«Власти могут делать со СМИ все, что захотят: открывать, закрывать, заказывать музыку (даже если платят другие), закатывать под асфальт»

Все-таки есть у нас в России свобода слова или нет? С одной стороны, статья 29 Конституции уверяет, что есть, и давно — как минимум с момента принятия этой самой Конституции 12 декабря 1993 г. С другой стороны, патриарх отечественного телевидения Владимир Владимирович Познер публично заявляет, что свободы слова у нас нет.

Во всяком случае, на телевидении. Кому верить? Я лично верю обоим этим источникам. И не вижу здесь ни малейшего противоречия.

Начнем с Конституции: «Каждому гарантируется свобода мысли и слова». И правда, каждый наш гражданин (и даже иностранец) может думать про наши порядки любую мысль, которую ему вздумается. Никого его мысли не интересуют. И слова может говорить любые. Но только самому себе, жене, детям. А вот говорить любые слова друзьям и знакомым я бы уже не советовал. Ибо Верховный суд разъяснил, что «под распространением сведений, порочащих честь и достоинство граждан или деловую репутацию граждан и юридических лиц, следует понимать <...> сообщение [этих сведений] в той или иной, в том числе устной, форме хотя бы одному лицу». А отсюда следует, что даже за высказывание на интернет-форуме или в малопосещаемом блоге могут запросто потянуть к ответу. Именно это происходит сейчас с сыктывкарским блогером Саввой Терентьевым.

Хорошо еще, что высшая судебная инстанция повелела отличать «сведения», которые нельзя сообщать хотя бы и одному лицу, от «мнений», против которых в суд не пойдешь. Действительно, ну как потребовать опровержения такой, скажем, сентенции: «Я думаю, что свободы слова у нас нет». Чистой воды мнение. Даже без признаков оскорбления, ибо ни о какой «неприличной форме» (а она является обязательным признаком оскорбления) говорить не приходится. Нельзя же судебным решением обязать человека думать, что свобода слова у нас есть. Да и Конституция не велит: «Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них». Очень, конечно, несовременное положение. Но на необъятных российских просторах всегда находятся умельцы обойти конституционный запрет и выявить во вполне невинных — на взгляд независимого эксперта — мнениях о губернаторе, мэре, министре или милиционерах как «социальной группе» и оскорбление, и клевету, и экстремизм. Ну, а на самый крайний случай, когда закон костью застревает в горле, не давая огласить обвинительный приговор, припасены полевые психиатры и прочие мастера внесудебного усмирения.

Как бороться с пренебрежением нормами Конституции, закона? Ответ давно уже прозвучал с высоты московского Кремля: чтобы навести порядок в стране, нужны независимая пресса и сильное гражданское общество. О том же говорит и Конституция, признающая и гарантирующая (статьи 13, 29) и идеологическое разнообразие, и политическое разнообразие, и многопартийность, и свободу массовой информации, и запрет цензуры. Жаль, не сказано, за кем именно все это счастье признается и кому именно гарантируется. Иначе мы бы не тешили себя иллюзиями, что, например, свобода массовой информации гарантируется всем. Теперь-то мы точно знаем, что эта свобода гарантируется государству или, точнее, тем, кто себя с ним отождествляет. Они могут делать со СМИ все, что захотят: открывать, закрывать, отбирать, заказывать музыку (даже если платят другие), закатывать под асфальт. Причем сегодня вовсе не обязательно сажать владельцев медийных активов в кутузку, чтобы убедить их отдать бизнес в «хорошие руки». Подавляющее большинство тех, кто оперирует на этом рынке, уже давно научились чутко слушать скрипы кремлевских половиц. Они знают, что даже из-за непреднамеренного журналистского перехлеста легко могут лишиться рекламодателей, льгот по аренде и, напротив, обрести много налоговых, пожарных и прочих незваных гостей.

Впрочем, власти давно уже поняли, что гораздо эффективнее бить не по самим СМИ (закон о СМИ, хоть и сильно исковеркан поправками, но все-таки еще действует), а по прочему, немедийному бизнесу их владельцев, особенно если следы этого бизнеса теряются в «лихих 90-х», а значит, легитимность его всегда может быть поставлена под сомнение. Именно в этом, а не в идейном единении партии и народа коренятся причины все большей сдержанности на язык и смиренности все большего числа средств массовой информации. Они не боятся, но остерегаются. Не боятся нарушить закон, но остерегаются попасть в немилость. Журналисты давно уже ощутили последовательное сужение ареала свободы по все возрастающему числу попадающих в корзину заметок, а читатели — по выпадению острых тем, резких дискуссий, открытых эфиров… Достаточно сравнить стилистику газет, скажем, 15-летней давности с нынешними или переключить телевизор на канал «Ностальгия», чтобы почувствовать разницу. Нынешним СМИ уже не нужно командовать «смирно!». Они и так смирненькие. Свободные, без следов побоев, но тонко чувствующие грань, которую преступать нельзя.

Эта причудливая грань может пролечь там, где, казалось бы, никакой высокой политикой и не пахнет. Например, маленькая, но настырная городская газета «Саров» из Нижегородской области решила разузнать у городского головы, какова была его роль в организации благотворительной лотереи в день выборов. То, что подобные лотереи незаконны, мэр, думаю, догадывался. И, видимо, потому ответил отказом: «Запрошенные сведения не относятся к информации, которую редакция имеет право запрашивать». Редакция — в суд. И вот на этой неделе получено решение: поскольку проведение лотерей «к полномочиям органов местного самоуправления не относится», постольку вопросы журналистов не являются в силу закона о СМИ обязательными для мэра, ибо не касаются его деятельности как должностного лица. Какая же, спрашивается, может быть свобода слова, если даже вопрос задать не дают?

Есть исключения? Есть! Например, в высокодоходной сфере гламурной пошлятины никакой запретной грани не наблюдается. Здесь все дозволено и выставлено на продажу. Правда, призрак Высшего совета по нравственности, отвергнутого Кремлем еще лет 10 назад, все еще бродит по России, пугая руководителей развлекательных телеканалов. И воображение уже рисует эдакий Совет стражей самодержавия, православия и народности, карающий за мелькнувшую в кадре обнаженную коленку. А ведь можно с пошлятиной, как и со многими другими болезнями в медийной сфере, бороться цивилизованными методами. Я веду речь о таких структурах гражданского саморегулирования, как Общественная коллегия по жалобам на прессу. В условиях затянувшегося поиска судебной властью секрета своей независимости подобные структуры, действительно независимые и неподкупные, могли бы взять на себя разрешение значительной части конфликтов в сфере свободы слова. И это было бы дело. А не только слово.