«Времена изменились, коллеги!» Эксперт о родителях, которые судятся с педагогами из-за СОП

Ах, как было замечательно раньше! Как однозначно, как предсказуемо и как просто: белое — это белое, черное — черное. Никаких полутонов. Школа, детский сад — наш родной дом, «где уююют и где нас ждууут». Педагог — вторая мама.

И если учительница или воспитательница сказала, что «из вашего мальчика вырастет бандит», — так тому и быть. Непоколебим был авторитет педагога у рядового гражданина в частности и в местном сообществе в целом. Во где была сила идеологии. Не то что нынче.

Фото Дарья Бурякина, TUT.BY

«Причин утраты педагогического авторитета масса»

Нынче никто и в грош не ставит, а за вангование насчет «мальчик агрессивный» и «вырастет бандит» можно и ответить. А можно провести летние каникулы в судах, как в двух параллельно развивающихся случаях: Наталья, ее дочь и один из отделов образования Гомеля; Виктория, ее сын и один из отделов образования Витебска.

Причин утраты педагогического авторитета масса. Но не о них сейчас речь. Примем как данность: авторитет педагога реально снизился, если не сказать — рухнул. И с этим надо как-то жить. Потому что задачи учреждений образования никто не снимал и даже не пытался уменьшить. Вынь да положь из каждого обучающегося полностью сформированного «гражданина, патриота, семьянина и труженика». И чтобы все живые были, здоровые, в половом и физическом плане неприкосновенные.

А во всех трагических случаях с участием несовершеннолетних в нашей административно-командной системе именно педагоги виноваты…

Причем не важно, где эти случаи произошли: в домовладении семьи, на каникулах у бабушки, в оздоровительном лагере или в учреждении образования. За благополучие детей у нас спрос особый. Дети — это святое.

А тут еще с начавшимся развалом и оптимизацией и без того не сильно развитой отечественной системы социально-педагогических учреждений (они оказались дорогой игрушкой, и результат их работы имеет слишком отсроченный характер, а нам надо тотчас же) работа по выявлению семейного неблагополучия практически полностью переместилась на неокрепшие плечи педагогов учреждений образования.

А они не умеют. Они не обучены или обучены плохо. А им никто не говорил. А они не хотят, в конце концов, и некоторые вовсе не понимают: «А почему опять мы?!»

Ситуацию не спасают нормативные акты и противоречивые методические рекомендации, предлагаемые мозговым центром в лице Министерства образования. К работе с семейным неблагополучием педагогов нужно готовить. А не думать, что сами поразумнеют.

В отличие от школы, в каждой из которых имеется 1−2 ставки социального педагога, укрепленные педагогом-психологом, в детских садах каждая воспитательница, логопед и заведующая могут беспрепятственно почувствовать себя с утра экспертами по детско-родительским отношениям и раннему выявлению семейного неблагополучия и к вечеру наворотить такого, что специалисты отделов образования из судов выходить не будут.

Приведенные случаи ярко демонстрируют неготовность именно педагогов дошкольных образовательных учреждений взаимодействовать с родителями, а не только с их детьми. Один из выходов в сложившейся ситуации: педагогов надо серьезно учить работать с семьей.

Не с картинными примерными родителями, а со всякими: замотанными, издерганными, нервными от постоянного безденежья и прессинга на работе, выросшими в неполных и неблагополучных семьях, ставшими родителями случайно, а не загодя планирующими ребенка.

Были бы побогаче, можно и ставки социально-педагогических специалистов в штатное расписание дошкольных учреждений ввести. Но их нет.

«Да, родитель нынче особенный пошел»

Настойчивость мам — Натальи и Виктории, вынужденных обращаться в суд, демонстрирует не только рост родительского самосознания, но дает понять призванным выявлять семейное неблагополучие, мониторить и контролировать семью, что без четких процедур, прозрачного инструментария, доверия и уважения к родителям сегодня работать нельзя.

Да, родитель нынче особенный пошел: все такие суверенные, такие свободолюбивые — хоть плачь! Замечание им не сделай и чего лишнего не потребуй, и чуть что — с жалобой к органам власти, или, как показывает практика, — по судам.

Времена явно изменились. Сегодняшние родители не плохие и не хорошие. Просто они другие. Они выросли в период и в семьях, чье благополучие и функциональность никого не интересовали: ни власть, таскающую тлеющие головешки с пепелища развала, ни садики-школы, пытающиеся самосохраниться, ни собственно родителей, выживающих в отсутствие жизненных перспектив и времени для воспитания детей…

Сегодняшним родителям привычнее выстраивать свои отношения с педагогическим миром по типу взаимодействия со сферой услуг: и вот уже громко звучат в родительской среде тезисы о том, что «раз я плачу налоги, то вы должны мне, педагоги».

