«В белорусских роддомах многие женщины сталкиваются с насилием»

Мама двоих детей, инициатор проекта «Родить по-людски в Беларуси» Вероника Завьялова — о том, какие перемены нужны нашим роддомам, и что нужно сделать, чтобы голоса женщин услышали врачи.

Вероника Завьялова с сыном. Фото из ее личного архива.

— Вероника, я читала о кампании «Родить по-людски» в Польше. Акция произвела революцию в области акушерства: женщины могут рожать с мужьями, их не разлучают с новорожденными детьми и не изолируют от посещений. Как возникла идея начать подобный проект в Беларуси, и зачем тебе это надо?

— О польском проекте я узнала во время второй беременности. Меня вдохновил опыт соседей, возникло желание организовать такую кампанию у нас. Для начала — рассказать о своих родах, о правах женщины, о движениях по защите этих прав, о том, как меняются условия ведения беременности и родов в других странах.

Решила пообщаться с роддомами, чтобы понять, есть ли возможность для диалога. Мне хотелось откровенно рассказать о том, что я пережила, и о том, каких перемен мне хотелось бы. Кажется, что связь с системой практически невозможна. Но я хочу содействовать созданию условий для диалога с врачами и акушерками.

— Что не устраивает тебя в наших роддомах?

— Их закрытость и насилие над женщинами, которое там нередко практикуется. В Беларуси беременная женщина зачастую становится объектом исследования, лицом с ограниченной дееспособностью. Есть стандартная процедура ведения беременности в женской консультации, в которой женщина во многом отстранена от процесса принятия решений относительно своего тела, своего здоровья и своего ребенка. Врачи не обеспечивают права информированного согласия и отказа от медицинских процедур и назначений.

Врачи не согласовывают с женщиной необходимость многочисленных анализов и процедур, многие из которых я считала для себя ненужными и небезопасными. Врачи не готовы обсуждать альтернативы и риски. Зачем проводить частые гинекологические осмотры? Зачем, например, четыре раза за беременность сдавать анализ на сифилис женщинам, не входящим в группу риска? Я в первую беременность ходила в женскую консультацию, как на работу, тратила столько времени и усилий на процедуры, которые мне были не нужны. Беременные ходят в поликлинику в период эпидемии ОРВИ, чтобы завизировать справки у специалистов и терапевта без актуальных вопросов к ним. Я спрашивала в таких случаях: зачем?

Врачи не хотят отвечать на эти вопросы. Они раздражаются: как зачем? Потому что! Есть инструкция Минздрава.

В роддоме на курсах подготовки к родам акушерка рассказывала о естественных родах, о женщине как о полноправном участнике процесса, о том, что никто без необходимости не вмешивается в процесс, а только наблюдает, о том, что в роддоме есть комфортные условия для родов и поддержка. Это было преподнесено так, словно это политика роддома. Я верила.

Моя подруга рассказывала, что на этих же курсах на вопросы и возмущение опытных женщин о том, почему рассказы не совпадают с действительными условиями и практикой родов в роддоме, акушерка ответила дословно: «Все вы такие умные, когда еще собираетесь рожать, но никого не испугаете, ассоциацию беременных никто ведь не создает после родов».

...Я приехала в роддом с тренировочными схватками поздно вечером, но процедура приема не дает возможности отказа от госпитализации. В маленькой палате, где находятся еще три женщины, на неудобной пружинной кровати, нет комфорта, необходимого перед родами. Ночь, проведенная на коридоре, отнимает силы. Нет возможности присесть или прилечь, нет питьевой воды, не у кого просить помощи. В предродовой, в которой искала более подходящих условий для начала родов, я нашла отсутствие приватности, осмотры и КТГ, лежа на спине, – рутинные и частые, которые не предлагались и не обсуждались с врачом, а навязывались.

