«У Лукашенко снова появляется ресурс – поддержка россиян, на которую и без того нервозная российская власть вынуждена оглядываться.»

Пытаясь улучшить свой имидж на Западе, Александр Лукашенко вернул популярность в России. В этом ноу-хау белорусского президента: каждый шаг на восток становится ресурсом для движения на запад и наоборот.

Дипломатический язык анонимных источников порой бывает полон нюансов, тонкость которых не доступна лучшему журналистскому перу. «В практическом плане Александр Лукашенко на встрече в Сочи вопроса о кредитах не поднимал», – сообщил такой источник информагентствам, и лучше действительно не скажешь. С тем же основанием, кстати, какой-нибудь другой анонимный источник мог бы отметить: в практическом плане Дмитрий Медведев не ставил вопроса о признании Беларусью Абхазии и Южной Осетии...

Визит Лукашенко легко счесть просто очередным, так он ездил в Барвиху и Кремль еще в ельцинские времена, а уж Бочаров Ручей он, надо думать, знает не хуже, чем окрестности собственной резиденции в Дроздах. В некотором смысле визит и в самом деле рядовой, в конце концов,

Отношения Москвы и Минска с самых братских времен развивались в режиме контрапункта между ельцинским «пусть сначала Шеремета отдаст» и путинскими вариациями на тему мух и котлет.

И войны эти громыхали не хуже нынешних молочных. И даже легкий шантаж, на знаменитой тросянке (так именуют в Беларуси неповторимую смесь провинциального русского с провинциальным белорусским) декламировавшийся как «а я на Запад, если чего, уйду», тоже всегда был частью жанра. Никто не верил, но таков был сам жанр, в котором все, начиная с этого братства, было наоборот, поэтому всерьез никто к таким вещам не относился. Беларусь не могла без России, но и Россия не могла без Беларуси, потому что режим славянского благоприятствования открывал перед партнерами такие возможности, что даже обиды и подозрительность («Я знаю, сколько вы на самом деле через нас нефти провозите», – в сердцах иногда выдавал экспансивный белорусский президент, который иногда и в самом деле чувствовал себя исключительно диспетчером) не могли испортить радости взаимного симбиоза.

Этот симбиоз продолжает диктовать ритмику этой внутривидовой любви-ненависти. Просто, как в любом саспенсе, напряжение растет по совершенно объективным и не зависящим от автора мотивам. Ровно в тех местах, где и были завязки сюжета. И не зря, пусть как анекдот, пусть с чувством профессионального долга, эксперты рассматривали вариант серьезной вестернизации Лукашенко. Действительно, забавно смотрится и мальчик Коля на аудиенции у папы Римского, и посоветовавший для улучшения имиджа Лукашенко этого мальчика Колю показать народу английский пиарщик Тимоти Белл. Собственно говоря, вся политическая выучка белорусского президента, в которой он нуждался, сводилась к знанию того, что нужно посылать сигналы. Он и посылал. Кстати, Тимоти Белл в штатном расписании больше не значится. Это, надо полагать, тоже сигнал, так удивительно совпавший во времени с легким движением минского маятника обратно на восток, в сторону Сочи.

Однако за всем этим имеется один нюанс, который ни Белл, ни сам Лукашенко, скорее всего, не планировали. Лукашенко намеревался изменить восприятие своего образа на Западе. Но в результате добился, кажется, успеха у аудитории, которую вовсе не считал целевой, – на Востоке. В России.

Нельзя сказать, чтобы Кремль уж очень старался окончательно прописать Лукашенко в том списке, в котором Ющенко уже не слишком отстает от Саакашвили. Наоборот, Лукашенко сам сделал все, чтобы выглядеть таким же недругом Москвы. Он ведь не только ездил в Ватикан, он демонстративно дружил с Киевом и столь же демонстративно не враждовал с Тбилиси. Он словно шел на шокирующее обострение, возможно догадываясь, что куда большим шоком для россиян будет именно эта его новая дружба, в которой он, как явствовало из контекста, совершенно не виноват.

