Василий Аксенов: «Что я вам проститутка, ходить по гостиницам»
Аксенов стал писателем благодаря случаю. Без малого полвека назад он, получив диплом терапевта и распределение в Балтийское пароходство, ждал визы для загранплавания. Но за границу Аксенова тогда не пустили. Вместо моря он попал в больницу водников на Онежском озере, где и начал писать.
— Ну и что дальше — гулянки, женщины?
— Я попал в богемную среду, познакомился с Евтушенко,
Рождественским, с Беллой (Ахмадуллиной. — Авт.). Помню, как первый раз увидел
Беллу. Она пришла в ЦДЛ с Нагибиным (Юрий Нагибин, писатель, сценарист, в то
время муж Ахмадуллиной. — Авт.). И я был совершенно потрясен ее нарядом.
Какое-то стильное платье с широкой юбкой, как парашют.
— Укороченный кринолин. Я слышал, под такими юбками был
поролон.
— Да-да, укороченный кринолин. Сложилась такая компания,
можно сказать — среда, в которую входили люди нашего поколения и фронтовики.
Поженян (Георгий Поженян, поэт-фронтовик, его имя, как погибшего на фронте,
было выбито на памятной стеле, чем он очень гордился. — Авт.), Нагибин — он
большим богемщиком был.
— Жизнелюб?
— Да, жизнелюб... В то время мы таскались из одного
творческого клуба в другой. Из ВТО в ЦДЛ, затем во Внуково, где спиртное
продавалось круглосуточно, оттуда на квартиру к кому-нибудь. Гудели здорово, не
просыхая, до упора. Особенно в 60-е. Это самый туманный период. А в 70-е был
любовный период. Отрывались на юге или в Прибалтике. Все старались друг друга
держаться. Сейчас я этого не замечаю. Может быть, в молодежной среде...
Приходили двое-трое в ресторан какого-нибудь творческого клуба, а потом все
разрасталось в большой стол гудящих и орущих людей. Все друг другу кричали — ты
гений, старик, ты гений! Кто ты? — кричал Поженян. — Мы солнечные пупы, а ты
кто такой? А тот в ответ — идите к черту, я устал. — А что ж ты такого написал,
что так устал? Поженян, морской пехотинец, был любитель по морде давать. Мы
часто в милицию с ним попадали. Как-то Данелия (Гия Данелия, кинорежиссер. —
Авт.), Конецкий (Виктор Конецкий, писатель-маринист. — Авт.), Казаков (Юрий
Казаков, писатель. — Авт.) и Ежов (Валентин Ежов — киносценарист, лауреат
Госпремии за сценарий фильма “Баллада о солдате”. — Авт.) и я получили аванс за
киносценарий (в итоге получилось кино “Полосатый рейс”, но с другими авторами в
титрах. — Авт.), получили полторы тысячи на пятерых и спустили их за один
вечер. Помню, мы шли по набережной Ялты, постепенно обрастая людьми. Тогда в
Ялте сразу четыре фильма снималось. Да, 72-й год. Мы идем по набережной, а в
порт входит корабль “ЦесаревичЪ” с российским триколором, а на палубе офицеры с
эполетами, дамочки... И с палубы один офицер кричит: “Васька, подожди, я
сейчас”. Актер знакомый.
— Всех помните хорошо?
— О мертвых только хорошо. А вот Овидий Горчаков, настоящий
спецназовец (профессиональный разведчик, вместе с Аксеновым и Поженяном автор
книги “Джин Грин — неприкасаемый”, вышедшей под псевдонимом Гривадий Горпожакс.
— Авт.}, в свалках не участвовал. Мы деремся на улице, а где Овидий? А его нет.
Приходим домой, а он на диване книгу читает. Мы ему — ты что же нас бросил, а
он в ответ, что это первая заповедь спецназа — никуда не вмешиваться.
—А как в первый раз за границу поехали?
— Это была Польша. Тур с писательской группой. Хорошо помню
первую фразу, с которой ко мне обратился первый иностранный гражданин. Мы
приехали, бросили чемоданы, и я сразу побежал на улицу. И тут ко мне подошел
какой-то хмырь и спросил: “Пан имеет эротичный интерес?” Я сказал, что очень
большой. И тут он показал мне на тех, кто мог мне помочь. Они были такими
страшными, что я сразу же вернулся в номер. А на следующий день мы поехали в
издательство, в котором вышел “Звездный билет”. Там была красавица-секретарша.
Я спросил, что это за девушка. И мне сказали, чтобы я не волновался, так как моего
гонорара на нее не хватит. Это был 62-й год...
