Сергей Новиков: «Мне не нравится, что этой страной управляют троечники»

Главный журналист отечественного спорта Сергей Новиков — о том, что ему не нравится в современной Беларуси, отношениях с Бережковым и чем займется на пенсии.

Индульгенция, баррикады

– Сборная, еврокубки. Присутствует ощущение апокалипсиса.

– Ощущение апокалипсиса… У меня его нет. Апокалипсис – это крушение всего. Ухудшение по всем параметрам. А происходящее у нас я бы назвал стагнацией. Стагнацией и в жизни, и в футболе.

Сейчас наш футбол вырулил на прямое отражение стиля жизни страны. А страна уже второй десяток лет находится в стадии стагнации. Во всех смыслах. В экономическом, общественном, прочих. Рано или поздно футбол, если его действительно воспринимать как, пошло говорят, отражение жизни, все-таки должен эту жизнь отразить. Что-то подобное сейчас и происходит. Вроде у нас все хорошо. Вон два клуба играют в групповых раундах лучших турниров. Нет особых поводов посыпать голову пеплом. Но жить-то скучно. Вроде сидит мы с тобой, любуемся красотами и пейзажами, вокруг все хорошо и чисто, приезжим все нравится. Но жизни нет. Или есть, но скучная.

– Стагнация в общественном смысле – это что?

– Тебе рассказать простые вещи о том, как в развитом обществе должны функционировать социальные институты, строиться взаимоотношения ветвей власти? Ты дурака включил? Или хочешь услышать лекцию по обществоведению с либеральных позиций? :)

– Нет, просто считаю, что простые истины как можно чаще надо повторять.

– Понимаешь, сейчас Беларусь живет в моменте, который в абсолютном большинстве сопредельных и не только стран вызвал бы пожар дискуссий, обмен мнениями, обострение креативных идей, столкновения, споры на базе предвыборной платформы. Посмотри, что у нас происходит в этом смысле?.. Не происходит ровным счетом ничего.

– Что вам не нравится в современной Беларуси?

– Мне не нравится, что этой страной управляют троечники. Я-то учился по пятибалльной системе. И большинство в наших школах, как правило, формировали троечники. Такая серая масса людей, которые немного хотят и в силу этого не на многое способны, которые готовы мириться с минимумом, для которых главное, чтобы вокруг не происходило потрясений и революций, ну, и которые по этой причине заражены вирусом какого-то приспособленчества, лицемерия, мимикрии к окружающей среде и бесконфликтности. Так что сейчас мы живем в стране, где у власти стоят троечники. Они задают тон всему. Экономике, общественному мнению, информационной политике, искусству и культуре. Ну, и спорту.

В принципе, я жалею, что лучшие годы моей жизни прошли в такой вот окружающей среде. Уже, наверное, можно заворачивать на какое-то подведение итогов. И да, нужно признать такое печальное обстоятельство. Это время хотелось провести в гораздо более интересной обстановке и соответственно сделать гораздо больше интересного. И сейчас у меня есть страстное желанием, чтобы все поменялось. Чтобы мои дочь и внучка, которой пошел уже пятый месяц, дождались другой обстановки. Чтобы эта обстановка возникла именно в нашей стране, а не какой-то другой.

– И как к ней прийти?

– А никак – надо верить и ждать. Понимаешь, каждый по-разному отвечает на вопрос о переменах. Кто-то выходит на площадь, обливает себя бензином и сгорает в этом пламени. Его выбор. Он герой. Кто-то лезет на баррикады, с которых не слазит вот уже 20 лет, и зовет туда других. В чем-то успешно, в чем-то безуспешно. Правда, если за 20 лет на баррикадах ты ничего не выиграл, наверное, ты плохой баррикадчик.

Ну, а кто-то придерживается теории малых дел. Считает нужным при наличии возможности говорить с людьми на нормальном языке, внедрять в их головы умные мысли, ориентировать их на умные мысли других, подсказывать им, что полезно узнать, прочитать, увидеть, чтобы стать лучше. Это долгий путь. Но это наиболее фундаментальный путь накопления критической массы интеллекта, который рано или поздно начинает доминировать над миром троечников и диктовать ему свой приоритет. В принципе, вот так можно дождаться перемен.

