Растаев: «Заслышав новое слово, американец встрепенулся: «What is subotnik?»

Известный журналист и поэт специально для «Салідарнасці» рассуждает, почему надо вынуть фигу из кармана.

Фото belnovosti.by

Довелось мне как-то чаевничать в одной компании. Моя знакомая, пару лет назад уехавшая в США, решила навестить малую родину и привезла с собой мужа-американца, до того никогда в Беларуси не бывавшего. Ну позвали старых друзей, чаек-кофеек, пару капель бургундского… В общем, компания быстро сделалась тёплой, и понеслись разговоры за жизнь.

А на дворе как раз стоял апрель – пора республиканских субботников. «Что, на субботники вас по-прежнему сгоняют?» – поинтересовалась знакомая, слегка оторвавшаяся в своем Иллинойсе от реалий малой родины. Заслышав новое слово, американский супруг встрепенулся: «What is subotnik?» В его вокабуляре эта лексема явно отсутствовала.

На ломанном и не ломанном английском мы объяснили ему, что субботник – это такое, не подкрепленное никакими цивилизованными доводами, принуждение к бесплатному труду, замаскированное под добровольный энтузиазм в державном масштабе.

Американец был потрясен. Там, откуда он родом, рабский труд (а любой труд на принудительно-бесплатной основе – рабский) давно в прошлом. За отмену рабства американцы сражались в гражданской войне, и положили немало жизней, так что эта свобода для них – дело выстраданное.

Современное рабство в их представлении процветает разве что в тайных борделях мафии. Новость о том, что в центре Европы есть целое государство, заставляющее людей пахать ни за грош – как проституток в подпольном борделе – стала для американца досадным откровением.

Как наводят марафет к визиту Лукашенко: от мытья асфальта до субботников

«Do you resist? Are you protesting?» – вопрошал он с надеждой, желая услышать ответ, что да, мол, сопротивляемся и протестуем – это бы сгладило его когнитивный диссонанс. Но и здесь беднягу ждало разочарование. Иностранцу пришлось объяснять, что «resist» и «protesting» – это не про белорусов. Что главная черта белорусского характера – пресловутая памяркоýнасць, местами переходящая в безропотную покорность. Плюс бытовой фатализм (бородатый анекдот про «мабыць так i трэба» пришелся как нельзя кстати).

Представляю, как был бы шокирован заморский гость, расскажи ему кто-нибудь сегодня историю Игоря Кобылянца, чиновника, отправленного на ферму белить коровники, где он и испустил дух. Если уж самих белорусов эта история так ошарашила, то что говорить об американце!

В этой истории, кстати, «прекрасно» все: и сам факт гибели человека, принужденого к труду, и гробовое молчание об этом придворных СМИ, и диковатая реакция местного начальства – «на сегодняшний день он у нас не работает». И это ведь не первый случай, когда на принуд-работах гибнут люди – помните, в сентябре 2016 года во время уборки картофеля под колесами грузовика погибла школьница из Молодечно.

Знаете, что общего между смертями молодечненской школьницы и шкловского чиновника? Этих смертей просто не должно было быть. Эти люди не должны были оказаться там, где они оказались, и где их настигла старуха с косой. Школьница должна была учиться в классе, чиновник – исполнять свои обязанности за рабочим столом. А на ферме и в полях должны были трудиться те, кто добровольно подписался на этот труд.

Но так уж устроена пресловутая «экономика стабильности»: пока в одном месте дыру заштопаешь, в другом их, глядишь, уже целых три. Вот и приходится затыкать эти дыры живыми людьми.

Как сталинский «промышленный подъем» был обеспечен рабским трудом ГУЛАГовских узников, для которых это поприще часто становилось последним, так и лукашенковское «процветание» невозможно без барщины для всех, до кого только дотянется ежовая рукавица государства.

И с этим, конечно, надо что-то делать. Люди не должны гибнуть в мирное время из-за причуд «отцов нации», неспособных поставить экономику на эффективные рельсы.

Я понимаю, не все сегодня готовы к уличным «resist» и «protesting» – но протест не обязательно должен облекаться в баррикадные формы. Любая попытка отстоять свои права, любое пересечение посягательств на свои свободы – это уже протест и сопротивление.

Не можешь выйти на площадь – не надо. Начни с малого. Не подписывайся на не нужные тебе газеты, впихуемые по принудиловке. Не выполняй работ, которые не оговорены в твоем контракте (и уж тем более не отдавай ни на какие работы своих детей). На дворе апрель, а значит, не за горами пора пресловутых субботников – так вот не ходи на эти дурацкие субботники. По закону никто не имеет право тебя к этому принудить. А если попытается – resist. А если будет чинить козни – protesting.

Да, это непросто. Легче плюнуть, махнуть рукой и сходить на тот проклятый субботник, съездить в этот трепаный колхоз, выписать эту никчемную газетку. Но чем тогда свободный человек будет отличаться от проститутки в подпольном борделе?

Да и потом, ты не один. Есть независимые профсоюзы – в трудной ситуации они помогут тебе защитить твои права. Есть правозащитные организации – обращайся, они тоже не останутся в стороне. Есть нормальные СМИ – держи их в курсе, и твоя ситуация будет предана огласке, а огласка – это то, чего ежовые рукавицы боятся как огня.

Важно помнить: ездят на том, кто возит. Если государство пытается сесть нам на шею, лишает нас выбора, заставляет делать то, чего по закону мы делать не обязаны, ему можно и нужно казать решительную фигу. Только так, мало-помалу, пядь за пядью, мы сможем отвоевать землю нашей свободы. Фига – великая штука, если она не пылится в глубоком кармане.