Ты должна подчиняться протоколам, инструкциям, которые заранее расписывают роды. Если ты не вписываешься в эти инструкции, тебе не повезло. Доктор без предупреждения и моего согласия проколол мне околоплодный пузырь, за этим последовали другие меры стимуляции, тяжелые роды, сопровождаемые грубостью, оскорблениями и принуждением, травмами и ущербом для здоровья моего и моего ребенка.

Целый день, после тяжелых родов и предыдущей бессонной ночи, я провела на каталке и в пространстве между родильным отделением и реанимацией, куда ходила навещать моего ребенка. С 12:10 (с момента родов) до 21:00 — когда для меня нашлось место в палате... Никто из врачей не хотел обсуждать со мной роды и отвечать на мои вопросы.

— Никто не слышит тебя. Подобное чувствовала и я сама во время родов.

— Я читала об истории Марины Джуглий, которая потеряла ребенка в новополоцком роддоме. У меня есть свои вопросы к этой истории. Ее история рассказывает многое о процессе сопровождения родов.

Для родов в Полоцке нужно ехать в другой город. Женщину в родах постоянно перемещают: из палаты — в смотровую, из смотровой — в предродовую, из предродовой — в родильный зал...Она вынуждена проходить многочисленные вагинальные обследования у разных врачей, до этого незнакомых ей. Женщина не может позволить себе двигаться, вести себя в родах так, как ей необходимо: удобнее стоять в схватках, но заставляют лежать; хочется кричать или стонать, но сдерживается, чтобы...

Чтобы что? Чтобы слушаться врачей, чтобы никого не обидеть – нет комфортной приватной обстановки необходимой в родах, возможности уединиться – вокруг медицинский персонал, другие роженицы... Кусает пальцы, сдерживается, напрягается, сбивается дыхание... Просит помощи, жалуется на слабость, онемение рук и ног: «Марина, ты меня не разжалобишь, я строгий врач. Никаких концертов!».

Напрягись-ка еще чуть-чуть — и сразу родишь! Что там еще в арсенале врача, кроме напряжения и послушания? Для потуг нужно переходить в другое помещение, забираться на кресло, рожать лежа в предписанной позе. Давят на живот, задирают ноги... Почему в схватках и потугах женщина вынуждена лежать? Так удобнее врачу? Почему именно ему должно быть удобно — он же не в родах, может нагнуться, присесть? Может, именно состояние и процесс женщины требуют максимального удобства в связи с потребностями своего тела? Почему случается асфиксия у ребенка в родах? В родах, где женщина лежит на спине несколько часов, хотя ее тело требует иного положения?

Стандартная практика сопровождения родов в совокупности с условиями роддомов и может зачастую привести к физическому и психологическому неблагополучию в родах, к более тяжким последствиям.

Женщина не принимает никаких решений в своих родах, но все неблагополучные последствия врачи отдают матери и другим близким. Берите и идите отсюда. И идите молча. И вдогонку мы еще найдем в чем вас обвинить: «плохо тужилась», «ОРВИ на 20 неделе» — все, что угодно, за что цепляется взгляд и что можно попытаться вменить. Или — «такова судьба». Вместо сочувствия, вместо поддержки, вместо анализа причин, на случай, если «что-то не так в консерватории» и пр.

Хорошей иллюстрацией отсутствия гуманности в системе служит то, что женщин, у которых ребенок умер в беременности или родах, или находится в реанимации в тяжелом состоянии, помещают в палаты, в которых размещены и женщины со здоровыми детьми. Это не похоже на поддержку. Это похоже на безразличие и жестокость.

Как происходит взаимодействие врачей с женщиной и ее семьей в тяжелых обстоятельствах? Получает ли женщина, члены семьи в случае тяжелого исхода родов помощь и поддержку? Психологическую, профессиональную, человеческую? Имеют ли работники роддома навыки оказания такой помощи и поддержки? Какое представление о ней в роддоме?

— Что ты считаешь насилием в родах?