Еще можно устроить внутреннюю эмиграцию. Жить в своем внутреннем мире, читать свои книжки, смотреть свое кино, думать свои мысли, писать свои стихи. И ни с кем этим не делиться.

– И что на выходе?

– Мир с самим собой.

– Но нам, журналистам, общество необходимо.

– Нам с тобой жить проще. В том смысле, что достаточно хорошо делать свое дело. Это уже будет какой-то индульгенцией за прожитые годы. Потому как спортивная журналистика – благодатная стезя в отличие от других сегментом нашей сферы. В спортивной журналистике меньше всего надо подстраиваться, не надо вступать в противоречие с самим собой и при наличии хотя бы минимальной душевной твердости можно писать то, что ты думаешь, что считаешь нужным и правильным.

И если люди тебя слушают, если они при этом становятся лучше, все хорошо. В притяжении к спорту ты можешь говорить обо всем: и о политике, и об искусстве, и о морали, и о героизме, и о трусости, и о добре, и о зле. Тут очень много пространства для маневра. И это прямой контакт с людьми. Иногда ты чувствуешь, что находишь созвучие с окружающим миром. Хотя это происходит не всегда.

– Вам за что-нибудь стыдно в плане профессии?

– Если только за какие-то неудачно написанные тексты или неудачно проведенные эфиры на телевидении. За допущенные ошибки. Какие-то озвученные сгоряча глупости или неточности. В принципе, такой стыд всегда присутствует. Допустим, проводишь Лигу чемпионов на телевидении и едешь домой на метро. От «Московской» до «Института культуры». Пока едешь ночной электричкой, восстанавливаешь в голове канву своего эфира. Когда добираешься домой, уже знаешь все плюхи, которые наделал. Абсолютно понимаешь, где ошибся фактически, где оговорился, где заговорил гол. Поэтому критические замечания, которые идут вдогонку от коллег, зрителей, интернет-комментаторов, не обладают эффектом новизны.

А в глобальном смысле стыда я не испытываю. Честно тебе скажу, если бы было что-то такое, то на душе бы свербело. А так… Я задумался и не могу вспомнить чего-то фундаментального.

Не навреди, рожон

– «Теория малых дел» – это от Владимира Бережкова.

– Он любит эту фразу. Мы как-то вместе пришли к подобному обозначению. Оно понравилось и Володе, и мне.

– Наверное, стоит поговорить о ситуации Бережкова.

– Наверное, нет. Понимаешь, для тебя этот вопрос обязателен как отработка темы. Если ты его не задашь сегодня Новикову, твои люди не поймут. А для меня это разговор о судьбе моего друга. Причем в ситуации, когда любое сказанное слово с гораздо большей долей вероятности ему навредит, чем поможет. Давай не будем ее усугублять из врачебного «не навреди».

– Отсутствие широкой кампании по поддержке Бережкова на страницах «Прессбола» – это результат озвученного вами «не навреди»?

– Дело в том, что и нами, и не нами предпринимались попытки острой реакции в общественном поле. И все эти попытки привели только к усугублению ситуации. Люди, в окружение которых попал Володя, стали более усердными, ретивыми и въедливыми. Ну, и стали еще больше не торопиться. Им некуда спешить.

– С Бережковым много в чем можно не соглашаться, но перед расставанием с «Прессболом» он позаботился о газете, в частности, подписав контракт с АБФФ. Отношения с федерацией вас как-то ограничивают?

– Меня – нет. Это оговаривалось отдельным пунктом при составлении контракта. Более того – я совершенно сознательно вышел из числа акционеров «Прессбола» при оформлении сделки. Чтобы исключить вообще все факторы влияния на себя. И никакого влияния теперь я действительно не испытываю.

– То есть акции вы продали?