Собственно, в нашем обществе все и так постепенно монетизируется, поэтому для таких и подобных заявлений основания имеются.

Сегодняшние родители, в отличие от своих предков, с радостью живущих напоказ и не исключающих, а иной раз — поощряющих проникновение посторонних в автономный мир личной жизни (достаточно вспомнить типичное, когда жена жаловалась на выпивающего или неверного мужа в партком, местком и профком), — старательно оберегают границы своей семьи, тщательно заботятся о семейной репутации.

Не ожидая от социума понимания, будучи не раз убежденными в том, что от взаимодействия с государственными службами одна головная боль и прочие неприятности, они болезненно воспринимают вмешательство и его, как показывает практика, двусмысленные последствия.

Сегодняшним родителям, по моему мнению, будет полезным четко знать задачи учреждений образования, их функции и полномочия в работе с их семьями.

Продуктивной будет не только разъяснительная работа, нужно выстраивать отношения с родителями на четкой договорной основе. И в таком договоре можно прописать не только перечень услуг, которые учреждение образования готово предоставить семье и ребенку, но и предусмотреть раздел, очерчивающий рамки и способы контроля за положением детей в семье, объем помощи и внимания к семье в случае выявления у ребенка проблем.

Иначе формулировки, которыми «блистают» коллеги в судах, и дальше будут вызывать у общественности еще большие сомнения в их профессиональной компетентности.

Уже не в первый раз отмечено, что нормативные акты и методические рекомендации, регламентирующие работу по выявлению семейного неблагополучия, являют собой непригодный для практики продукт.

Жаль, что у топ-менеджеров Министерства образования все никак руки не дойдут до критериев и показателей отнесения детей к находящимся в СОП, не задержится взгляд на методических рекомендациях, предписывающих практикам абсурдные действия. Вот, к примеру, то же социальное расследование. Им, кстати, сегодня в гомельском инциденте объясняют свои действия ответчики в лице представителей органов опеки.

Социальное расследование в классическом смысле — это методика поиска ресурсов для помощи семье, столкнувшейся с трудностями. У наших практиков с подачи министерских разработчиков методрекомендаций — это поиск компромата в отношении семьи.

Опять же, в классическом варианте социальное расследование предварительно объявляется семье, родителей информируют о том, чем вызвана необходимость такого расследования, обсуждаются его направления.

«Представьте комиссию из людей, не имеющих детей»

Возможно, хорошую службу в решении целого ряда вопросов вообще и вопросов выявления, диагностики и оценки семейного неблагополучия в частности может сослужить внедрение практики создания общественных родительских советов по воспитанию при учреждениях образования (о существующих для «помощи» учреждениям образования родительских комитетах я не забыла, просто у них другой функционал и, соответственно, иные критерии членства).

Семьи все по-разному живут и по-разному управляются с детьми. Оценка положения детей в семье с субъективных позиций отдельных педагогов, на основе только своего личного опыта (как это чаще всего бывает), — явно приводит к искажению картины и вызывает негативную реакцию родителей.

Представьте комиссию из людей, не имеющих детей или имеющих одного-двоих, при посещении многодетной семьи, семьи, принявшей на воспитание нескольких детей из разных семей, или семьи, возглавляемой папой, в одиночку растящим 3−4 ребят? В подобных ситуациях всегда «искрит», потому что у членов комиссии разрывается шаблон, основанный на собственных представлениях о том, как «оно должно быть в нормальной семье». Если в такие комиссии на паритетных началах входили бы многодетный папа, мама, в одиночку растящая двоих сыновей, опытный приемный родитель, хуже бы не было. Но для того, чтобы создать условия для привлечения родительской общественности к участию в рассмотрении ситуаций подобного рода, с семьями надо работать не императивно и репрессивно, а с позиций, повторюсь, уважения и доверия.

Все взрослые должны извлечь уроки из этих ситуаций. И педагоги в особенности: давайте помнить о том, что никто в мире не рождается готовым. И родители — не исключение: их тоже надо готовить к родительству и взаимодействию с учреждениями образования. Потому как в ситуации противопоставления взрослых, участвующих в воспитании детей, больше всего страдают дети.

***

Наталья Поспелова — специалист по семейному неблагополучию и устройству детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. 28 лет работала в органах охраны детства Беларуси, из них 12 — в Национальном центре усыновления. Автор более 100 методических и публицистических работ по проблемам социального сиротства и семейного неблагополучия. Одна из основателей республиканского портала по поиску семей для детей-сирот www.dadomu.by и единственного в СНГ ежемесячного издания для замещающих родителей и специалистов органов опеки и попечительства — газеты «Домой!». Референт Белорусского общественного объединения замещающих семей «С надеждой». Профессиональная специализация: альтернативные формы жизнеустройства детей-сирот; споры родителей о воспитании детей; сопровождение семей, желающих принять или уже принявших детей-сирот на воспитание.