Вера Брежнева: «Есть люди, которые периодически дают мне по башке» (+ фото)
В этом году экс-солистка «ВИА Гры» попробовала себя сразу в двух новых ипостасях: стала ведущей игрового шоу «Магия десяти» на Первом канале и сыграла главную женскую роль в фильме «Любовь в большом городе». В интервью Вера Брежнева рассказала, когда начала считать себя «першей бабой на селе», как на ней отразился кризис, почему развелась с первым мужем и ничего не рассказывает о нынешнем.
-- Честно
признаюсь, я немного боялся идти на это интервью. Круг вопросов, которые вы
обычно обсуждаете с журналистами, крайне ограничен: почему вы ушли из «ВИА
Гры», что должен сделать мужчина, чтобы вам понравиться, какие мужчины нравятся
вам. В последнее время еще добавился вопрос «как Цекало познакомился с вашей
сестрой». Ответы, соответственно, всегда одни и те же.
Я вот
думаю: это оттого, что журналисты такие узколобые, или с вами действительно не
о чем больше поговорить?
-- Вы забыли еще один вопрос: «Как вам удается так хорошо выглядеть?» Да удается как-то, и всё! (Смеется.)
Я тоже удивляюсь: неужели меня нельзя спросить о чем-то другом? Я буду только рада.
-- Вы
вот в компании своих близких о чем обычно говорите? Допустим, за ужином?
-- Да обо всем. Вспоминаем что-то приятное, шутим, про общих знакомых говорим, можем даже посплетничать. Ну а потом, на Украине в последние годы очень бурная политическая жизнь, сейчас еще добавились кризисы — парламентский и финансовый, и часто разговоры заканчиваются обсуждением этих вопросов.
-- Кризис
сейчас больная тема для всех. Лично вас он задел? Упала ли, например, стоимость
вашего корпоративного выступления?
-- Нет, не упала. И летаю я не меньше. Вообще, что касается работы, пока вроде все в порядке. Что будет дальше, не знаю.
Я, конечно, ощущаю всеобщую панику. В какую компанию ни прихожу, меня все первым делом спрашивают: «И как ты во время кризиса?!» Разговоры везде о том, что будет плохо.
В Киеве впервые за очень долгое время подняли
цену на проезд в метро — с 50 копеек до 2 гривен (1 гривна равна примерно 255 белорусским
рублям. — Прим. «Салідарнасці»). Еще полгода назад мы могли хвастаться, что киевское метро самое
дешевое в Европе, но сейчас ситуация меняется.
Цены на продукты резко возросли. Мои родственники столкнулись с тем, что невозможно забрать свои депозиты из банков, не получается достроить квартиры — многие стройки остановились. Да что я вам рассказываю? У вас то же самое, я думаю.
-- Есть какой-то ваш личный
рецепт, как пережить это время?
-- Я себя успокаиваю просто: не жила богато — нечего и начинать. (Смеется.) Я всегда была бережливой. Сейчас сократила какие-то свои траты — на одежду, например. Но хуже мне от этого не стало. Я жила и в гораздо более нелегкие времена.
-- Это в какие?
-- В начале 90-х. Я была маленькой девочкой из многодетной рабочей семьи — нас было четыре ребенка. Город Днепродзержинск, раньше село Каменское, деревня фактически. Мне уже с одиннадцати лет пришлось подрабатывать, и так продолжалось до семнадцати, пока я не поступила в институт.
-- А у вас остались
какие-нибудь пролетарские привычки? Ну, например, сплевывать семечки на пол?
-- (Смеется.) Таких у меня и не было. А в принципе у меня есть такая
способность (возможно, это один из моих немногочисленных талантов): я
моментально подстраиваюсь под среду, в которой нахожусь. Умею очень быстро
адаптироваться к людям, к их манерам.
Я могу находиться в Москве, в каком-то высшем обществе, и вести себя там соответственно, а потом сажусь в самолет, через два часа оказываюсь дома, в кругу семьи, и там я уже «шокаю» и «гэкаю». Как-то оно переключается само собой.
