Роднянский: «Герой – пьющий, грешный, слабый, был пережеван и поглощен госмашиной»

Известный всему миру российский кинопродюсер реагирует на эхо событий в Екатеринбурге.

– Фильм «Левиафан» Андрея Звягинцева по сей день остается одним из самых важных и самых сложных в моей профессиональной карьере? – пишет Александр Роднянский. – Про важность, мне кажется, объяснять не нужно – номинации на «Оскар», BAFTA, CEZAR, выигранный Golden Globe, приз Каннского фестиваля, победы в Лондоне, Мюнхене, Гоа, прокат во всех странах мира и фантастическая пресса на всех языках...

Да и про сложность, вероятно, вы все помните: фильм в России был встречен шквалом огня со всех сторон. Он расколол, даже поляризовал аудиторию на два лагеря, один из которых нас проклинал, оскорблял и обвинял. Наиболее часто встречающееся обвинение сводилось к примерно следующему: коварные режиссер и продюсер использовали реальную историю, случившуюся в США, для очернения Родины. «У нас ведь таких историй не было, нет и быть не может», – говорили критики фильма.

Я сознательно напомнил вам сейчас этот эпизод – находясь в Каннах, я внимательно следил за протестами в Екатеринбурге против решения властей построить храм на месте популярного сквера. «Левиафан» рассказывал историю «маленького» человека, у которого местный мэр забирает любовно выстроенный семейный дом, чтобы построить на его месте храм.

В «Левиафане» случилась трагедия: герой фильма, такой каков он есть – пьющий, грешный, слабый, был пережеван и поглощен государственной машиной, тем самым, по выражению Гоббса, Левиафаном. В случае же с Екатеринбургом, история из локальной превратилась в национальную и вот уже несколько недель вся страна, включая первых лиц, обсуждает протест обычных людей, отказавшихся согласиться с решением власти.

И все эти несколько недель я не могу отделаться от мысли, что Андрей Звягинцев, очень глубокий и тонкий автор, сумел уловить дыхание времени на несколько лет раньше, чем все остальные. Как это и свойственно художникам. Финал фильма был трагическим. Как нам тогда казалось, абсолютно реалистичным и потому единственно возможным.

Интересно – чем завершится екатеринбургская история, изменилась ли страна за эти пять лет?