Кино
Андрей Подшибякин, GQ

«Все деньги мира»

Фильм, из которого вырезали Кевина Спейси (и без него стало лучше).

Глубокой ночью 10 июля 1973 года шестнадцатилетний Джон Пол Гетти III, полный тезка своего деда-олигарха, был похищен неизвестными в Риме. Пол, как его все называли в то время, провел в заточении в итальянской глуши почти полгода, лишился уха и приобрел объяснимую в таких обстоятельствах психологическую травму на всю оставшуюся жизнь.

Основной причиной его долгих мучений стало нежелание дедушки-мультимиллиардера платить запрошенную похитителями сумму в 17 миллионов долларов. «У меня 14 внуков, – сказал в свое время по этому поводу реальный Гетти-старший. – Если я сейчас заплачу, у меня будет 14 похищенных внуков». Такой постановке вопроса ужаснулись даже итальянские бандиты, быстро снизившие сумму выкупа до 7 миллионов. Гетти платить отказался.

Ридли Скотт, режиссер «Всех денег мира», обходится с историческими фактами достаточно свободно: так, реальная смерть реального Пола Гетти не имеет ничего общего с тем, что происходит в фильме. Очевидно, что для Скотта такие нюансы большого значения не имеют, ему важнее морально-этическая сторона вопроса.

Позиция режиссера при этом достаточно недвусмысленна: деньги развращают (см. побочную сюжетную линию, связанную с сыном Гетти), большие деньги развращают абсолютно, до полной потери человеческого облика.

Чудовищная в своем цинизме история с египетской статуэткой, эпизод с покупкой картины и особенно кульминационный аккорд с налоговыми вычетами, – Гетти выглядит и ведет себя как нечто среднее между Скруджем Макдаком и Скуперфильдом из «Незнайки на Луне». Американская профессиональная пресса, конечно же, проводит все нужные параллели с Дональдом Трампом, но суть, кажется, не в этом.

Ридли Скотт – слишком англичанин и слишком большой художник, чтобы размениваться на актуальные высказывания по вопросам американской политики. Здесь другое: Скотта давно и последовательно интересует расчеловечивание, проявляющееся под экстремальными внешними воздействиями. Совсем уж прямым текстом об этом два последних «Чужих» и «Марсианин», чуть более косвенно – «Гангстер» и «Советник». В данном случае Скотту интересно, с какого момента деньги запускают в своих обладателях необратимые процессы.

Миллиард? Два? Десять (с поправкой на инфляцию)? Этот вопрос только кажется абстрактным. Попробуйте честно ответить себе на него, выйдя из кино после просмотра «Всех денег мира». Ответ будет: «Внук внуком, а 17 миллионов долларов на дороге не валяются», правда? Все нормально, мы никому не скажем.

Отчасти по этой причине весь фильм держится на фигуре Гетти – даже, уточним, на его закадровом присутствии. Похищенный внук трясет кудрями в фоновом режиме. Его мать изображает горе с театральным надрывом, на крупных планах. Даже экс-цээрушный переговорщик в исполнении Марка Уолберга в сюжетной логике ни за чем особенно не нужен, кроме демонстрации шикарных полосатых костюмов и винтажных «ролексов».

Все его усилия напрасны: Гетти все равно не платит, мать все равно истерит, внук все равно остается без уха. (В фильме этот нюанс опущен, но в реальности похитители отправили ухо Пола в редакцию крупной газеты, – правда, из-за особенностей работы итальянской почты письмо потерялось и дошло до адресата только спустя две недели.)

Тем интереснее основная коллизия вокруг «Всех денег мира», никак не связанная с Полом Гетти и отрезанными ушами, зато связанная с большими деньгами и развратом. Как известно, за считаные недели до премьеры фильма разгорелся скандал с Кевином Спейси, который спровоцировал Скотта на беспрецедентное в истории кинематографа решение: вырезать из фильма все сцены со Спейси и заново переснять их с Кристофером Пламмером. Процесс длился месяц и стоил десять миллионов долларов – в дополнение к уже потраченным на фильм сорока.

Как недвусмысленно дал понять режиссер, версии со Спейси никто никогда больше не увидит, но и без этого есть ощущение, что стало гораздо лучше. Пламмер – монументальный старец, переигравший в театре всех важных шекспировских персонажей; Гетти в его исполнении становится с ними в один ряд. Это современный Шейлок, современный король Лир, великий и страшный в своем безумии.

«До моего деда никто не знал, как вывозить арабскую нефть – не было достаточно больших для этого кораблей, – говорит закадровый голос в первые же минуты фильма. – Тогда мой дед придумал и построил такие корабли». Пламмер на экране выглядит и ведет себя как человек, которому под силу такие вещи. Сравнивать кого бы то ни было с Орсоном Уэллсом в «Гражданине Кейне» невозможно и стыдно. Пламмера – можно.

«Все деньги мира» – неровное, местами глуповатое и, наверное, слишком прямолинейное кино. Но это как с Полом Гетти: нравится это кому-то или нет, но Ридли Скотт не просто вошел в историю кинематографа (он в нее вошел сорок лет назад, с первым «Чужим»). Он на наших глазах делает историю кинематографа своими руками. А с результатами и последствиями этого процесса пусть разбираются внуки.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 0(0)