Шендерович: «Ага, сказала история. Тупые, одного раза не хватило. На тебе еще, народ-богоносец!»

— «Плохо быть немцем в сороковых», повторял я много лет напролет, пытаясь, как теперь сам понимаю, заколдовать злое будущее, проткнуть иглой метафоры его восковую фигурку, — пишет Виктор Шендерович. — Заколдовать не удалось — оно настало, и встало в полный чудовищный рост.

В один непрекрасный день февраля 2022 года метафора перестала быть метафорой. Да, плохо быть русским сегодня, очень плохо.

Массовый стресс и массовая депрессия сопровождают в эти дни жизнь миллионов русских — уехавших и оставшихся. Причем этот душевный ад касается только рефлексирующей части населения, остальным-то как раз живется неплохо. Останкинские наркотики делают свое дело — депрессия у этих телезрителей начнется, кажется, только когда у них начнут отнимать присланное мародерами. А стресс наступит, когда кончится еда, не раньше. До этого все будет зашибись...

Вся тяжесть морального удара пришлась по тем, кто менее всего виноват в войне с Украиной. Кто ни разу не голосовал за Путина, ходил на митинги протеста, платил судьбой за свои убеждения, терял работу, сидел в автозаках, получал сроки...  Именно к ним теперь прилетает более чем объяснимая ненависть Украины и мира к русскому миру вообще.

То есть прилетает-то она ко всем 140 миллионам, но любителей буквы Z эта ненависть только бодрит, а нас — лишает дыхания.

Прожитая жизнь обнулена, выброшена на помойку; все было напрасно — это общий мотив в моем огромном, на много тысяч прекрасных лиц, фейсбучном пузыре. Мои товарищи, совершенно родные по духу люди, в отчаянии хватают воздух ртом в булгаковском «беге», иногда буквально константинопольском... Оставшиеся на Родине поневоле делятся на стоиков и маргиналов, но общая тема никуда деться не может: мы проиграли.

Что делать теперь?

Во-первых, продолжать дышать. Тут Чаадаев с Герценом проигрывали, не чета нам. Тут Флоренского сгноили и Сахарова затоптали — нормальный процесс!  Скажем спасибо, что нелегкая не занесла нас в победители, к «нискиснувшим», в Лужники и Останкино.

Продышимся. И попробуем без заламывания рук отделить зерна от плевел, а коллективную ответственность — от коллективной вины. Грань между этими понятиями тонка, но вполне различима.

Взимание оброка коллективной ответственности — неотменяемый обычай жестокой матушки истории. Ее не интересуют люди — она, как установка «Град», бьет только по площадям: нациям, цивилизациям... 

Никакой человеческой справедливости в истории нет, не ее это дело: под бомбами в Берлине гибли младенцы, а тысячи нацистов благополучно доживали свою жизнь в Аргентине. Историю это не волновало — она ликвидировала Третий рейх, сунула лицом в грязь немецкую нацию (целиком, всю, в педагогических целях) — и сочла свою миссию завершенной.

Немцы выучили урок — история сказала: гут. И выпустила их в будущее.

Нас история сунула лицом в нашу собственную грязь в начале девяностых. Нация, давшая миру генетика Николая Вавилова, человека, знавшего, как накормить человечество и уничтоженного в сталинской тюрьме, — эта нация выстроилась, полвека спустя после его гибели, в блокадные очереди за хлебом...

Это было очень поучительно.

И вроде бы показалось: поняли. Но нет — не поняли. Потоптавшись на месте, снова устремились на свой особый самоубийственный путь.

Ага, сказала история. Ну хорошо. Тупые, одного раза не хватило. На тебе еще, народ-богоносец!

Исторический удар, спровоцированный подлой и самоубийственной войной с Украиной, снова придется по российской нации целиком — и будет гораздо болезненней прошлого, я полагаю. А уж кто персонально успеет остаться в шоколаде, а кто погибнет, и сколько и каких судеб будет разрушено, истории не интересно: на кого бог пошлет. Не ее дело.

Коллективная ответственность, именно она, накрывает в эти дни всех россиян разом — и тупых любителей буквы Z (еще ни о чем не подозревающих), и несчастных жертв неоперабельного стокгольмского синдрома, и тех, кто десятилетия напролет противостоял Путину. Всех. Это жестоко, но это, увы, нормально (не потому что хорошо, а потому что — такова норма).

Коллективная историческая ответственность неотвратима и естественна.

А вот коллективная вина — штука лукавая и манипулятивная. Ибо, как давно замечено, если виноваты все, то не виноват никто. И наше интеллигентское заламывание рук в этом смысле — очень вредная вещь! 

Проанализировать собственные ошибки? — это сам бог велел. Отрефлексировать личную вину или просчет? — да, и неплохо бы сделать это публично, если ты публичный человек.

У меня есть персональные вопросы к некоторому количеству имяреков. И я готов зафиксировать собственные интеллектуальные ляпы, отчаяние и апатию, парализовавшие меня время от времени... Но громкий плач «мы все виноваты» размывает истинную вину тех, кто должен понести и моральную, и юридическую ответственность за катастрофу, случившуюся со страной.

Табачок был очень и очень врозь — с какого бодуна мы должны теперь брать вину путинской элиты и долю путинского народа в общем покаянии? Тем более что сам этот богоносец покамест только гыгает от удовольствия при слове «Буча».

Нет уж.

Принятие коллективной исторической ответственности — дело сложное, но неизбежное. Мы же принимаем болезни, лишения, смерть близких, не задавая себе вопросы о справедливости произошедшего. Просто — принимаем и живем с этим, как-то справляясь.

Рецепт выхода из депрессии прост и отнюдь не нов: делай что должно! В нашем нынешнем случае: помогай украинцам, волонтерствуй, говори правду, пиши правду — может быть, это снизит сумму национального исторического оброка.  А прилюдное раздирание рубахи попахивает кокетством.  

Тексту «мы все виноваты» соответствует, разумеется, «вы все виноваты», несущееся со стороны Украины и мира. Тут я, кажется, вступаю на заминированную территорию, но ступить на нее рано или поздно придется все равно... 

Так вот, эмоционально — желание дать пощечину всему русскому более чем понятно сегодня. Я уже рассказывал в Фейсбуке о своей встрече с беженкой в Варшаве, о громком проклятии, доставшемся мне и моей дочери просто по факту русской речи...

Тут тоже тонкая, но вполне ясная грань. Грань, важная для не тех, кто хочет самоутвердиться по случаю или канализировать куда ни попадя собственную внутреннюю агрессию, но для тех, кто и в этих невыносимых обстоятельствах пытается думать.  К ним и обращаюсь.

Да, убийцы в Буче говорили на русском языке. Некоторые — на ломаном, но все-таки безусловно русском, и для любого украинца этот язык сегодня намертво связан с путинским государством, и так будет еще какое-то время.

Какое именно?

«Реформа календаря не сокращает срока беременности», писал Лец. Никакие рассуждения не сократят биологического срока очищения души от этой интоксикации — или почти не сократят. Моя бабушка не могла спокойно слышать немецкого языка — все прекрасно понимая про нацию Гете и Шиллера. Не могла!

Этот обратный путь — на десятилетия.

И все же. 

Язык не принадлежит государству — он древнее его, и он принадлежит людям, просто людям. Людей — миллиарды, а языков — тысячи, и значит, как сформулировал недавно один зоркий человек, все мы делим свои языки с убийцами.

А делятся люди — уж после Христа как минимум — не на эллинов и иудеев etc., как раз на убийц и тех, кто нет. По этому водоразделу и стоит попробовать скучковаться.