«В призыве Лукашенко «до конца стоять за независимость» слышится разное. То ли угроза, то ли мольба, то ли крик»

Два с лишним десятилетия назад батька грезил о том, чтобы стать президентом Союзного государства. Сегодня он мечтает о том, чтобы в Москве раз и навсегда забыли об этом несостоявшемся государстве.

Раньше было совсем по-другому. Александр Григорьевич много и горячо говорил о российско-белорусском братстве, ощущая себя собирателем постсоветских славянских земель, и к весне 1997 года дело дошло уже до подписания такого Союзного договора между Минском и Москвой, в рамках которого Лукашенко мог претендовать на пост главы объединенного государства. Там и референдум был прописан, и общая валюта, и общий дом. Соглашение чуть ли не в последнюю минуту отменил Анатолий Чубайс, сумевший объяснить Борису Николаевичу, что такой союз нам не нужен. Слишком уж популярен у себя и в России белорусский президент. Слишком уж неустойчива власть в Кремле.

Потом пришел Путин, и ситуация постепенно стала меняться. Прежде всего на уровне личных отношений. Ибо великодушный Ельцин, пренебрегая разными сложностями диалога с «последним европейским диктатором», Лукашенко симпатизировал, а новый наш национальный лидер его невзлюбил. Оказалось, что они очень разные — хладнокровный и скромный с виду офицер внешней разведки и харизматичный председатель совхоза, мечтающий о российском троне. Кроме того, в первые годы своего правления Владимир Владимирович на международной арене старался действовать как прагматик, оттого на переговорах с Александром Григорьевичем о деньгах за энергоносители и о покупке 50-процентного пакета акций «Белтрансгаза» беседовал гораздо охотнее, чем о вековом братстве.

Прагматизм проявлялся и в том, что Путин, будучи человеком объективным, Лукашенко все-таки ценил и стремился по-тихому перенять у него все самое лучшее. В частности, авторитарную политическую систему, с учетом обстоятельств места и времени. Он учился у соседа чудесам превращения вчера еще обыкновенных оппозиционеров — в национал-предателей, вчера еще обыкновенного парламента — в образцово функционирующий «бешеный принтер», вчера еще обыкновенных граждан — в идеально голосующих телезрителей-избирателей. Сегодня можно с гордостью констатировать, что необычайно талантливый ученик превзошел учителя.

Потом была грузинская война, после которой обозначились по-настоящему непримиримые противоречия между Москвой и Минском. Они сводились к тому, что Лукашенко, давно уже не помышлявшему о расширении границ своей власти, сильно не понравились (как и подавляющему большинству других политических лидеров) и сама эта братоубийственная война, и — еще больше — насильственное отторжение территорий у суверенного государства. Он отказался признавать независимость Южной Осетии и Абхазии, что привело к острому конфликту России с Беларусью, в ходе которого про батьку показывали разоблачительные фильмы на НТВ, а он в ответ показывал Москве Михаила Саакашвили.

Потом случился Крым.

Это потрясшее весь мир событие, прирастание российских земель украинскими, на Александра Григорьевича произвело особое впечатление. Он сразу понял, что его Беларусь может стать следующей сакральной жертвой Русского мира. Хотя поначалу заметно бодрился, используя так называемый «минский формат» для того, чтобы вернуться на международную арену, откуда был изгнан и обложен санкциями за успехи, которых достиг в борьбе с демократией, — и с большим человеческим удовольствием сообщал, почему его перестали называть «последним европейским диктатором».

Однако тревога преобладала, и в те удивительные моменты, когда он рассказывал случайно подвернувшемуся армянскому послу, какие у него, у Лукашенко, «блестящие» отношения с Путиным и как им еще придется «спиной к спине стать и отстреливаться» от врагов, президент Беларуси испытывал подлинный страх. Он как бы заговаривал беду, удерживая Владимира Владимировича от ошибочных действий и напоминая о братской дружбе, которой нет и никогда не было.

Собственно, все иные их разборки, начиная с газовых и кончая спорами о российской авиабазе под Могилевом, сегодня сопровождаются этими страхами. Поскольку 2024 год, когда кончается последний путинский срок, не за горами, время вообще летит быстро, то и варианты продолжения политической карьеры нашего гаранта наверняка рассматриваются уже теперь.

Один из них, самый очевидный — дальнейшее расширение Русского мира за счет соседней страны, окончательное слияние России с Беларусью при объединении Союзного государства. Вероятно, по той же схеме, по которой батька когда-то мечтал подсидеть Ельцина. Несколько уточняющих фраз в соглашении — и вот вам, пожалуйста, новая страна, в которой Владимир Владимирович еще ни разу не избирался.

Кто против? Лукашенко и, как ни парадоксально, те белорусы, которые ощущают себя гражданами независимого государства. Белорусы, которых он гнобил десятилетиями. К ним, братьям и сестрам, он и обращался ныне, проводя закрытое совещание с руководством, которое было посвящено сохранению независимости «в условиях давления с российской стороны».

Организуя слив и делясь секретом с целым миром, который он уже отдельно уведомил о том, что его родину соседи собираются «впихнуть в Россию» и поделить на области.

— Я был инициатором, когда Ельцин работал президентом, — вспоминает Александр Григорьевич, общаясь с российскими журналистами, — чтобы мы формализовали» итоги тогдашнего референдума в Беларуси и такой же провели в России, довершив дело «конституционным актом» и объединением. Однако «вы на это не пошли... так что же случилось сейчас, что вы схватились за договор... к чему весь этот шум и что Россия хотела бы от нас? — вопрошает Лукашенко.

И далее говорит о «святом», о суверенитете, и о Жириновском с его имперскими планами, но речь тут, конечно, не о Владимире Вольфовиче. В принципе не о том, что там позволяют себе системные оппозиционеры в Думе. Но о том, где они понахватались этих идей.

В конце концов, речь о бумеранге, который спустя два с лишним десятилетия прилетает из Москвы. И о судьбе белорусского национального лидера. Это ведь в Киеве власть слабая, потому Кремль и борется с ней методами гибридной войны. А в Минске власть сильная, но держится на одном Лукашенко. Убери его — и независимая Беларусь может кончиться, даже невидимых бойцов ЧВК присылать не обязательно.

Вот Лукашенко и переживает, и в опровержении свежей новости от его пресс-секретаря куда больше лукавства, чем правды. А правда вброшена, и панических настроений в ней с избытком, как тогда, в Москве, когда Чубайс растолковывал Ельцину, почему ему не следует подписывать договор. Батька предупреждает, что не хочет уходить, и в его призыве «до конца стоять за независимость» слышится разное. То ли угроза, то ли мольба, то ли крик.

Сигнал тревоги: Кремль вспомнил о мине замедленного действия