«Власти не признаются, что уголовное дело о теракте в метро было сфабриковано»

Мать приговоренного к расстрелу Владислава Ковалева до трагедии в минском метро не знала, что в Беларуси существует смертная казнь. В канун годовщины теракта «Салідарнасць» поговорила с Любовью Ковалевой о том, что она делает для реабилитации сына, кому был выгоден взрыв в метро, и почему так поспешно расстреляли осужденных за теракт.

Александр Васюкович, pressphoto.by

— Любовь Ивановна, после расстрела Влада вы сказали о том, что живете ради того, чтобы реабилитировать сына. Какие шаги вы предпринимали в течение двух лет после казни, и что из этого вышло?

— Исчерпав законные возможности добиться справедливости в Беларуси, я написала в Комитет ООН по правам человека жалобу, в которой указала нарушения уголовно-процессуального кодекса во время проведения следствия и суда. Комитет неоднократно обращался к белорусским властям с просьбой не приводить приговор в исполнение.

...Влад не дожил до того дня, когда Комитет вынес решение по делу. Было установлено, что белорусское государство нарушило право на жизнь Влада. Кроме того, Комитет зафиксировал ряд нарушений, допущенных в ходе следствия и суда.

К сожалению, наш суд и государство игнорируют решение Комитета ООН по правам человека, мотивируя это тем, что решения Комитета носят рекомендательный характер.

Недавно мы с дочерью обратились в Генпрокуратуру с заявлением о возбуждении производства по делу Владислава Ковалева в связи со вновь открывшимися обстоятельствам. Нам ответили, что те соображения Комитета по правам человека, которые содержали оценку обстоятельств исследованных и оцененных судом при рассмотрении уголовного дела, не являются основанием для пересмотра и возобновления дела. Это решение мы будем обжаловать.

Я не остановлюсь... Государство приложило максимум усилий, чтобы оговорить ребят, расстрелять их вместо тех людей, которые должны были отвечать за это преступление. Сейчас они ни за что не признаются, что уголовное дело было сфабриковано. Не назовут имена тех, по чьему указанию все это делалось.

Нужно, чтобы люди не забывали о том, что были убиты невиновные. Мы будем напоминать им об этом. Я понимаю, что власти хочется об этом скорее забыть. Но этого не будет.

...До теракта в метро я не знала, что у нас в стране существует смертная казнь. Я одна поднимала двоих детей. Когда мне было что-то смотреть, читать? А по телевизору об этом не говорили. Сколько людей было приговорено, а кто знал об этом? Думаю, что и сейчас те, кто не читает новости в интернете, не догадываются о существовании в Беларуси смертной казни.

— Как вы думаете, почему так поспешно приговор был приведен в исполнение?

— Дима Коновалов и Влад были свидетелями фабрикации уголовного дела.

— За эти два года открылись ли какие-то новые обстоятельства в деле, которые могут красноречиво свидетельствовать, что ваш сын и Дмитрий Коновалов были невиновны?

— Это обстоятельства, установленные Комитетом ООН по правам человека. Материалы, переданные в Комитет, были выписаны из уголовного дела. Среди нарушений, названных Комитетом, — пытки, нарушение принципа презумпции невиновности. Во время следствия и судебного процесса должностные лица страны выступали с публичными заявлениями о том, что Влад и Дима виновны, что это они совершили теракт.

Кроме того, во время судебных заседаний к Владу не допускали адвоката. Они только пару раз встречались.

В суде могла работать только сторона обвинения, все ходатайства со стороны защиты отклонялись.

— Родные погибших в теракте поддерживали вас?

— Конечно. Мы разговаривали в суде. Я чувствовала, что не одна. Горе нас объединяло.

— Вы помните, о чем говорили на последнем свидании с Владом?

— Это было единственное свидание, которого мы не ожидали. Ждали нас, когда мы приедем. Они готовились убивать.

Свидание проходило через стекло. Мы находились в разных комнатах. За спиной Влада были люди. За мной и дочерью тоже стояли.

В основном говорили мы, а Влад молчал. Спросить ни о чем мы не могли, иначе свидание прекратили бы. Поэтому мы с дочкой говорили о доме, о друзьях.

Единственное, о чем я спросила Влада: что ему передать. Раз в три месяца разрешена передача. В апреле мы могли отправить ему посылку. Но сын молчал. Ничего не попросил.

Мне кажется, Влад знал, что последний раз нас видит.

— Когда с твоими близкими случается горе, задаешься вопросом: за что? Как вы считаете, почему именно Влад стал еще одной жертвой трагедии?

— Влада к этому делу привязали, потому что у них на Диму не было никаких доказательств – абсолютно ничего. Влад должен был давать показания против Димы. Это был единственный свидетель обвинения.

Почему моего сына приговорили к такому страшному наказанию?

Если помните, Влад на первом заседании суда не признал предъявленные ему обвинения. На втором заседании мой сын отказался от показаний, данных в ходе предварительного следствия, поскольку они были даны под давлением. Следователь ему угрожал: мол, если не будешь сотрудничать — нарисуют точки зеленкой на лбу и расстреляют. Через несколько дней после этих заявлений Влада Лукашенко снял генпрокурора Василевича.

После того, как Влад не подтвердил очную ставку, проходившую в Новинках, был снят министр юстиции Голованов. Не думаю, что эти совпадения случайны.

Влад не стал играть роль, которую отвело ему следствие, и поплатился за это жизнью.

— Кому, по-вашему, был выгоден теракт? Кто мог совершить его?

— Взрыв произошел, когда была накалена политическая и экономическая обстановка в стране.

Мы все помним весну 2011-го, когда начались суды над кандидатами в президенты, когда обвалился рубль, и люди кинулись в банки снимать копейки, которые еще не обесценились, когда народ скупал товары в магазинах.

Это был тяжелый период, когда нужно было каким-то образом отвлечь внимание народа от всех этих проблем.

— Чувствуете ли вы присутствие Влада? Снится ли вам сын?

— В снах он приходит. Обычно в хорошем настроении. Бывает, Влад торопится, говорит, что некогда ему. Бежит куда-то. Не думаю, что ему там плохо.

Но все равно мне не хочется верить в то, что его нет... (Плачет). До сих пор не выдали тело Влада. Мы не знаем, где он похоронен. Этому нет никакого разумного объяснения. ...Я не могу понять, кому стало легче от того, что расстреляли невиновных людей.