-- Вы расстались со своим
первым мужем, когда вашей дочери был всего год. Верно?
Даже года ей не было.
-- Когда Соня первый раз
спросила: «Где папа?»
-- Она не спрашивала, потому что папу у нее никто не отнимал. Они общались
все это время, ездили вместе отдыхать, гуляли.
Соня знает, что папа у нее есть, просто мама его не любит и не живет с ним. Мы иногда говорим с ней об этом, я ей что-то объясняю. Но каких-то глобальных философских вопросов, на которые я бы не знала, что ответить, она мне не задает. Она все понимает. Она вообще очень мудрый ребенок для своего возраста и относится к сложившейся ситуации абсолютно спокойно.
-- Для поколения,
воспитывавшегося еще при Советском Союзе, девочка, которая к девятнадцати годам
успела выйти замуж, родить и тут же развестись, считалась чуть ли не
преступницей. Вас в таком совковом духе не воспитывали?
-- Ни в коем случае. Вопрос вообще не стоял, во сколько лет мне можно
будет рожать, а во сколько нельзя. Вопрос был только в том, хочу я этого или
нет, и
могу ли себе это позволить.
Меня воспитывали в свободе принятия решений.
Конечно, я советовалась с родителями, могла что-то принять к сведению, но окончательный
выбор делала только сама.
Когда я захотела стать матерью, родители не
говорили мне: «Только через наш труп!» Наоборот, они говорили: «Твоя жизнь —
тебе и решать».
До восемнадцати лет у меня были, конечно,
какие-то ограничения, а потом — нет. К восемнадцати годам я уже была довольно
взрослой, сформировавшейся личностью. Я встретила человека, полюбила его,
захотела жить с ним, родить от него ребенка — все это происходило естественно.
И я имела полное право на собственный выбор.
В конце концов, для чего еще существует термин «совершеннолетие»? Я вижу, как некоторые родители опекают своих детей до сорока лет и какой ужас в итоге из этого получается.
-- Я тут наткнулся на
интервью вашего первого мужа, в котором он сказал, что причиной вашего разрыва стала
его бедность. Мол, запросы у вас слишком большие…
-- Как можно такое сказать, когда до встречи с ним я сама жила в бедности?
Если бы я была царицей, а потом вышла замуж за нищего и через год ушла — это
было бы одно.
Другое дело, что появился ребенок, и мне, как
прагматику, пришлось думать о том, что он будет кушать. Ну, я и работала.
То, что человек находится в незавидном финансовом положении, — вовсе не повод от него уходить, тем более, если ты испытываешь к нему чувства. А вот если он не может сделать тебя счастливой, а может только сломать... Это серьезный повод. В какой-то момент мне стало невыносимо жить во всем этом, поэтому я и ушла.
-- Сейчас вы общаетесь с ним?
-- Редко. Мы не рассорились вдрызг, хотя последний шаг он сделал такой, что разговаривать с ним после этого особо и не хочется. Что за шаг? Не хочу об этом говорить. В любом случае сейчас мы общаемся реже, чем могли бы.
-- А вы что, не понимали, за
кого выходили замуж?
-- После рождения ребенка все изменилось. И он изменился. А может, просто
показал свою сущность, которую до этого скрывал.
Такое часто бывает: до свадьбы у людей все
супер, а потом кто-то начинает вести себя по-другому, и это приводит к ссорам и
разводу. У кого-то — как правило, у мужчин — появляется чувство собственника:
мол, жена уже никуда не денется и можно отныне делать все, что хочется.
Плюс у нас все-таки именно после свадьбы люди начинают жить вместе. Это тоже влияет. Одно дело просто встречаться, гулять, оставаться на ночь и совсем другое — ежедневно сталкиваться с бытовыми проблемами. Не все на них адекватно реагируют.
-- Как бы вы хотели провести
сегодняшний вечер на самом деле?
