Сергей Мигицко: “Михаил Боярский заставил меня бегать по городу нагишом”

Сергей Мигицко клянется, что Ганс Христиан Андерсен до сих пор снится ему по ночам. Теперь фильм о знаменитом сказочнике выходит на экраны, а актер вспоминает, какой кровью ему дался образ.

— Правда ли, что вы сначала пробовались не на Андерсена?

— Да, на Мельхиора — его друга. Это маленькая, но очень яркая роль. Но когда меня загримировали, то все открыли рты. Я оказался как две капли воды похож на сказочника, портретами которого была увешана вся гримерка. Рязанов тоже опешил. И тут же начал обсуждать со мной главную роль. Потом нашли артиста Стаса Рядинского, который играет Андерсена в юности и очень похож на меня.

— Говорят, вы чуть не покалечились на съемках, когда на коне скакали?

— До “Андерсена” я на коня не садился ни разу в жизни. Рязанов это узнал и сильно разгневался. Речь, которую он тогда сказал, до сих пор звучит у меня в ушах. Эльдар Александрович вспомнил все, начиная с “Гусарской баллады”. “Да у меня и не такие на лошадях катались! — кричал он. — Я Юрия Яковлева в седло посадил! Я сам блестящий конник. А вы…” Он говорил минут десять, никто не мог слова вставить. После этого я пошел в школу верховой езды. На первом же занятии конь меня “высадил”. Да так, что я пролетел несколько метров. Конечно, блестящего конника из меня не получилось, но держаться в седле теперь умею. Когда Рязанов приехал в экспедицию в Петербург, он это увидел. Я выехал навстречу из ворот Инженерного замка на белом коне.

“Первая часть далась мне большой кровью”

— А комплекс гадкого утенка у вас в детстве был?

— Я преодолел его к моменту поступления в театральный институт. В детстве очень сильно заикался — вот вам и весь гадкий утенок. Казалось, что я некрасивый, длинный и тощий. Да к тому же блондин. А девочки любят “черных” (так говорили у нас в Одессе), а еще — коренастых, сильных. В общем, тех, кто может за себя постоять. А я драться-то начинал после того, как меня 15 минут лупили. Правда, отчаянно, всем, что попадалось под руки, — даже скамейками. С комплексами боролся: учился играть на гитаре, активно гонял в футбол, выпивал, чтоб казаться настоящим мужиком. И лишь когда я поступил в вуз на такую престижную профессию, меня немного отпустило. Но если есть комплексы, они, как правило, на всю жизнь. С некоторыми борюсь до сих пор.

— Какие еще отголоски Андерсена вы нашли в себе?

— Детскость. Думаю, Эльдар Александрович хотел, чтоб у артиста, играющего главную роль, в душе были наивность, непосредственность и доверчивость. Я, наверное, произвожу со стороны именно такое впечатление. И поначалу вел себя настолько непосредственно, что Эльдар Александрович даже испугался. Он решил, что Мигицко — чудаковатый фрик. Но потом между нами произошел разговор, и я объяснил, что так примеряю на себя образ. В общем, первая часть съемок далась мне большой кровью.

— В смысле?

— Ганс Христиан — очень сложный персонаж. Пришлось погрузиться в его мир. Я теперь знаю о нем все: как он жил, кто его близкие, кто дал ему образование, его отношения с королевским двором, личная жизнь и т.д. Меня больше всего поразило количество препятствий, которые выпали на его долю. Думаю, он был абсолютно несчастным.

— Как вы думаете, какой самый трогательный момент фильма?

— Есть несколько эпизодов, где я плакал. А сцена объяснения в любви Йенни Линс самая щемящая. Это была Муза Андерсена, известная певица, которая так и не сказала ему “да”. Снимали на катке в Москве, по сценарию, там праздничное катание. Йенни поет, парочки обнимаются, дети бегают... И на все это со стороны смотрит абсолютно мокрый и несчастный человек, понимая, что чувственная жизнь для него закончена.

“Я остался в душе ребенком”

— Андерсен для многих — прежде всего новогодние сказки. А для вас?

— И для меня тоже. Мама мне часто сказки Андерсена читала, я до сих пор слышу ее голос. “Стойкий оловянный солдатик” и “Щелкунчик” — это елка, танцы и веселье...

— А новогодние сумасшествия в вашей жизни были?

— Обычно к 31-му числу ужасно устаешь, и на сумасшествия нет сил. Но в позапрошлом году мы праздновали вместе с Мишей Боярским у него дома. А живет он недалеко от Дворцовой площади. И вот часа в три вышли погулять, и я закричал: “Слабо взять Зимний?!” Оказалось, не слабо. С криками “Ура!” и “За товарища Ленина!” мы побежали к воротам Зимнего дворца. Вышла охрана, увидела, что это мы, посмеялась и отпустила. А вообще у меня все безумия связаны именно с моим другом Михаилом Сергеевичем. Лет пять тому назад мы смотрели финал чемпионата мира по футболу. Играли Бразилия и Франция. Я поставил на Бразилию, а Миша — на французов. Решили так: если проиграю я, то голый с французским флагом бегу к посольству Франции и пою “Марсельезу”. А если он, то Миша бежит к консульству Бразилии и танцует самбу. Проиграл я, но в милицию меня не забрали. Я сказал, что мы сцену репетируем, и они сняли наручники.

— Кто наряжает елку в вашем доме?

— В моем отчем доме всегда была самая большая елка в округе. Папа-военный любил масштаб! Я перенял от отца эту гигантоманию. Лишь недавно у нас с женой произошел серьезный разговор: “Перестань таскать в дом свои здоровые елки, потом иголки не выметешь, они осыпаются, игрушки бьются…” И я сдался. Впервые она купила искусственную. Кстати, тоже не очень-то маленькую. А вообще здорово проснуться первого января в комнате, где пахнет хвоей и смолой, съесть мандаринчик, выпить рюмочку.

— А кто у вас хозяин в доме?

— Моя жена — мудрая женщина. Поэтому мне кажется, что хозяин в доме я.