– Не важно. Давай еще раз обозначим, что я вышел из числа акционеров. И я не сверяюсь ни с кем из федерации, когда пишу что-то в ее адрес. Если я и думаю о реакции, то только в плане улучшения общей ситуации.

– Я слышал историю, как вы собирались мочить федерацию. Но после задумались, написали смс Бережкову и получили ответ, что лучше этого не делать.

– Это не история, это клевета :). Во-первых, с какого рожна я буду отправлять Бережкову смс-ки, если могу ему позвонить? А во-вторых, за 20 с лишних лет сотрудничества с Бережковым в «Прессболе» я никогда не спрашивал у него разрешения по поводу того, как и о чем мне писать. Да, иногда считал нужным показать Володе (как редактору) свои тексты перед версткой: «Петрович, почитай». Он читал, кряхтел, был чем-то недоволен, но ни разу не сказал: «Мы это не даем! Это надо переписать!». Единственное, мог заметить: «Слово у тебя тут неточно подобрано. Давай заменим». Чисто стилистическая правка. Все. А что там и кто говорил про влияние на Новикова…

Я даже сейчас больше забочусь не о себе, а о нашем новом главном редакторе Сереже Кайко. Ему противостоять давлению трудно. Он еще тело не нагулял. Опыта и авторитета пока не имеет. И если Кайко поступает очередной звонок от Сергея Вагаршаковича, ему приходится гораздо труднее, чем приходилось Бережкову.

– А такие звонки регулярно поступают?

– Я не веду график подобных звонков. Но я знаю, что Кайко и Сафарьян общаются как представители партнерских организаций. Правда, что касается редакционной политики, я не вижу никаких диктаторских проявлений со стороны федерации. Работники АБФФ порой обращаются с просьбами отработать что-то имиджево выгодное им. Но никаких навязывания настроений, диктовки тональности и банов нет.

– Кайко, человеку, любящему работать со своими текстами, сложно на нынешней административной должности?

– А почему ему должно быть сложно? Пойми, акционеры собрались и решили, что главным должен стать именно Кайко. Вариант моего назначения на эту должность тоже обсуждался. Но назначать меня главным редактором «Прессбола» недальновидно. Больше трех лет я все равно не отработаю. Зачем мне впрягаться в это? Как только наступит пенсионный возраст, я завяжу с профессией. Больше никакого письма. Зачем? Дорогу молодым! Каждому отмерен свой срок. Молодых действительно надо развивать. Тем более, что их подтягивание у нас отстает от потребностей времени. Потому решение сделать главным Кайко я считаю верным.

Серега – текстовик элитного уровня. Отлично, когда главный редактор пишет лучше всех работников издания. Это дает ему возможность сформировать авторитет и быть примером. Тем более с назначением Кайко у нашей пионерии появляется понимание, что по газетной иерархии можно довольно быстро взлететь.

Пассионарность, Карполь

– Какого вы мнения о нынешней федерации?

– Честно говоря, сейчас я мало лезу в этот тематический пласт. Когда работал в формате ежедневных колонок, то цеплялся за все, чтобы не нарушить регулярность. Теперь такой необходимости нет. Поэтому темы, которые не слишком греют, я не трогаю.

Хотя ясно, что этой федерации не хватает какой-то динамики, пассионарности, революционности. Она вроде бы ведет эволюционное развитие футбола и держит себя в этом русле, но не более. Как-то у нас состоялся интересный разговор с Витей Гончаренко. По другому поводу. Но мы вырулили на федерационную тему.

Когда говорили о сборной, я озвучил мысль, что Хацкевичу не хватает положения тренера, который был бы для игроков авторитетом, способным их немножко поддавливать, перед которым было бы стыдно сыграть плохо, который был бы способен повысить голос так, что это воспринималось бы нормально даже по отношению к звездам уровня Глеба. Которого бы, по большому счету, побаивались, как Тихонова, Мироновича и Карполя. Пусть это и люди из других времен.

