Шендерович: «Дед из Беларуси – единственный из 183 человек живым проскочил 1937 год»

Известный публицист рассказал пугающую семейную легенду о жизни в СССР.

В интервью для программы Studio Х97 Виктор Шендерович рассказал о своих родственниках, которые жили на территории Беларуси.

– Да, все четверо. Две бабушки, два дедушки. Это Бобруйск, Гомель, Мозырь. Поэтому когда меня всякие русские патриотические горячие головы посылают в Израиль… Я отвечаю, что если говорить об исторической родине, которую я вижу и знаю, то видимо, надо ехать в Бобруйск.

Также российский публицист рассказал впечатляющую семейную легенду:

– Мой дед Семен в прошлом был Шлома Мордух, а потом стал Семен Маркович (естественно, в советские времена) был репрессирован дважды. Сначала в 1929 году, потом в 1948 году.

Там чудесная история спасения. Именно смена имени его спасла. Это делали все. Это нормальная смена имен была. Бабушка Эйдля стала Лидией. Никто не прятал тогда еще еврейства, потом стали прятать. А тогда никто не прятал, делали просто для удобства.

Так вот в 1929 году дедушка, еще как Шлома, был репрессирован как троцкист, как член троцкистского комсомола. В 1932 году его выпустили, три года просидел в ссылке в Архангельске.

Вышел – и пошел устраиваться на работу. Пошел устраиваться к Лихачеву на завод, к брату того Лихачева, именем которого был назван автомобильный завод, а брат руководил химическим производством.

Дед был химик, специалисты были нужны, и он пошел устраиваться. И честно написал в анкете: был репрессирован, освобожден, все написал. Он был такой честный.

А Лихачев-то был постарше и поумнее. Он порвал эту анкету и сказал: «Не пиши, что был репрессирован. Пиши чистую анкету. Не пиши и все». И дед не написал.

И единственный из 183 человек живым проскочил 1937 год, потому что всех брали по спискам и расстреливали. В три дня, автоматически.

И когда в 1948 году деда наконец взяли, совершенно по другому делу, то следователь сказал: «Семен Маркович, мы вас так давно ищем». Они искали Шлому Мордуха, репрессированного, а был Семен Маркович, не репрессированный. И не хватило музыкального слуха в 1930-х годах, чтобы понять, что этот Шлома и есть этот Семен.