Узнаю брата Колю!

— Вам кого? — спросил его исполкомовский секретарь, сидевший за столом рядом с дверью. — Зачем вам к председателю агрогородка? По какому делу?

Как видно, посетитель тонко знал систему обращения с секретарями правительственных, хозяйственных и общественных организаций. Он не стал уверять, что прибыл по срочному казенному делу.

— По личному, — сухо сказал он, не оглядываясь на секретаря и засовывая голову в дверную щель. — К вам можно?

И, не дожидаясь ответа, приблизился к письменному столу:

— Здравствуйте, вы меня не узнаете?

Председатель, большеголовый человек в синем пиджаке и в таких же брюках посмотрел на посетителя довольно рассеянно и заявил, что не узнает.

— Неужели не узнаете? А между тем многие находят, что я поразительно похож на своего отца. Тот же либеральный взгляд…

— Я тоже похож на своего отца, — нетерпеливо перебил председатель. — Вам чего, товарищ?

— Тут все дело в том, какой отец, — грустно заметил посетитель. — Я Коля. Тот самый — Николай. Ну, помните: субботник, харлей, военные учения, золотой пистолет….

Председатель смутился и привстал. Пока он собирался с мыслями, чтобы задать приличествующий случаю вопрос, посетитель присматривался к меблировке кабинета взглядом разборчивого покупателя.

— Очень хорошо, что вы зашли, — сказал, наконец, председатель. — Вы, верно, из Брюсселя?

— Да, проездом, — ответил посетитель, убеждаясь, что финансовые дела агрогородка плохи. Он предпочитал исполкомы, обставленные новой шведской мебелью Икея пинского древтреста.

Председатель хотел было спросить о цели приезда, но неожиданно для самого себя жалобно улыбнулся и сказал:

— Церкви у нас замечательные. Тут уже от Латушко приезжали, собираются реставрировать. Скажите, а вы сами тогда верили в будущее либерализации? Помните ли мятеж чиновников в Администрации против курса МВФ, потом отставки противников нового экономического и политического курса страны? Мы тогда на местах так переживали. За либерализацию, конечно!

— Смутно, смутно, — ответил посетитель. — В то героическое время, когда начинали, я был еще крайне мал. Я был дитя.

— Простите, а как вас по батюшке?

«Ах, как нехорошо!» — подумал посетитель, который и сам путался в имени своего отца.

— Да-а, — протянул он, уклоняясь от прямого ответа, — теперь многие не знают имен героев начала либерализации. Угар нэпа. Нет того энтузиазма. Я собственно попал к вам в город совершенно случайно. Задержка с грантом. Остался без евроцента.

Председатель очень обрадовался перемене разговора. Ему показалось позорным, что он забыл имя такого человека. И ведь времени не так много прошло…

«Действительно, — думал он, с любовью глядя на воодушевленное лицо героя, — глохнешь тут за работой. Великие вехи забываешь».

— Конечно, я мог бы обратиться к любому ипэшнику, — сказал посетитель, — мне всякий в долг даст, но, вы понимаете, это не совсем удобно с идеологической точки зрения.

Последние слова он произнес с надрывом и мягко, без нажима перешел к делу. Он просил две-три минималки. Председатель, стесненный узкими рамками местного бюджета, смог дать только одну и три талона на обед в исполкомовской столовой "Патио".

Сын уложил деньги и талоны в глубокий карман серого в яблоках пиджака и уже собрался было подняться с розового пуфика, когда дверь поспешно растворилась, и на пороге ее показался новый посетитель.

— Кто здесь главный? — спросил он, тяжело дыша и рыская блудливыми глазами по комнате.

— Ну, я, — сказал председатель исполкома агрогородка.

— Здоров, председатель, — гаркнул новоприбывший, протягивая лопатообразную ладонь. — Будем знакомы. Сын…

— Кто? — спросил глава города, тараща глаза. — А вот же товарищ сидит — сын Николай.

И председатель в полном расстройстве указал на первого посетителя, лицо которого внезапно приобрело сонное выражение. Судьба давала только одну секунду времени для создания спасительной комбинации. На лице председателя появилась скверная улыбка.

И вот, когда второму сыну уже казалось, что все потеряно, с розового пуфика пришло спасение.

— Дима! — закричал первый сын. — Братик! Узнаешь брата Колю?

И первый сын заключил второго сына в объятия.