Ведь в сборной фактор какого-то материального управления очень приглушен. А фактор управления за счет авторитета очень важен. И когда я сказал об этом применительно к Саше Хацкевичу, Виктор Михайлович очень четко добавил, что ровно того же не хватает и руководителям федерации. Гончаренко провел интересную параллель. Румас не обладает таким количеством качеств, которые есть в БАТЭ у Капского.

В общем, я думаю, что при этом руководстве федерации алгоритм воздействия на сборную в плане ответственности за результат, в плане требовательности, в плане ее общественной весомости не отработан.

– Вы поняли тренера Хацкевича?

– Как можно было понять его за четыре официальных игры? Конечно, нет. Хотя на словах он все понятно объяснил. И отторжения это не вызывало. Хотелось этому подпеть и подыграть, что, в принципе, мы и сделали на всех журналистских уровнях. Хотя так и надо относиться к сборной. Зачем ее полоскать раньше времени? А потом пошло постижение на практике. Этот процесс в разгаре. И с выводами спешить не стоит.

Мне нравится в Хацкевиче то, что, получив несколько плюх, он очень достойно отреагировал. Пока. Он абсолютно адекватен в восприятии нормальной критики. И это его хорошо характеризует и обнадеживает. Он анализирует, фильтрует, сортирует и выбирает, наверное, из звучащих в свой адрес упреков те, к которым действительно нужно прислушаться.

– Сборная при новом тренере стала лучше или хуже?

– Ее восприятие колеблется в пределах статистической погрешности, как и табличные результаты. Для нашей сборной характерен состав игроков, которые на клубном уровне в своем большинстве не устремлены высоко. Они проживают футбольную жизнь в режиме стагнации. Увы. Уже. Даже те ребята, от которых, мы ждали развития, погрязают в усредненности.

В приложении к Брессану и Кривцу мы как-то разговаривали на эту тему с Анатолием Ивановичем Юревичем. Казалось, вот люди, которые уже сейчас должны рвать на себе рубашку за сборную и вести ее за собой, конфликтуя с Глебом за право быть первым номером. Но ребята устроились в жизни. На клубном уровне, грубо говоря, спрятались в нору. Они приезжают в сборную с, естественно, менталитетом жителя норки. И сборная много лет состоит из таких футболистов.

Какой выход из сложившейся ситуации? Он есть. Даже с такой сборной можно добиться всплеска и разового результата, как это было в Латвии и Словении. Правда, там имелась другая обстановка. Там патриотизм был замешан на дрожжах. Футболисты любили страну. Страна любила футболистов. У сборной Латвии Старкова четко просматривалась политика любви к отверженным. Ребята приезжали из «Крыльев Советов», «Рубинов» и «Ростовов» в Ригу и им говорили: «Да вы что?! Вас там не любят! Вас там не ценят! Только здесь и только мы знаем, какие вы на самом деле! Мы в вас не сомневаемся! Вы выйдете на поле и порвете этих турок!» И на каком-то этапе подобный механизм мотивации хорошо работал. Но для него нужны условия.

Страна должна быть готова. А мы в стагнации. Наверное, искусственно это все-таки можно взрастить. Но в таком случае требуется очень сильная тренерская харизма.

– У Хацкевича ее нет?

– Пока я не вижу, что Хацкевича признали как тренера. Все его нынешние авторитет и любовь – это Хац на поле в форме. А не Хац на скамейке в костюме. Чисто подсознательно. Согласись. Вот, в принципе, и ответ на твой вопрос.

– Но ведь все эти заслуженность и легендарность могут сыграть.

– Но пока не играют. Чтобы стать харизматичным тренером, надо насовершать каких-то поступков. Навыигрывать матчей каких-то. Может быть, должно повезти. Допустим, горим мы кому-то 0:2 и побеждаем 3:2. И желательно не Люксембург. Или Хацкевич публично ругается с кем-то и впоследствии оказывается правым. Харизма – это же выход из общего ряда. Выход из обыденности. Но пока этого нет. И из чего взяться харизме?

– У Хацкевича хорошая перспектива в данном отношении. Вы не боитесь, что его заест наша действительность?

