Война и мир

Мы неплохо осведомлены, как живет уже немногочисленная армия белорусских ветеранов. А вот о том, как сложились судьбы немцев, участвовавших во Второй мировой войне, не знаем почти ничего.

Бывшие солдаты вермахта, вдовы погибших участников Второй мировой войны, инвалиды войны, узники концлагерей, участники Движения сопротивления получают от государства пособия, пенсии, обеспечиваются социальной и медицинской помощью. Однако не все и в разных объемах: закон в данном случае избирателен. Например, если ветеран воевал за вермахт как доброволец, в его пенсионный фонд не зачисляются годы, которые он провел на фронте. В отличие от тех случаев, когда люди попадали на фронт под принуждением.

Немецкие ветераны обеспечены куда лучше, чем белорусские старики. Многие из них ездят на дорогих машинах, мало в чем себе отказывают в магазинах, колесят по миру как туристы, в баре или ресторане расслабляются за чашечкой кофе или бокалом пива, смело осваивают современную технику. На их лицах намного реже отпечатываются грусть, раздражительность и апатия к жизни. Если окинуть взором пропасть, разделяющую экономические и социальные институты двух стран, все становится понятным...

Начнем с того, что средняя пенсия в Германии составляет примерно 1000 евро. Вполне конкретно прописаны суммы (надбавки) для тех, кому война нанесла ущерб в плане здоровья и профессиональных возможностей – от 100 до 660 евро. Тяжелобольным могут быть начислены деньги для домашнего ухода: от 282 до 1304 евро. Плюс санаторное лечение, бесплатная медицина, медикаменты, предоставление малоимущим ветеранам бесплатного жилья, слепым — собаки-поводыря, помощь в покупке одежды и т.д.

Свидетель четырех эпох

Ганс Хайль был призван в армию накануне Второй мировой в возрасте 22 лет: “Война стала настоящей катастрофой моей жизни. Какие страдания она приносит, я видел по отцу, инвалиду Первой мировой войны: ему ампутировали левую ногу после отравления ядовитым газом. Большинство немцев было против войны, но и против диктатуры Гитлера мы были бессильны...”

Пройдя с армией вермахта пол-Европы (в том числе и наши края), Хайль попал в плен в Югославии. Самое большое потрясение за все военные годы он испытал в 1943-м, получив короткую телеграмму от родителей: “Нас сильно бомбят”. Мир для Ганса тогда перевернулся...

Проблемы, с которыми в те годы столкнулись как победители, так и побежденные, оказались во многом одинаковыми. “Вся Германия, особенно города, была в руинах, — рассказывает Хайль. — Главной темой, заботившей людей, была работа. Она проходила беспрерывно, днем и ночью. Нужно было разгрести руины и построить новую жизнь”. Ганс решил продолжить дело родителей, которые занимались, говоря современным языком, малым бизнесом. “Правительство взяло курс на постройку социального жилья, — рассказывает он. — Перед нами поставили условие: город выделяет большой участок земли, банк дает кредит с небольшим процентом, а мы строим дешевые квартиры для малоимущих людей...”

Примечательно, что как бывший военнопленный по возвращении домой Ганс Хайль получил от государства денежную помощь. Арифметика была такой: одна марка за день плена, итого — 900 марок за три года.

— Мое рабочее время начиналось в 8.00 и заканчивалось в 24.00, — рассказывает Ганс о первых послевоенных годах. — У меня было всего три помощника. В моем гараже стояло 40 машин, каждый год на заправке продавалось около миллиона литров топлива. Каждый день мылось порядка 40 машин, плюс авторемонт, продажа колес... Заправка была открыта и в воскресенье. На ней заправлялись три поколения одной семьи — дедушка, отец и сын с мопедом. Моя семья — двое детей и жена — видела меня редко. Мой отпуск насчитывал четырнадцать дней в году.

Сейчас Хайль производит впечатление человека, полностью довольного своей жизнью. “Я счастлив”, — подтверждает он.