— Узнаю! — воскликнул прозревший Дима. — Узнаю брата Колю!

Счастливая встреча ознаменовалась хоккейными, столь необыкновенными по силе объятиями, что второй сын вышел из них с побледневшим от боли лицом. Брат Коля на радостях помял его довольно сильно.

Обнимаясь, оба брата искоса поглядывали на председателя, с лица которого не сходило уксусное выражение. Ввиду этого спасительную комбинацию тут же на месте пришлось развить, пополнить новыми, ускользнувшими от обывателя подробностями событий в кабинетах власти в 2010 году. Держась за руки, братья, не спуская льстивых глаз с председателя, погрузились в воспоминания.

— До чего удивительная встреча! — фальшиво воскликнул первый сын, взглядом приглашая председателя, примкнуть к семейному торжеству.

— Да, — сказал председатель замороженным голосом. — Бывает, бывает.

Увидев, что председатель все еще находится в лапах сомнения, первый сын погладил брата по темным, с признаками лысины кудрям, и ласково спросил:

— Что же ты мне так редко писал? Я очень беспокоился – за тебя, за страну!

— Занят был, — угрюмо ответил темноволосый. И, опасаясь, что неугомонный брат сейчас же заинтересуется, чем он был занят, вырвал инициативу и сам задал вопрос:

— А ты почему не писал?

— Я писал, — неожиданно ответил братец, чувствуя необыкновенный прилив веселости, — мэйлы заказные посылал тебе. У меня даже в айфоне в отправленных всё сохранилось.

И он полез в боковой карман, откуда действительно вынул айфон, но показал почему-то не брату, а председателю исполкома, да и то издали.

– Боже, какой я дурак! Я же писал по прежнему твоему адресу @gov.by

Как ни странно, но вид отключенного китайского айфона немного успокоил председателя, и воспоминания братьев стали живее. Темноволосый вполне освоился с обстановкой и довольно толково, хотя и монотонно, рассказал содержание массовой брошюры "Восточное партнерство. Первые успехи страны". Брат украшал его сухое изложение деталями, настолько живописными – о разочаровании Европы в оппозиции, о присуждении Нобелевской премии мира отцу после его эффектной отставки, о том, кому первому пришла в голову идея референдума про НЭП — что председатель, начинавший было уже успокаиваться, снова навострил уши.

Однако он отпустил братьев с миром, и они выбежали на улицу, чувствуя облегчение. За углом исполкомовского дома остановились.

— Кстати, о детстве, — сказал первый "сын", — в детстве таких, как вы, я уничтожал, согласно Директивы №1. Из рогатки.

— Почему? — радостно спросил второй "сын".

— Таковы суровые законы жизни. Или, короче выражаясь, жизнь диктует нам свои суровые законы. Вы зачем полезли в кабинет? Разве вы не видели, что председатель не один?

— Я думал...

— Ах, вы думали? Вы, значит, иногда думаете? Вы мыслитель. Как ваша фамилия, мыслитель? Жан Жак Руссо? Марк Аврелий? Или, может, вы белорусская оппозиция конца 90-х годов прошлого – начала этого века?

Тот молчал, подавленный справедливым обвинением.

— Ну, я вас прощаю. Живите. Разрешите узнать ваше имя.

— Франак, — представился темноволосый. — Франак Балаганов.

— О профессии не спрашиваю, — учтиво сказал первый "сын", — но догадываюсь. Вероятно, что-нибудь интеллектуальное….

— Смотрите, — перебил Франак, указывая на зеленые глубины Бульвара Молодых Дарований. — Видите, вон идет человек в шляпе?

— Вижу. Ну и что же? Это губернатор острова Борнео?

— Это Анатолий, — сказал Франак. – Анатолий Паниковский — тоже Сын.

По аллее, в тени августейших лип, склонясь немного набок, двигался немолодой уже гражданин. Шляпа с рубчатыми краями боком сидела на его голове.

— Как, еще один? Это становится забавным.

Третий сын подошел к зданию исполкома, задумчиво описал у входа восьмерку, взялся за поля шляпы обеими руками и правильно установил ее на голове, обдернул пиджак и, тяжело вздохнув, двинулся внутрь.

— Было у отца три сына… Нужно человека предостеречь.

— Не надо, — сказал Франак, — пусть знает в другой раз, как первым нарушать конвенцию ОДС.