– Ну… Чего мне бояться за Хацкевича? Вообще, «бояться» – плохое слово. И не хватало мне еще бояться за Хацкевича. Он сам хозяин своей судьбы. Если Беларусь съест его, значит, съест. Никто от этого не умрет. Хотя соглашусь с тобой. У него, безусловно, ментальность далеко не троечника. Хацкевич был футболистом уровня намного выше среднего. Его внутренний стержень абсолютно четко ощущался во время игровой карьеры. И человек Саша интересный.

– У этой команды довольно долго была массовая поддержка…

– А почему нет? Хацкевич никого не обижал, не оскорблял, не вступал в противоречия. Зачем отторгать Хацкевича? Единственное, что сейчас может отрицательно влиять на имидж тренера, – игра его футболистов. Вот этот компонент действительно нужно подтягивать. А все остальные условия для успеха у Хацкевича есть. Да, все, кроме футбола. Осталось только, чтобы команда заиграла не на три балла. Как это сделать – вопрос к тренеру. Мы с тобой не можем говорить об этом. Мы с тобой не предназначены для подобных рассказов. Мы предназначены для наблюдения за этим и последующих впечатлений. Вот наш профессиональный интерес.

Телетайп, Довлатов

– Какие у вас планы на пенсию?

– Все удивляются, когда я говорю о выходе на пенсию. Все поражаются: «Как такое может быть?!».

– Ну, а что? Главный спортивный журналист страны покидает профессию.

– И что?..

– Как вы, кстати, относитесь к этому – «главный спортивный журналист»?

– Какой главный? Кто это сказал? Я не задумываюсь над этим. Еще не хватало рассуждать в данном отношении… А пенсия… Столько непрочитанных книг. Столько не увиденных фильмов. Все очень интересно. Тем более через три года внучка станет человеком, которому надо будет раскрывать жизнь, чтобы потом троечницей не росла. Это важнее.

И вообще, у меня перед глазами блистательный пример. Моя жена – уже на пенсии. Она живет просто взахлеб, получая от жизни ежечасное и ежеминутное удовольствие. Я ей по-хорошему завидую. Поэтому мне очень легко подготовиться к пенсии.

– У вас нет момента перенасыщения?

– Ну…

– Смотрите, в 2006-м я впервые услышал на одном из исполкомов обеспокоенность детским футболом. В 2015-м формулировки примерно те же. Меня это бесит.

– Слушай, ну, детский футбол действительно надо развивать постоянно. И говорить об этом нужно постоянно. За счет этого он, собственно, и развивается :).

– Как? У нас была талантливая генерация игроков 86-90 годов рождения. Ребята выросли – и все.

– Не знаю. Должна же быть какая-то синусоида в этом процессе. Но, еще раз, я убежден, что детский футбол развивается. Сто процентов. Вспомни, как тренировались дети десять лет назад. Как бегали, как двигались. Вопрос заключается только в том, насколько наше развитие сопоставимо с развитием в других местах. А так, у меня под окном вместо хоккейной коробки постелили искусственное поле. И каждый день там кипит жизнь с утра до вечера. Играют девчонки, играют мальчишки, играют пузатые дядьки. Проходят занятия какой-то детской школы. Подозреваю, частной. Родители обступают поле. Атмосфера очень семейная. Мне нравится. Так что в этом плане все развивается.

– А в плане чемпионата Беларуси, который является вашей основной рабочей зоной?

– Когда меня спрашивают: «Что ты будешь делать на пенсии?», я отвечаю: «Могу сказать, чего я точно делать не буду. Я точно не буду смотреть чемпионат Беларуси по футболу» :). Честно, сейчас испытываю именно такое настроение. Потому что когда я включаю интернет-трансляции чемпионата Беларуси, у меня совесть не на месте. Сижу и думаю: в этот момент в этом ноутбуке мог быть «Ньюкасл» – «Астон Вилла» или «Кьево» – «Удинезе», а я смотрю «Гранит» – «Слуцк». Это просто тягостное времяпрепровождение. Но надо смотреть. Потому как, ты правильно сказал, это основная рабочая зона, это наша площадка, это нужно… Да, положа руку на сердце, я заставляю себя смотреть чемпионат Беларуси. Это как пойти к станку и начать точить одну и ту же деталь годами.

