. У них ушел на пенсию токарь-расточник, у которого не было учеников. И все – КБ остановилось.

Что же, стремление России купить нашу оборонку понятно. Они стремятся обеспечить себе контроль над отраслью и меньше зависеть от пертурбаций, которые происходят в верхах власти. Хотя тут надо отметить, что Лукашенко никогда не конфликтовал с Россией по военным вопросам. Молоко – да, нефть, газ, «МАЗ»-«КамАЗ», но не военная тематика. Возможно, что если бы он хоть раз вступил в конфликт на этой почве, события развивались бы совершенно по иному сценарию.

Да, были порой какие-то проволочки, что-то не подписывалось вовремя, но все работало. Как с той же системой ПВО – не все документы готовы, но всё функционирует. Вообще, во многом благодаря именно белорусским инженерам российские стратегические войска находятся в состоянии боеготовности.

– Но в этом торге есть, что противопоставить России. Есть тот же Китай, который охотно инвестирует в Беларусь. Есть страны арабского мира, Латинской Америки…

– Да, это солидные заказчики, но Россия – наиболее массовый потребитель. К тому же Россия имеет множество рычагов влияния. Те же сравнительно низкие цены на нефть, на газ, мы получаем именно потому, что являемся стратегическим союзником России.

Мы и щит России на Западе, и плацдарм для единой системы ПВО. Вспомним и Центр предупреждения о ракетном нападении в Ганцевичах, и станцию связи с атомным подводным флотом в Вилейке. И, конечно же, те самые поставки компонентов.

Да, Россия заинтересована в Беларуси. Не зря же Лукашенко говорит о том, что наше геополитическое положение, наш военный потенциал – это наш «Газпром». И Россия торгует с нами газом, а мы с ними – этим потенциалом.

– Насколько велика вероятность того, что Россия займет жесткую позицию в приватизации белорусской оборонки? Ведь не давят же они жестко по тому же «МАЗу» или «Беларуськалию», который вроде как интересны ничуть не меньше.

– Тут вот какой нюанс – можно заставить кого-то воевать за себя. Но такой союзник ненадежен. Союзник должен быть лоялен, а еще лучше – расположен к тебе.

Поэтому российское руководство, люди, которые занимаются там стратегическими разработками, понимают, что Беларусь лучше иметь дружественной. А если они будут давить жестко, если это скажется на уровне жизни белорусов, говорить о лояльности с нашей стороны будет сложно. А как максимум вообще – граница откроется, и потенциальный противник окажется под Смоленском.

Есть такое понятие – «мягкая сила». Поэтому Москва не будет давить жестко. Но это не значит, что давления не будет.

– На сколько лет еще хватит нашего запаса в оборонке, если не будет инвестиций?

– В некоторых отраслях – от трех до пяти лет. Мы неплохо использовали советский задел, но он не вечен. Мир движется вперед, и в той же Индии, в Иране уже не востребованы многие разработки времен СССР.

Тут есть разница в зависимости от предприятия. Тот же «МАЗ» немалые средства вложил в модернизацию. Активно модернизируется МЗКТ. А вот небольшие оборонные заводы не могут собрать крупную сумму для инвестиций. На том же «Интеграле» все сложно.

– Мы говорим о необходимости модернизации белорусской оборонки. Может ли нам помочь в этом Запад? Ведь ныне реализующийся проект ЕС так и называется: «Европейский диалог для модернизации Беларуси»…

– Есть такое понятие, как технологический донор. И вот тут парадокс – технологическим донором для нас может быть только Запад, а основные рынки сбыта нашей продукции – на Востоке. Причем и там, куда Запад не хочет поставлять такую продукцию. Поэтому именно технологии для нас – наиболее «узкий» момент.

– В случае отказа Беларуси продать предприятия, Россия может попытаться сманить кадры. Ресурсы позволяют им, что называется, скупать мозги.

–  Риск есть. Правда, тогда ей придется на корню скупать целые КБ.

Был пример: Брянский автозавод хотел выпускать аналоги наших тягачей, которые делает МЗКТ, получил техзадание на это от российского Минобороны. Они пригласили на работу к себе бывшего гендиректора МЗКТ Волкова и бывшего главного конструктора Чвялева. Но ничего из этого не вышло. Потому как даже два таких ума – недостаточно для того, чтобы поднять производство. Воевать двум главнокомандующим без солдат и офицеров невозможно. Так что это не простой путь, хотя попытки такие со стороны России вполне могут быть.

Почему «КамАЗ» хочет «МАЗ» купить? Да потому, что у них на «КамАЗе» сейчас в производстве находится машина, разработанная в конце 60-х годов прошлого века. По мелочам в ней кое-что изменено, но в целом это – вчерашний день. Нам же удалось сохранить способность разработать и построить автомобиль.

Сегодня в мире всего пять стран способны с нуля создать и выпустить автомобиль. И Беларусь в их числе. 

– Подведем итог. Задел мы сохранили, но нужны инвестиции. Есть интерес со стороны России. При этом у нее есть рычаги влияния, но и у нас на руках есть козыри, позволяющие, как минимум, не допустить жесткого давления. Есть ряд игроков в лице Китая, стран Ближнего Востока и Южной Америки, которые тоже могут влиять на ситуацию и которых можно использовать как некий противовес России. В целом все не так безнадежно. Как вы прогнозируете развитие ситуации? Что же ждет в итоге белорусский ВПК?

– Думаю, что ситуация может развиваться по нескольким сценариям.

Те предприятия, продукцию которых закупает только Россия, и те предприятия, на инвестирование в которые у нас не хватит средств, войдут в состав российских корпораций. Вопрос, на каких условиях. Некоторые войдут в холдинги на правах дочерних предприятий. Некоторые будут полностью поглощены. Некоторые войдут на паритетной основе, а кое-где, возможно, удастся сохранить и блокирующие пакеты.

Наиболее крупные, скорее всего, войдут в какие-то альянсы. И дело тут не столько даже в инвестициях, сколько в том, что потребитель диктует свои условия.

В ряд предприятий может инвестировать Китай. Это могут быть не только промышленные предприятия, но и научно-исследовательские институты, центры разработок.  Хотя китайские проекты Россия может попытаться перебить деньгами, поскольку не очень заинтересована в белорусско-китайском сотрудничестве в сфере вооружений и высоких технологий.

Вряд ли какие-либо инвестиции в военную отрасль придут с Запада. 

Но в итоге сценарии зависят от возможностей каждого отдельного предприятия собрать средства для инвестиций.

В целом ситуация благоприятна для нас, при условии, что мы не допустим фатальных ошибок и будем работать на опережение, думать о будущем. Хорошо, если бы выходцы из ВПК могли на условиях частно-государственного партнерства основать частные предприятия в этой сфере. У нас такие примеры есть. Такие предприятия очень подвижны, они знают конъюнктуру. С их помощью наш ВПК стал бы более адаптивным к рынку, а значит более конкурентоспособным.

К тому же с помощью таких предприятий мы могли бы выйти на западные рынки, которые пока для нас закрыты. Страны НАТО вряд ли будут работать с белорусскими госпредприятиями, а вот с частными – вполне вероятно.

И очень важно сохранить систему образования. При этом она не должна висеть в воздухе, профессионалы должны иметь возможность найти работу по своей специальности.