Внешний Думбэй

Дальний Восток. Так далеко дальнобойщики уже не заезжают. В основном они добираются до Иртыша, ну в крайнем случае — до Оби или Енисея.

Неизвестная страна (часть 1)

Неизвестная страна (часть 2)

Неизвестная страна (часть 3)

Неизвестная страна (часть 4)

Неизвестная страна (часть 5)

Неизвестная страна (часть 6)

Неизвестная страна (часть 7)

Но здесь навстречу нам, на Запад, еще одной великой рекой течет поток перегонщиков. Сцепленные друг с другом, обмотанные коричневым скотчем, закованные в оргалит и картонку тысячи и тысячи грустных подержанных тачек движутся в Омск, Новосиб и Читу.

Низкорослые березки утопают в жухлых болотцах, небо сливается со степью, забор убогой перегонной тошниловки украшает надпись красной краской: «Служба по контракту. Срочно». Напротив, на брошенной гаишной будке — та же рука вывела: «Все менты — суки».

Откуда здесь, на проложенной лишь пару лет назад грунтовке взялся заколоченный пункт ДПС, совершенно непонятно. Но он стоит, словно памятник всей этой гордой умирающей стране, где уже некому не только воевать, но и брать взятки на дорогах.

Внешний Думбэй — так эти края обозначены на китайских географических картах. Но китайцы, хоть и считают эту землю своей, никогда сюда не стремились. Поэтому Думбэй этот и внешний.

Так что пугать народ неизбежной агрессией с юга как минимум глупо. А на самом-то деле — преступно. Ведь если в ближайшее время не случится массовый приток иммигрантов, эта часть России просто умрет.

Впрочем, даже когда отсюда сбежит последний русский, китайцы в эту дыру все равно не побегут. Потому что таких же пустынных, непригодных для размножения мест и в самом Китае полным-полно.

83 метра такова высота кафедрального собора в Хабаровске. С 2003 года — это самая высокая церковь за Уралом. До его строительст­ва таковым был храм в городе Лесосибирске (67 м).

Жизнь тут — кочевье. Здесь надо пасти скот, с улюлюканьем погонять коренастого степного жеребца, любоваться цветущей степью, а главное — всякий раз переходить с одного пастбища на другое. Так могут жить лишь монголы. Но их тут тоже нет.

Тут вообще никого нет. И даже если открыть границы — не будет. Впрочем, они и так практически открыты. Посмотришь влево, а там — за Амуром — уже Китай. Беги — не хочу.

«Бог создал Сочи, а черт — Могочи. И Магдагачи еще в придачу», — так в Хабаровске говорят про этот путь, по которому нам довелось проехать 2200 километров.

Что такое Могочи, я не знаю до сих пор. Потому что в Забайкальском и Амурском краях у людей с психикой очень серьезные проблемы, и участок мозга, отвечающий за сообразительность и фантазию, у них отсутствует полностью. Так что Могочи, как и большинство точек на карте этих мест, называется «населенный пункт». Вот не город, не село, не поселок, а именно «населенный пункт».

Оригинальны и названия водных артерий. Открывает атлас этих мест река «1-я Седьмая». За ней следуют Седьмые 2-я и 3-я. Далее по курсу ручей «Без названия» и ручей «Ручей».

Ручьев без названия — штук сто, столько же просто «Ручьев». На некоторых вывесках перегонщики фломастером начертали новые имена. Отныне топонимику страны украшают ручей «Ларочка», река «Танюха», падь «Тамарка & Федя». Все вывески покрыты толстым слоем пыли, летящей в стекло, забивающейся в нос и уши, проникающей под кожу и в масляный фильтр.

Хабаровск — Владивосток

Мы въезжаем в Хабаровский край и понимаем, что роднит нас с этим миром одно — язык. Как Англию с Австралией, к примеру.

Я слышал про эти края от своей подруги: она была отсюда. Странная такая девчонка, каждый день ходила в баню, где мазалась кофейным жмыхом. Высушенным отходом кофеварочных агрегатов.

«Говно Хабара, — рассказывала она. — Страшный, черный город, населенный огромными бандитами с маленькими членами».

Поэтому я очень боялся сюда ехать. Пугал даже не рост бандюганов, а именно соотношение этого роста с размером причиндала. Ведь от такой несправедливости бандит должен быть особенно свирепым.

Но двухэтажные купеческие домики затейливо подсвечены электросвечами, будто кудесница Е. Батурина прилетела на Амур в голубом вертолете и расцветила столицу Дальневосточья своими интековскими фейерверками. На улице графа Муравьева-Амурского, конечно, встретишь порой какого-нибудь конюха в меховой кепке, но картины это не портит. Кепка сливается с асфальтом, утлая попка тонет в широченной джинсе Made in Urumchi, гопник растворяется в дымке Амура, оставляя тебя наедине с потрясающим коммунистическим раем, созданным руками Хабар-баши Ишаева.

На 580 000 владивостокцев ежегодно приходится около 1 миллиона проданных на рынке «Зеленый угол» автомобилей. В этой области занято 70 000 горожан, деятельность которых контролируют около 20 преступных группировок.

— А где же китайцы? — спрашиваю своего друга, ведущего местного телеканала Ваню Волошина.

— Так всех выселили.

— А кто ж работает-то теперь?

— А никто и не работает.

Так открылась страшная государственная тайна: русские китайцев ненавидят. Но жить без них не могут. Ибо все, от хлеба и морковки до холодильников и телефонов, сделано там — за Амуром. Либо здесь — но теми же китайцами.

Русские же могут только гнать. Либо на китайцев, либо самогон, либо тачки. Вот они — в восьмистах километрах к югу от Хабаровска. Во Владивостоке, на рынке «Зеленый угол».

Тут — сердце края. Жизнь всего Дальнего Востока. Даже милиция ездит по городу на праворуких «ниссанах» и «тойотах», видимо, чтоб было проще следить за всем этим нелепым организмом, рожающим машинки для всей ошалевшей от нефти России. Империи, построенной на труде многих народов, без которых не мог и не сможет выжить русский человек.

На вещевом рынке тишина. Сотни когда-то набитых товаром палаток пусты, две бабки пытаются продать пару резиновых тапок. У выхода две чудом уцелевшие китайские женщины варят пельмени. Русский старик с аппетитом ест лапшу. Мы спешно уходим прочь, боясь опоздать на самолет.