Сам себе карнавал

Всякий раз, когда смолкают раскаты смеха, и публика аплодисментами провожает главного стендап-спикера страны, креативная часть Байнета бросается к мониторам генерировать хохмы и фотожабы, а его экспертная часть принимается гадать, почему Александр Григорьевич каждую свою встречу с народом превращает в балаган?

По идее, послание главы государства народу — дело важное. Это — анализ пройденного пути и артикуляция планов на будущее, объяснение, как дошли мы до жизни такой и соображение, как дальше жить будем. Возможно, всё это и прозвучало в речах белорусского гаранта, но что из сказано, запомнилось и обсуждается сегодня обществом?

Девочки, которые «кувыркаются с мужиками российскими». Священники, которые «втихую где-то что-то косячат». Алкоголизм, который, в отличие от наркомании «наше изобретение».

Ну и, конечно, хит недели — евреи, которых надо «взять под контроль», и Зиссер, которого никак не удается «нормализовать». Нормализация экономики — вопрос десятый: как нам нормализовать Зиссера — вот в чём вопрос!

Одни предполагают, что такая манера общения с народом есть продолжение интеллектуальных и характерологических особенностей гаранта. Другие считают, что в стране просто не осталось никого, перед кем ему можно было бы стесняться в выражениях. Третьи уверены, что делает он это сознательно.

Давний исследователь психологических черт белорусского лидера Дмитрий Щигельский на своей странице в Facebook предположил, что хохмы в ходе послания Лукашенко использует «как Алкивиад хвост своей собаки». Древнегреческий оратор и полководец Алкивиад, напомним, отрубил собаке хвост, а когда друзья спросили его, зачем он это сделал, ответил: «Чтобы граждане Афин обсуждали это, а не что-нибудь другое про меня». Так и с посланием: «Проблема, откуда взять денег и что делать с экономикой, никуда не исчезла, хоть и обсуждают все еврейский вопрос».

Версии по-своему интересные, и имеющие право на существование. Но я бы предложил ещё одну и рассмотрел поведение главного стендап-спикера сквозь призму концепции смеховой культуры и теории карнавала, изложенной в 70-х годах прошлого века русским философом и культурологом Михаилом Бахтиным.

В центре этой концепции — идея об «инверсии двоичных противопоставлений», то есть переворачивании смысла с ног на голову. Бахтин акцентировал внимание на смеховом аспекте карнавала, без которого тот немыслим. При этом он имел в виду не индивидуальную реакцию на что-то остроумное, а всенародный смех, который сокрушает все серьезное, нивелирует авторитеты и традиции, делая их объектом пародии, карикатуры.

Стихия карнавала позволяла людям переживать табу повседневной жизни, отрабатывать копившееся месяцами напряжение. Заправилой карнавала — карнавальным королём — становился шут-перевёртыш или трикстер — комическая пародия на реального короля. Именно он возглавлял карнавальное глумление над всем и вся.

В прежние времена карнавалы были делом нечастым — раз в год, редко чаще. Всё остальное время человек трудился в поте лица и слушал назидательные проповеди в церквах. Новое время всё изменило. В век высоких технологий и вездесущих масс-медиа трудно порой понять, где кончается карнавал и начинаются будни. Карнавализация жизни достигла максимума, и это не могут не учитывать политики. Они и учитывают. В любой стране наряду с серьёзными политическими фигурами можно встретить трикстеров, время от времени канализирующих избыточное напряжение социума.

В соседней России, например, где социального напряжения всегда за край, таких трикстеров пруд пруди. Типичный пример политического трикстера — лидер ЛДПР Владимир Жириновский. Куда более зловещая, но не менее трикстерофорная фигура — глава Чечни Рамзан Кадыров. И даже оппозиционный политик Алексей Навальный, хотя и занимает фрондирующую позицию по отношению к режиму, в системе политических координат является типичным трикстером.

Действуют политические трикстеры и в Украине: один из самых известных — лидер «Правого сектора» Дмитро Ярош. А вот в Беларуси политических трикстеров нет. Фрики есть, чудаков хватает, трикстера — нет. Дело в том, что трикстер — фигура, хотя и вписанная в систему, однако процессуально самостоятельная. Он держит нос по ветру, чувствует, когда нужно вступать его инверсивной скрипке, но делает он это сам, а не по разнарядке. Ему нельзя назначить to-do-лист, спустить сверху указивку, как и когда кривляться — в этом случае действия его будут неестественными, натужными и смеховой разрядки не произойдёт, а значит, карнавальный момент будет утрачен.

Однако самостоятельность — это то, чего белорусский президент, будучи авторитарной личностью, не терпит ни в каких проявлениях. Поэтому представить в Беларуси фигуру типа Жириновского или Навального просто немыслимо. Даже рок-трибун Сергей Михалок, который пару лет назад имел все шансы стать первым в стране политическим трикстером, так и не дожал ситуацию до конца.

Тем не менее, общественное напряжение требует массовой смеховой разрядки. Потому и приходится Александру Григорьевичу играть роль короля и трикстера одновременно. Потому и любая встреча с народом превращается в подобие карнавала. Как и положено карнавальному трикстеру, президент десакрализует всё, что попадает в его поле зрения — от священников до оппозиции. Но при этом он десакрализует и самого себя.

Дело ведь даже не в самих шутках — шутит и Путин. Но в отличие от своего белорусского коллеги, он эмоционально дистанцирован от собственных острот, элемента карнавала, отвязного трикстерства в его остроумии нет. Бросив шутку в толпу, он не увлекается следом за ней, а наблюдает со стороны, какой эффект она произвела. Александр Григорьевич улетает в народ вместе со своими перлами, купается в них. Хотя, в общем-то, его шутки и не шутки даже, а спонтанно возникающие смеховые ситуации, окомиченные эпизоды реальности, но окомиченные через образ самого Александра Григорьевича.

Кстати, именно поэтому в Беларуси нет, и не может быть культа личности в его классическом формате. Есть авторитарная личность у власти, есть элементы диктатуры — культа личности нет. Потому что подобный культ предполагает серьёзное — до сакрализации — отношение к своему фигуранту. Белорусский лидер же постоянно такое отношение «сбрасывает», десакрализуя, как уже было сказано, сам себя.

Общество серьёзно относится к должности президента и кругу его полномочий, к той административно-карательной системе, которая вызрела и укрепилась за 20 лет президентства Лукашенко, а вот сакрального отношения к Лукашенко как к личности в обществе нет. Даже среди адептов выстроенной им социально-экономической модели.

И здесь не надо искать никакой «руки Запада» или происков «пятой колонны» — создав условия, препятствующие развитию самостоятельной карнавальной стихии, Александр Григорьевич сам стал этой стихией, неотъемлемой частью смеховой белорусской культуры. Бахтин ему в помощь.