– А еврокубки?

– Смотрел «Динамо» с «Викторией». Тоже мучился совестью, что в это время играют «Боруссия» и «Краснодар» и я не вижу происходящего. Но суть заключается в следующем: моя профессия все равно сопряжена с любимым занятием и хобби. Противоречие состоит только в необходимости делать то, что не всегда хочется.

– Было в последнее время что-нибудь, сопряженное с белорусским футболом, что доставило вам удовольствие?

– БАТЭ – «Шахтер». Хорошая игра. Честно говоря, я после нее так обнадежился, что подумал, будто и в Леверкузене все будет нормально. А тут на тебе – откат. Все ушло. Хотя к этому я тоже отношусь, как ко временному явлению. Предполагать, что БАТЭ исполнит нынешнюю осень так же, как и прошлую… Да так не бывает. Что-то в любом случае изменится. Прямого повторения никогда не происходит. И «Динамо» это тоже касается.

– Насколько справедливо ощущение, что вы подтапливаете за БАТЭ?

– Понимаешь, я вообще не болею за конкретные команды. Как только закончился Советский Союз, так у меня все это и прошло. В первенстве СССР я поддерживал минское «Динамо». После перестал болеть за команды на клубном уровне. Вот несколько минут назад мимо нас прошел Андрюша Разин. За него я всегда болел, где бы он ни играл. Потому что человек мне симпатичен.

БАТЭ – та же история. Я не могу заставить себя болеть за «Динамо». Этой командой владеет человек, чья общественная позиция мне претит. Мне претит его место в обществе. Я не люблю людей, которые таким образом стоят в жизни. Вот и не могу проливать слезы за его детище. А Капский мне симпатичен как человек. При всех его противоречиях. Виталика Родионова я люблю. Он для меня является образцом спортсмена во многих смыслах. Плюс Виктор Михайлович Гончаренко и Леша Бага. И так в каждой команде. В каждой команде есть люди, за которых я болею. Если Саша Седнев сменит «Белшину» на другой клуб, я буду за него болеть. Это же понятные вещи!

В общем, в БАТЭ просто гораздо больше симпатичных мне людей. Когда-то я назвал футбольный Борисов территорией добра в плане общечеловеческих отношений. Потому естественно, что об этой команде мне хочется сказать больше хороших слов.

Но если задаться целью, взять и померять по строчкам объем критики в адрес БАТЭ за звездное десятилетие клуба, то я буду на первом, втором и третьем местах. А уже на четвертом появятся Березинский, Мелкозеров и кто-то еще. Вот и все. Вот так я подтапливаю за БАТЭ, если можно использовать это слово.

– Правильно понимать, что своевременный выход на пенсию – это мера безопасности, нежелание стареть в профессии?

– Правильно. Могу рассказать историю. В 80-е годы я был молодым журналистом и в основном работал на телевидении. Моим кумиром в профессии к удивлению многих являлся Владимир Перетурин. По тем временам очень крутой дядька! Эти все Николаи Озеровы, Яны Спарре – нет, просто начетчики. По колее, по проработанным механизмам. «Советский спорт», «Футбол-Хоккей» раз в неделю и ТАСС с телетайпа. Вот и весь объем информации, звучащей в репортажах.

А Владимир Иванович был продвинутым. Он читал иностранные газеты, какие-то журналы. Он был влюблен в свою работу. Он говорил о вещах, которые никто не знал. Он допускал вещи по тем временам просто революционные. Например, про «Отцов из Суринама». Он чувствовал игру просто потрясающе. Это было восхитительно.

Мы пересекались по работе. Раньше во время тура чемпионата СССР шла перекличка. Модераторы из Москвы, которых было человек восемь, связывали стадионы большой страны. И работу с Перетуриным, если мы совпадали, я считал праздником. Может, какое-то созвучие в стиле речи. Не знаю. Но я улавливал все повороты его мысли на уровне биополя.