— Это складывается из многих действий. Когда тебе навязывают частые гинекологические осмотры, принуждают лежать во время родов, оскорбляют, манипулируют. Врачи имеют привычку поступать, как им заблагорассудится, словно женщина — неодушевленный предмет.

Слышала не раз, как врачи говорят: «Мы родили ребенка». Роль акушерки — принимать ребенка и поддерживать женщину в родах, а функция врача — действовать, когда есть необходимость медицинской помощи. Рожает ребенка его мать.

Почему даже в случаях «здоровых родов» врачи используют медпрепараты, меры стимуляции родов? Экстренная необходимость вмешательства в роды невелика, признают врачи, — всего несколько процентов.

Врачи, комментируя домашние ли роды, бережный ли подход к родам с минимальным вмешательством говорят, что нельзя, ожидая патологии, подходить к ней как к норме. Да, к патологии как к норме подходить нельзя. А к норме — как к патологии? Что происходит, когда всех беременных начинают «лечить» и оказывать им экстренную помощь в родах? Возможно, начинает не хватать ресурсов на обеспечение тех самых патологических случаев? А у тех, кто мог оставаться в норме, зачастую возникают психологические и физические травмы?

Если ты, по мнению врача, слишком долго рожаешь, и он начинает вмешиваться без других достаточных оснований и твоего согласия — это уже насилие.

— Готовясь родить второго ребенка, я вспоминала свои первые роды и рыдала. Мне казалось, что большего унижения, которое я испытала в первых родах, в моей жизни не было. Из глубин памяти всплыли грубость санитарки, насмешки врача, который при мне обсуждал мое поведение в родах...

— Узнав о второй беременности, я испытала не радость, а сильный страх. Меня преследовал тот непрожитый страх за жизнь и здоровье моего ребенка и мою собственную, за унижение достоинства и ощущение себя жертвой насилия, которые я испытала во время родов и послеродовом периоде в роддоме. Я думала об аборте под влиянием этого страха. Слишком много времени и усилий понадобилось с моей стороны, чтобы пережить этот страх, воспоминания о том опыте, последствия полученных физических и психологических травм.

— Я думала о том, что, возможно, корни трагедий, когда женщины лишали жизни себя и своих детей,— из роддомов.

— Мои первые роды были очень тяжелыми и травматичными, но травма перекрылась радостью от выживания. И была иллюзия, что я пережила те травмы. Только с наступлением второй беременности я начала понимать, насколько влияет на меня тот опыт. А для повторной травмы нужно очень мало условий...

Вторые роды и стали той повторной травмой, несмотря на то, что были несравнимо другими. Какое-то время мне казалось, что если я ничего не чувствую, значит, все в порядке. Но я действительно ничего не чувствовала — ни себя, ни детей, только страшный холод и онемение, и безысходность...

Это состояние опасно и для женщины и для ребенка, но практически невозможно самой с ним справиться. Я сильный человек и нашла ресурсы и поддержку. Я выкарабкивалась года полтора. Но у всех людей разные ресурсы, и условия родов не должны их отнимать и причинять вред, а должны поддерживать женщину в этот уязвимый период. Женщине нужно сочувствие и внимание акушерок и близких людей.

— Ты отправила несколько писем и подарков в роддома. Какой была реакция медучреждений?

— Три письма во второй роддом и два в областной. Я поделилась пережитым во время беременности и родов. Написала о том, какие перемены, на мой взгляд, нужны, что происходило неправильно.

Первые письма приурочила к Международному дню акушерки. Мне хотелось, чтобы мои обращения к медработникам не были формальным процессом. С первым письмом я отправила корзины с самоучителями по вязанию, начатыми шарфиками, клубками ниток, носочками, пинетками, другими символичными подарками.

Я чувствовала себя художником, когда собирала те подарки и верила в силу искусства. Вязание — символ традиционного акушерства и ненавязчивой бережной адекватной помощи, вязаные носочки для мамы и ребенка — как возможность проявить заботу, дать тепло...