-- Я бы хотела сейчас лететь домой. Но, к сожалению, на самолет я уже не успела и придется ехать на поезде. Дома я буду только завтра.
-- Вы в обычном поезде
поедете?
-- Да, своего у меня пока нет. (Смеется.)
-- Я имею в виду — в обычном
купе, на четыре человека?
-- Нет, я выкупаю СВ, чтобы быть все-таки одной. Не так давно я ехала по
одиночному билету. Захожу в купе, а там незнакомый мужчина. Соседнее купе при
этом было свободно, и я попросила его перейти туда. А он просто взял и сказал:
«Не пойду».
-- Как я его понимаю... Когда
еще с Верой Брежневой в одном купе проедешься?
-- А почему никто не понимает меня? Для меня зачастую дорога — это единственное время расслабиться, помолчать, отдохнуть, поспать, в конце концов. И я совершенно не хочу тратить его на какие-то разговоры. Бывало, ко мне обращались с подобной просьбой — поменяться местами — и я реагировала положительно.
-- А «попросить» мужчину из
купе или нет, зависит от того, насколько он симпатичный?
-- Не зависит. Я не хочу находиться в замкнутом пространстве с чужим
человеком, кто бы он ни был.
Если бы это был коллега по цеху, я бы еще
могла потерпеть. Поскольку мы почти все знакомы, я, по крайней мере, могла бы
сказать: «Давай спать, хватит разговаривать». (Смеется.)
Кстати, я слышала, что не так давно запустили экспериментальный поезд Москва — Питер, на который мужчины и женщины могут приобретать билеты только в разные вагоны. Я двумя руками за такие поезда! Покупала бы билеты только в женские вагоны. Женщины как минимум не храпят.
-- Такое ощущение, что с
мужским вниманием у вас сейчас явный перебор. При этом вы часто рассказываете,
что в школе были гадкой и некрасивой, и
мальчикам было совсем не до вас. В какой момент все поменялось?
-- В семнадцать лет.
-- Вы впервые накрасились,
надели мини-юбку, или что-то другое?
-- Да просто грудь у меня выросла! (Смеется.) Вместе с этим произошла
гормональная перестройка организма: мое тело из доскообразного превратилось в
красивое, женское.
До этого у меня и правда была отвратительная
внешность: я была худая как трость, сутулая, в очках, из-за худобы казалось,
что у меня огромный рот во все лицо, — в общем, все прелести подросткового
возраста, разве что прыщей у меня не было. Соответственно, на мальчиков я даже
не смотрела. Зачем? Все равно я знала, что они не ответят мне взаимностью.
А в семнадцать лет я вдруг стала замечать, что
созрела, — парни начали на меня поглядывать. За очень короткий период я прямо
расцвела. Смотрела в зеркало и уже нравилась себе.
Мы с сестрами даже сделали специальную фотосессию на «мыльницу», и я так гордилась этими фотографиями! Сейчас смотрю на них: и смех и грех. Но тогда я стала считать себя «першей бабой» на селе.
-- А сейчас вы бываете
неуверенной в себе? Что-нибудь может нанести удар по вашей самооценке?
-- Может. Замечания и критика от людей, авторитетных для меня, мнение которых я уважаю. Но чтобы не слышать от них этого, я стараюсь хорошо работать. Не жалею на это никаких сил и времени.
-- На любовь-то у вас
что-нибудь остается?
-- Да, я могу и во время работы любить. (Смеется.) Вот сейчас сижу
разговариваю с вами, а сама в это время очень люблю. Ежесекундно думаю о
любимом человеке.
На самом деле любовь играет в моей жизни огромную роль. Она на первом месте вне зависимости от чего-либо. Ради нее я могу многое «задвинуть».
-- А почему вы никогда не
говорите о своем нынешнем муже? Чего вы боитесь?
-- Ничего не боюсь — просто не хочу. Потом все начнут писать: я с мужем то, я с мужем это… Не хочу, чтобы на всю страну обсуждали мою личную жизнь.