— Сейчас в России самых красивых девушек можно найти на
сайтах, предлагающих проституток. Вы к этому как относитесь?
— Это есть везде. В СССР, как известно, секса не было, вот
сейчас и идет отдача. Трахаться надо чаще. А то, что девочки продают себя — ну
ведь жить им на что-то надо...
— Вы в свое время отличились тем, что вынесли на страницы
книг откровенные сексуальные сцены и ненормативную лексику...
— Это был вызов пуританскому обществу. Я полагал, что если
писатель пишет правдивый роман, ему трудно обойтись без ненормативной лексики.
В стране как-никак два главных института говорят на этой лексике — армия и
лагерь.
— И двор.
— Но двор уже питался от лагеря и армии. Он был вторичен.
Эротика, секс — это был тогда совершенно запретный плод. В общем, это был
протест.
— Василий Палыч, а кто на вас первый руку поднял? В Союзе
писателей? В ЦК?
— Из этой организации? Была объявлена запись на круиз по
Дунаю, по соцстранам. Я и записался. И тут меня вызвали в партком. Я удивился,
будучи не членом. А там сидел такой товарищ в сером костюме. Представился
Бардиным, полковником, куратором Совписа. Он сказал, что сейчас два клеветника
на Западе печатаются — Абрам Терц и Николай Аржак (Андрей Синявский и Юлий
Даниэль. —Авт.). Я, признаться, о них ничего не слышал. От этого типа впервые
узнал. И вот этот Бардин рекомендует мне в круизе поговорить с поляками,
узнать, что это за люди. Ну, я ему говорю, что он обратился не по адресу, я
этого делать не буду. Он в ответ — надеюсь, что вы о нашем разговоре никому не
скажете, и пожелал приятного путешествия. Ну, естественно, мой вояж по голубому
Дунаю не состоялся. А потом в 1977-м мне позвонили и попросили прийти в
гостиницу. Я им сказал: что я вам — проститутка, ходить по гостиницам? Если
хотите, то ко мне приходите. Выезжаем, говорят…
Обстановка была глухая, руки выворачивали, ездили за мной,
шины прокалывали. Идею уехать из страны мне передали через посредников.
Появились люди, которые работали на тех, называть их не буду, которые стали
говорить, что “у тебя нет выхода и надо уехать”. Я их презираю. Но жалею —
ненависти к ним нет. Потом была попытка, в 80-м, меня ликвидировать. На большой
скорости ночью я ехал по трассе из Казани, и на меня пошел КРАЗ, а рядом с ним
ехали два мотоциклиста. Они меня ослепили, и я выскочил по краю кювета. Майя
сидела сзади и крикнула, что это конец. Вот как было... Это все сгущалось.
Почта читалась, слежка зловещая велась за мной постоянно. Я пошел к Феликсу
Кузнецову (в то время один из секретарей союза писателей, критик. — Авт.) и
сказал, что принял решение о выезде. Он в ответ говорит, что это устроит всех.
— К Америке долго привыкали?
— У меня были сложности с деньгами. Я не понимал, как они их
там тратят... Платили хорошо: когда я получил профессорское кресло в
университете штата Вирджиния, то получал 120 тысяч в год. И считал себя
олигархом среди студентов.
— Так вы что, богаты?
— Нет. Я же сейчас не преподаю. А на писательстве богачом не
станешь. Хотя издают меня сейчас хорошо...
— Сравните американцев с европейцами, с нами. Женщины,
например, какие там?
— Американцы очень вежливые. Мордобой у них только в кино. Я
там за 24 года жизни ни одной драки не видел. Зато один раз под перестрелку
попал во время вооруженного ограбления магазина. Там настоящий бой был. Я
притулился от пуль к стене, и тут из магазина выбежал черный юнец, а за ним
черный полицейский, который на него прыгнул и свалил. И тут двое вывели второго
грабителя.
А вот лучшие женщины, самые красивые — живут в России.
Просто чудо какое-то. Но наши просто красавицы. А вот штат Вашингтон славится
некрасивостью своих женщин. В Вирджинии много статных, красивых девиц, но с
нашими их сравнивать бесполезно. Француженки, они очень стройные, тоненькие,
особенно блондинки такие маленькие.
— Кстати, почему во Францию перебрались?
— Контракт в Америке кончился. Я купил в Биаррице дом и
теперь вот живу на две страны — там и здесь. Я гражданин США и России. Сейчас
хлопочу, чтобы мне во Франции дали годовую визу. Пишу я там в основном: здесь
суеты много. Суета...
—Хорошо быть космополитом?
— Нет...
Читайте еще
Избранное