Политика

Шрайбман: «Репрессии — как газ. Если есть куда расширяться, они будут заполнять все доступное им пространство»

Политолог — о самом важном белорусском уроке.

Пассажир трамвая, через окна которого видна советская мозаика на одном из зданий в Минске. 14 февраля 2023 года. Наталья Колесникова / AFP / Scanpix / LETA

Режимы Владимира Путина и Александра Лукашенко сравнивают уже давно. После массовых белорусских протестов 2020 года и последовавших за ними репрессий многие заговорили о том, что в ближайшем будущем Россия будет двигаться в том же направлении.

В 2022 году началась полномасштабная война с Украиной, и репрессии против несогласных с политикой Путина россиян действительно стали еще более жестокими, чем раньше, — и кажется, это только начало.

По просьбе Медузы белорусский политолог и приглашенный эксперт Берлинского центра Карнеги Артем Шрайбман рассказывает, через что уже прошла Беларусь — и что может случиться в России, если перемены так и не наступят. Приводим фрагменты публикации.

— Новости о том, что политик Владимир Кара-Мурза получил 25 лет колонии, а Алексея Навального, судя по всему, ждет похожий приговор, вызывают страх и недоумение у многих россиян. Но для белорусов это очередное подтверждение уже классической грустной шутки про два режима и сериал.

В интервью Юрию Дудю белорусский комик Слава Комиссаренко описал разницу белорусского и российского режимов так:

— Мы с вами смотрим как будто один и тот же сериал, просто вы на третьем сезоне, а мы на пятом. И мы иногда заглядываем к вам и говорим: «О, у вас скоро очень интересно будет!»

Это не просто шутка. С точки зрения масштаба и жестокости репрессий Беларусь действительно почти на всех этапах правления Лукашенко опережала режим Владимира Путина.

Исключением можно назвать разве что короткий промежуток с 2015 по 2019 год, когда Минск пытался вести себя приличнее ради оттепели в отношениях с Западом. Но затем «баланс» восстановился. Неудавшаяся революция 2020 года вызвала репрессии такой силы, что для них сложно найти аналог в постсталинской истории как России, так и Беларуси.

Хотя есть еще одно исключение. Речь идет о спланированных убийствах журналистов и политиков. Для Беларуси это было и остается крайне нетипичной мерой, на которую Минск пошел только однажды — в 1999–2000 годы, когда власти похитили и, скорее всего, убили двух белорусских политиков, Виктора Гончара и Юрия Захаренко, а также журналиста Дмитрия Завадского и бизнесмена Анатолия Красовского. Тогда даже официальное расследование указало, что к делу причастны близкие к Лукашенко силовики Виктор Шейман и Дмитрий Павличенко.

Путинскую же Россию на протяжении всей ее истории сопровождали убийства политиков, журналистов и перебежчиков от спецслужб — или неудачные попытки сделать это.

Но по остальным репрессивным практикам белорусские силовики действительно более жестоки, менее избирательны — и работают как будто с опережением российских коллег. Нельзя утверждать, что есть какой-то канал передачи опыта. Чтобы перейти к новым формам насилия и ограничений прав человека, российским силовикам не обязательно «подсматривать» у белорусов следующие ходы, здесь нет патентов и ноу-хау.

Каждый режим проходит эту дорогу по своему собственному графику. Но поскольку Беларусь вступила на нее раньше, на некоторые методы ее силовиков имеет смысл посмотреть тем россиянам, кто хочет понимать, как их режим, возможно, будет деградировать дальше.

Никакого дна нет

Невозможно предсказать, пойдет ли режим Путина в точности по следам белорусского. В Беларуси у всплеска репрессий был понятный триггер — попытка революции в 2020 году. В России контекстом для ужесточения репрессий стала война.

Но есть реальный риск, что россиян ждет куда более масштабная эскалация внутренних репрессий, когда Кремль поймет, что его потенциал на поле боя в Украине исчерпан, и фрустрацию от неудач нужно будет куда-то перенаправить. Например, на усиленную зачистку страны от «предателей» и «внутренних врагов», которые не дают стране сплотиться, а армии — победить.

Но самый важный белорусский урок состоит в том, что никакого дна нет. Вчерашние «красные линии» перестают работать, единичные эксцессы исполнителей становятся нормой.

Общество адаптируется к жестокости режима, а люди, погруженные в новостную повестку, начинают ловить себя на пугающем внутреннем облегчении, когда кому-то дали два года тюрьмы вместо десяти.

Власть сама в каждый конкретный момент может не до конца понимать, есть ли у нее внутренние пределы в закручивании гаек, но она постепенно будет раздвигать границы дозволенного. Репрессии — как газ. Если есть куда расширяться, они будут заполнять все доступное им пространство, пока правящие элиты или общество не станут этому сопротивляться.

Это не всегда происходит потому, что какой-то конкретный злодей решил довести террор до максимума. Репрессии — самовоспроизводящийся механизм. Они создают класс своих бенефициаров — силовиков-карьеристов, для которых борьба с «врагами» становится карьерным лифтом и стахановским соревнованием между собой. Как только такие стимулы в системе заработали, ей больше не нужна команда сверху, чтобы искать новые формы жестокости.

Психика человека держится за привычные, пусть и неформальные нормы сосуществования с государством. Но белорусский опыт учит тому, что эти нормы крайне неустойчивы, когда власть катится в бездну реакции, а общество слишком атомизировано и запугано, чтобы этому противостоять.

Неспособность вовремя осознать, что прежние табу уже не актуальны, стоила свободы многим белорусам, которые не успели вовремя уехать от угрозы, потому что не верили, что так может быть.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 2.7(49)