-- Вы же сейчас лукавите!
-- (Немного обиженно.) Я никогда не лукавлю.
-- Я к тому, что, скорее
всего, не говорить о личной жизни вам просто невыгодно, как любому поп-артисту.
В вашем бизнесе некоторым даже на уровне контрактов запрещается носить
обручальные кольца…
-- Да все давно уже знают, что у меня есть муж! И кольцо, как видите, я
ношу. Я не боюсь и не стыжусь этого, никто мне ничего не запрещает. Просто не
хочу я всем рассказывать, когда я выхожу замуж, когда развожусь, из-за чего я с
кем ссорюсь, о чем с кем говорю.
Не хочу выглядеть как некоторые наши артисты,
которые, ради того чтобы попасть на обложку какого-нибудь журнала, готовы
выложить на обозрение свое белье. Если это не увеличит ко мне чей-то интерес —
ничего, я переживу. Главное, что мое внутреннее состояние будет в покое.
Я вообще в этом смысле достаточно закрытый человек и какие-то свои эмоции переживаю исключительно внутри себя, не выливаю их наружу, не собираю подружек и не начинаю перетирать всю эту ситуацию. Я не со всеми своими подругами обсуждаю свою семейную жизнь, а вы хотите, чтобы я сейчас об этом на всю страну вещала!
-- Ответьте, пожалуйста, хотя
бы на один вопрос. Про вашего нынешнего мужа, предпринимателя Михаила
Кипермана, пишут, что в свое время он чуть ли не обвинялся в громком заказном
убийстве другого известного бизнесмена — Максима Курочкина. Якобы компания,
принадлежавшая ему, задолжала жертве несколько миллионов долларов и таким вот
страшным образом «выплатила» долг…
-- О господи… (Смеется.) Я, конечно, тоже читала про это, но меня удивляет, что вы так серьезно на это реагируете. Специально, чтобы вас успокоить, скажу: ни у кого из моей семьи не было никаких отношений с тем убитым человеком.
-- А откуда вообще вся эта
информация появляется?
-- Скажите, а откуда неделю назад появилась статья о том, что я, приехав
из Днепродзержинска в Киев на кастинг «ВИА Гры», оголила грудь для того, чтобы
меня взяли в группу?! Причем статья с моей прямой речью — я это там сама все
рассказываю! И ее уже все газеты перепечатали!
Откуда это взяли, кто это пишет, зачем?! Скорее это вопрос к вам, вы же в этом бизнесе крутитесь.
-- А наказать этих людей вы
не пробовали?
-- Бог их накажет. А мне будет легче, если я просто об этом забуду. Я
знаю, что к людям все равно все плохое возвращается.
Меня иногда спрашивают: «Ну что же ты не дашь опровержение?» Не хочу. Опровержение — это некое оправдание, а оправдывается только тот человек, который виноват. Я ни в чем не виновата, поэтому от меня никто никаких оправданий не дождется. Мне только жаль своих близких: они же волей-неволей всю эту гадость вынуждены читать.
-- Слушайте, вы уже шесть лет
в шоу-бизнесе. Почему вы не портитесь?
-- Кто вам сказал? (Смеется.) Изнутри я не гнию — это да. Но внешние
проявления «порчи» случаются.
Бывает, когда жутко устаешь, на этом фоне
всплывают раздражение, вредность, еще какие-нибудь негативные черты характера.
Но слишком далеко это не заходит.
Знаете, когда огурец высыхает, его достаточно опустить в холодную воду — и он снова наливается, становится хрустящим, вкусным таким. Вот рядом со мной, слава богу, есть люди, которые периодически опускают меня в эту воду, дают мне по башке — в общем, ставят на место. Я им за это очень благодарна.
Также
на эту тему
Вера
Брежнева: «Я – пассивная пьяница!» (+ эротическая фотосессия)
Оцените статью
1 2 3 4 5Читайте еще
Избранное