В Советском Союзе после войны ветерану побывать не удалось. Однако с бывшим СССР Ганса по-прежнему многое связывает: через организацию “Жертвы фашистского террора” он делает гуманитарные пожертвования. Основные средства идут в Санкт-Петербург, Сологубовку, где расположено большое немецкое кладбище, и в церковь святой Девы Марии.

— Я — свидетель четырех эпох, — констатирует Хайль. — Родился в кайзеровской Германии, вырос в Веймарской республике, столкнулся с гитлеровской диктатурой (она вобрала в себя все самое плохое, что только может быть на земле), и только начиная с 1945-го Германия начала строительство демократии, дающей человеку возможность жить свободно и раскованно.

Уроки маэстро Леонарда

Понятно, что политику Гитлера одобряли далеко не все немцы. Человек-легенда Вольфганг Леонард, один из основателей ГДР и писатель с мировой известностью, попал в СССР 14-летним мальчиком вместе с матерью Сюзанной, активисткой коммунистической группы “Спартак”. Вскоре ее арестовали, а юношу осенью 1941-го в товарном вагоне выслали в Казахстан. Тем не менее Леонард стал видным деятелем антифашистского комитета “Свободная Германия” и в мае 1945-го вместе с другими немецкими коммунистами-эмигрантами вылетел в советскую зону оккупации Германии для строительства новой, мирной жизни.

Через четыре года Леонард убедился, что железная рука Москвы не допустит развития Германии по “особому социалистическому пути”. После этого он эмигрировал в Югославию, работал в ФРГ советником по вопросам советской политики и интернационального коммунизма, занимался научно-исследовательской деятельностью в Оксфордском и Колумбийском университетах, преподавал на историческом факультете Йельского университета. Из-под пера герра Леонарда вышли прогремевшие на весь цивилизованный мир книги, в которых он препарирует и анализирует сущность восточноевропейской действительности: “Сумерки в Кремле”, “Короткая жизнь ГДР” и многие другие.

— Как вы считаете, могут ли немецкие ветераны быть довольны своей сегодняшней жизнью?

— Нельзя обобщать. Все зависит от того, как сложилась каждая конкретная судьба. Кто-то после войны устроился лучше, кто-то – хуже. Кто-то нашел себя, а кто-то, напротив, оказался прибит жизнью. И в старости это, естественно, сказывается. Кому-то из ветеранов выплачиваются пенсии, пособия, но это абсолютно не афишируется.

Однако общая тенденция такова, что в Германии растет число недовольных своей жизнью людей. Раньше стандарт жизни здесь был высок, а в последние годы он падает. Тем не менее, безусловно, немцы чувствуют себя намного лучше людей из Восточной Европы. Дело в том, что человек здесь не привык к падениям...

Навалившиеся проблемы для людей — это что-то новое и страшное. Однако это не оппозиция всей государственной системе. Мало кто среди немцев жаждет коренных изменений. Основная масса желает улучшений в рамках действующей системы.

— В СССР бывшие военнопленные считались политически ненадежными людьми, многих из них уничтожила репрессивная машина. А как к этой категории людей относились в Германии?

— Сталин считал, что люди должны были бороться с врагом до смерти. И, мол, если они выжили в тылу врага, значит, они предали родину.

В Германии ситуация была полярной. Люди, вернувшиеся домой из плена, были с теплотой приняты государством, простыми людьми. Их восстанавливали в университетах, давали жилье, работу, инвалидам выплачивали пенсии. Все понимали, сколько страданий выпало на их долю.

— Вы стояли у истоков создания ГДР, закладывали первые кирпичики в ее фундамент. По-вашему, почему она оказалась недееспособным и болезненным организмом?

— Потому что ГДР была точной копией СССР. Жизнь страны была централизована сверху, СЕПГ держала под контролем все ее сферы: никаких свободных дискуссий, никаких свободных выборов, никаких возможностей познакомиться с внешним миром. Людьми манипулировали, как куклами.

Со стороны эта система выглядела сильной и монолитной. Однако стабильности не было и в помине — система загнивала, причем быстро…

Статья была опубликована в еженедельнике «Салідарнасць» от 15.10.2004