Света Бень: «Последние годы в Беларуси просто страшная обстановка, жутчайшая — 37-ой в полном своем раскрытии»

— У нас, у беларусов, вообще тревожное расстройство — это такое наше все, считается нашим основным общественным заболеванием, — говорит Света Бень на канале Votvot. — Потому что через Беларусь все время шли войны.

Это страна, претерпевшая очень много страшного и во время Второй мировой войны, и до. Триста лет в компании с Российской империей — это очень страшное давление и страшный постоянный протест.

Сейчас опять возродилось наше национальное сопротивление. Оно все время возрождается и все время задавливается. Поэтому беларусы очень осторожны и очень напряжены.

Это наше какое-то естественное состояние. Все время быть настороже, все время чувствовать себя под оккупацией, все время быть в токсичном пространстве. Но очень сильно поэтому поддерживать друг друга.

Это чувство тревоги, абсолютной опасности окружающего мира, жутких несправедливостей началось с 2014 года. Какой-то очень уютный сказочный детский мир, который был до 2014 года, был разрушен.

И стало понятно, что как в «Гарри Поттере», которого я тогда все время читала своей дочке, как и там не всегда добро побеждает зло прямо здесь и прямо сейчас.

И не всегда эта победа буквальная, она очень тонка и сложна. Вот это чувство всегда висело с того времени.

Рассуждая об эмиграции, артистка рассказывает, что после событий 2020 года ей запретили выступать в Беларуси, и из-за репрессий она вынуждена была уехать из страны.

— У меня в песне была такая строчка про то, что автозаки, такие черные — это бидоны, наполненные черным молоком насилия.

После протестов оказалось, что 90% групп не могут больше играть в Беларуси. Об этом не говорилось прямо, нам просто не подписывали гастрольное удостоверение, не объясняя никаких причин.

Самое страшное понимать, что мои действия повлекли за собой последствия, причинившие большую боль и ужасные травмы ребенку и родителям.

Понимание, что мои действия были правильными и честными, не освобождает меня от чувства вины, потому что из-за этого пострадали мои самые близкие люди, пострадали серьезно, существенно.

Дочке здесь плохо и родителям плохо. Вправе ли я была делать что-то, что не меняет существенно ситуацию в мире, но кардинально и драматично меняет жизнь моих близких? Это очень важный вопрос, на который у меня нет никакого ответа.

То есть он есть, что невозможно было сделать по-другому. Но это обескураживающий ужас.

У моей дочки-подростка есть такая травма, есть такой надлом сейчас, случившийся в таком нежном возрасте, который вряд ли будет заглажен всеми бонусами, которые дает жизнь здесь.

Мне кажется, идеальная ситуация, когда человек вырос, принял решение и уехал. Или уехал в крошечном возрасте и рос и формировался в новой среде.

Когда саженец, прочно укоренившийся в земле, нашедший здесь питательную среду, выдергивают и переносят, у него очень велики шансы не справиться.

Последние годы в Беларуси просто страшная обстановка, жутчайшая — 37-ой в полном своем раскрытии. Но и до этого все равно это было у нас, как радиация. Оно чувствовалось. Оно мерцало.

Внешне — да, в Беларуси очень много хорошего и в ней очень много ответственных людей. Действительно у нас люди не любят мусорить, действительно они бережно относятся друг к другу и пространству в целом.  

Поэтому мне бывает сложновато в Германии (певица живет в Берлине — С.), когда я вижу улицы, на которых люди выбрасывают бумажные стаканчики.

Все время хочу какую-то метлу, хочу все это подметать. Беларус во мне возмущен и травмирован бычками на улице.  

Но если бы это была единственная отличительная черта Беларуси, это было бы очень хорошо. Но там есть другие сложные внутренние процессы, — говорит Света Бень.