Лукашенко, как тиран искренний и не отягощенный идеями, все всегда говорил прямо. 15 лет назад он сформулировал тезис, который белорусам тогда приходилось разъяснять даже россиянам: вертикаль власти. Беларусь была диковинкой, защищать ее могли только коммунисты. Как-то все привыкли к тому, что общей страны уже не будет, почитатели Лукашенко по мере роста цен на нефть стали выглядеть таким же анахронизмом, как и он сам, и его возможное соперничество с Ельциным на фоне преемника стало выглядеть скверным анекдотом.

А потом все вдруг случилось одновременно. И цены перестали расти, и оказалось, что ничего особенного в Лукашенко по сравнению с нами и нет. Просто выяснилось, что к той закономерной форме государственности, основанной на вертикали власти, можно придти с разных сторон. И это получившееся в итоге среднее достигнуто всеми и почти синхронно, и эти все сегодня переживают мучительный кризис симбиоза в рамках ли ОДКБ, ЕврАзЭс или СНГ в целом. Но Лукашенко на их фоне уже ничем не выделяется, он растворился в токах вертикалей, которые когда-то открыл – для себя.

И Россия, и Беларусь теперь – как сообщающиеся сосуды, аллегорией которых остается все та же нефть, здесь добываемая, туда транспортируемая, там перерабатываемая, по-братски всех заинтересованных участников здесь и там обогащающая. Все уравновесилось, и то, что у белорусов экспорт подешевел сильнее и сильнее подорожал импорт, и то, что молоко обречено литься исключительно на восток, – это детали и частности, общую картину не меняющие. У нас фактическая национализация того, что было когда-то приватизировано, чем мы очень гордились, сравнивая себя с Беларусью. У белорусов медленно пробуждающаяся готовность к некоторой распродаже – загадочным образом западные инвесторы просачиваются даже в белорусскую деревню. Такова формула всеобщего выравнивания, еще более тесное сплочение в рамках одного вида и, соответственно, внутривидовая беспощадная борьба.

Но образ «батьки» снова засверкал для россиян. Уже и зарплаты вполне соизмеримы с российскими, а дороги лучше, и, как говорят те, кто там побывал, порядок, и, выходит, никакой он не захребетник.

У Лукашенко крепкая власть, а у нас тандем. И, наконец, мы со всеми ссоримся, а он ссорится только с нами и, выходит, не очень в этом и виноват.

О том, что Лукашенко – наше зеркало, догадываться совершенно не обязательно. Важно то, что у него снова появляется ресурс – поддержка россиян, на которую и без того нервозная российская власть вынуждена оглядываться.

На самом деле зря. В президенты общего государства он, кажется, уже не рвется. У него другая игра. Без российского кредита его положение скверное, но отнюдь не смертельное, как можно предположить, слушая программу «Время». Стало быть, он может себе позволить в практическом плане вопрос о кредите не ставить. Как и вопрос об Абхазии и Южной Осетии. А потом он вернется в Минск и привезет правду: россияне его любят. Как и прежде, а может быть, и сильнее. После чего можно смело и гордо в течение нескольких недель сообщать Западу: мы нашей дружбой с Россией не торгуем.

И продержаться еще раунд. То есть снова, немного выиграть время и, значит, просто выиграть. Потому что потом цикл закончится, пройдут учения ОДКБ «Запад-2009», и, стало быть, снова можно будет улыбнуться Брюсселю.

Это и есть ноу-хау, которое не придумает никакой Тимоти Белл, а нащупает только Лукашенко, бывший диспетчер симбиоза: каждый шаг на восток оказывается не препятствием для следующего шага на запад, а, наоборот, новым ресурсом для этой уверенной поступи.

И, кстати, наоборот. На обоих направлениях он может играть на обострение, стремительно, в любую минуту и в любую сторону разворачивая руль. Он показался с мальчиком Колей там, он теперь снова нравится россиянам. Кто сказал, что долго так нельзя? Чтобы всем доказать, что можно, он, собственно, и приезжал в Сочи. И, возможно, чтобы в этом убедиться, его с некоторой горечью в Сочи и ждали.