Из областного роддома пришел ответ: спасибо за поздравления, главный врач в отпуске — когда выйдет, вам ответит. Ответа от главврача до сих пор не получила. Вероятно, он по-прежнему в отпуске. (Улыбается).

Корзина с вязанием для роддома Минской области. Из дневника Вероники Завьяловой в Живом журнале: «...Я вспомнила, как увидела первый раз моего мальчика после родов. Через несколько часов, добредя до реанимации. А это такая непростая задача в областном роддоме, особенно после тяжелых родов – спуститься в подвал, куда-то подняться, снова спуститься, идти коридорами... Он лежал такой необыкновенно красивый, мой мальчик, в кувезе, голенький, в памперсе и в связанных чьими-то руками полосатых теплых пушистых мягких носочках. Я тогда заботу и тепло почувствовала, что кто-то связал те носочки, которые одели моему мальчику».

Последние письма я приурочила к Международному дню движения против акушерского и гинекологического насилия 25 ноября. С ними я отправила книгу акушера-гинеколога с мировым именем Мишеля Одена «Научное познание любви».

Я четко сформулировала, чего я хочу достичь своими личными письмами: «Получить обратную связь. Я хочу, чтобы вы признали ущерб, причиненный мне в период моей беременности и родов в вашем роддоме, и принесли свои извинения. Весь мой опыт достаточно подробно описан в первом письме к вам. Я хочу, чтобы вы ответили на заданные вам вопросы». На это письмо областной роддом не ответил, а второй роддом ответил подробно, как их учреждение ремонтировалось, реконструировалось, что у них и так уже все есть, и им не нужна никакая обратная связь, и нет никакого желания приносить извинения.

Вероника Завьялова с сыном. Фото из ее личного архива.

— Изменилось ли что-то после твоих писем в роддомах?

— В системе родовспоможения много страха и нет открытости. Мне кажется, что жесткий государственный контроль и управление медицинской отраслью, государственная монополия на услуги в родах приводит только к тому, что у медиков главным клиентом становится не пациент — женщина и ее ребенок, а государство, интересы которого они должны, прежде всего, удовлетворять.

Есть мировой опыт акушерских служб, родильных центров, экстренной мобильной реанимационной помощи в родах. Может, стоит задать вопрос о сущности принятой системы сопровождения беременности и родов? О возможности реформирования? О потребности женщин в родах?

Но большинство проблем в этой системе, на мой взгляд, лежат в плоскости отношений: способности к ненасильственному общению, эмоциональному интеллекту, эмпатии.

— Что можно сделать, чтобы голоса женщин услышали?

— Я думаю, перемены не могут произойти быстро, но любое слово, вопрос, озвученная потребность уже влияет на наступление перемен. Это влияние не революционное, но постепенное и неизбежное. Поэтому надо продолжать говорить и делать те шаги, которые доступны.

После публикации писем в роддома и личных дневников беременности и родов я получила много откликов. Женщины признавались, что пережили то же, что и я, но не находили слов и сил, чтобы говорить об этом. Многие из них плакали. Насилие в родах переживают многие женщины.

Один мой голос слаб. Когда этих голосов станет много, станет возможным общественный диалог. А для этого нужно собирать истории беременности и родов, о том, что пережили женщины и каковы их потребности, создать сайт, где можно собирать информацию и доносить ее до людей. Нужно объединять усилия, ресурсы, голоса многих. Стоит создавать механизмы, которыми женщины могут воспользоваться для защиты своих прав.

Мне хочется создать группы поддержки для женщин, переживших травматичный опыт родов, а также помогать женщинам в формулировании своих потребностей в беременности и родах, их удовлетворении, проживании здоровой и радостной беременности и родов.

Нужно показать, что сфера акушерства требует перемен, и людей, которым эти перемены нужны, много.

Контакты кампании «Родить по-людски в Беларуси» в Живом журнале — radziny.livejournal.com, в Фейсбуке — facebook.com/radziny.