В общем, Перетурин был для меня кумиром. И до сих пор Владимир Иванович жив-здоров, до сих пор не уходит из общественного поля. Правда, говорит вещи, от которых волосы становятся дыбом и которые порой просто невозможно понять. Всем ясно, что это человек, который углубился в колодец неудовлетворенных амбиций, какой-то отверженности и невостребованности. Понятно, что он постоянно бурчит, что у него критический взгляд. На него с улыбкой и иронией смотрит молодежь. Его полощут в интернете как отстой.

И вот с недавних пор я стал задаваться вопросом: «Ты уже в том возрасте, когда на тебя, наверное, смотрят такими же глазами, что и на Перетурина. Возможно, о тебе думают то же самое. И возможно, думают оправданно. Возможно, ты уже в чем-то отстал». Потому мне хочется все время взнуздывать и поддерживать себя на уровне. Даже касаемо тех же гаджетов. Правда, все равно подсознательно я понимаю, что момент старения произойдет.

Может, мне уже и надо было бы уйти… Просто пока закон не велит. А через три года станет. Дай Бог, чтобы за оставшееся мне профессиональное время пенсионный возраст не увеличили. Получается, через три года я, во-первых, поступлю по закону, а, во-вторых, освобожу себе время для прекрасной жизни. Для познания мира и всех любопытных вещей, на постижение которых остается все меньше и меньше времени. Так что да, буду постигать и наслаждаться.

А касаемо профессии, так я все время стараюсь смотреть на себя глазами нашей редакционной молодежи. Бывает, прополоскаешь кого-нибудь, а после думаешь: «Все-таки ты его реально на пользу покритиковал или это уже проявление старческого пердунства? Вымещение каких-то комплексов?». Не знаю… На этот вопрос самому себе не ответишь.

– Что бы вы посоветовали почитать?

– Все хорошие книжки уже давно написаны. Из школьного я бы советовал Чехова и Гоголя. Из тех, кто писал позже, Платонова и Довлатова. А вообще в этом мире есть чудесный человек, которого зовут Дмитрий Быков. Раз в неделю он ведет программу «Один» на «Эхо Москвы». Программа целиком посвящена ориентации в мире литературы. Дайте себе труд ознакомиться. Там столько советов: что читать, как читать, зачем читать. Один раз послушав, чувствуешь себя пигмеем. И возникает желание прямо завтра пойти в книгарню и все там купить. Или как можно быстрее скачать все в интернете и начать жадно читать. Поэтому мне давать советы при наличии такого гиганта, как Быков, – просто заниматься смешными вещами.

– Про Довлатова. «А правда, что все журналисты мечтают написать роман?» – «Нет», – солгал я».

– Писать книги я точно никогда не буду. Это такая глупость.

– Почему?

– Мои коллеги писали книги. Я видел, сколько это труда, сколько нервов, сколько чисто механической и технической работы. Допустим, книга выходит. Ну, да – труд сделан. Какое-то удовлетворение есть. Может быть, есть даже гонорар. Но суть не в этом. Просто какую бы я сейчас книгу не написал, как ее не издали… Ну, прочитают ее три тысячи человек.

Так меня в газете каждый день читает в три раза больше народу! И я пишу относительно быстро, отставая от времени не особо критически. И что, я буду писать о событиях 20-летней давности? Вспоминать, напрягаться, пердеть, ##### [блин], восстанавливая забытые детали? И самое главное – тратить на это уйму собственного времени и собственных сил? Ради чего?! Чтобы все это прочитала аудитория меньше газетной?

Как бы я ни старался, если и превзойду себя «прессболовского» в книге, то в незначительной процентной доле. Ну, буду выпиливать слова аккуратнее. Но все равно не напишу «Преступление и наказание» или «Войну и мир». Если бы я чувствовал себя готовым к таким откровениям, это был бы другой разговор. Но все, что у меня на душе, я могу написать в газете. И доволен этим. Вот и все.