«Происходит такое – и понимаешь, что ты абсолютно никто и ничто. Поэтому хочу предать огласке эту историю»

— Это произошло 27 июля около 10 вечера. Я с другом моего парня — украинцем Богданом — шли в сторону дома, — вспоминает Карина в интервью «Салідарнасці». — Проходили мимо магазина, нам навстречу шла женщина с подростком, позже выяснилось, что это был ее сын. Мы разговаривали на отвлеченные темы на трасянке. Улицы были практически пустые.

Мой спутник Богдан обратил внимание, что в наш адрес сказали «украинцы, пердоляйте в свою Украину». Когда я иду по улице, особенно если с кем-то разговариваю, не слышу, что происходит вокруг, даже если произойдет какая-то авария возле меня, могу не заметить.

Поэтому я не сразу заметила, что Богдана рядом нет. Оказалось, он остановился. Я вернулась. Вижу, он вроде как с ними уже вступил в диалог. Подхожу, спрашиваю «Co się stało?» — и получаю от незнакомой женщины пощечину по правой щеке.

С этого и началась потасовка. Я так и не вспомнила, как конкретно развивались события, потому что, видимо, после удара у меня шок наступил. Но я точно помню, что защищалась.

В это время сын женщины начал приближаться к Богдану, демонстрируя агрессию. Я была один на один с этой полькой. Она на меня прыгала, скакала, махала руками, кофту содрала, потом я успела ее поднять, она опять побежала за мной, я опять защищалась.

В какой-то момент она меня повалила, я упала и позвала на помощь Богдана. Он подбежал, я успела подняться. Богдан стал между нами, пытался ее сдерживать… Она подбежала и второй раз дала мне пощечину — уже по левой стороне, удар пришелся на ухо. Меня оглушило. Через пару минут я поняла, что не слышу на левое ухо.

После этого нападавшие развернулись и начали уходить. Мы тоже пошли. Казалось бы, все закончилось, но, когда мы обернулись, увидели, что эта женщина снова бежит на меня. Я побежала, спряталась за первым поворотом. Начала звонить своему парню.

Выглянула из-за угла, и увидела, что Богдан лежит на земле. Возле него стояло четверо человек. Как позже он рассказал, двое просто стояли, смотрели, а двое — сын той женщины и еще один неизвестный, били его. Он защищался. Кто-то из прохожих закричал, что вызовет полицию. И нападавшие убежали.

По словам Карины, ее парень вместе с Богданом вскоре вернулись на место происшествия, и увидели, что напавшая на нее женщина еще кого-то избивала.

— Я этого не видела, потому что ушла домой за документами. Потом приехала полиция, ее сотрудники поговорили с нами и другими свидетелями — польскими подростками. Женщины на момент прибытия полиции уже не было. Патрульные нас опросили — и на этом все закончилось.

На следующий день мы пришли писать заявление в полицию. Нас просто опросили. При этом мы не расписывались ни в каких документах. Я переводила то, что говорит Богдан, он плохо говорит по-польски. Предлагала вызвать ему переводчика, на что мне сказали, что это слишком долго и вообще вот так удобнее.

Полицейский в участке ничего не записывал. Мы говорили о том, что получили ссадины, синяки. Нам предложили сфотографировать повреждения, и этого будет достаточно.

На четвертый день после инцидента Карина обратилась в клинику.

— Первые дни ребята меня успокаивали, что то, что нарушение слуха нормально, что в драке могут оглушить и это пройдет.

Карине поставили диагноз «посттравматическая перфорация левой барабанной перепонки» и госпитализировали. Девушке сделали операцию под общим наркозом. Как следует из заключения клиники, предоставленного Кариной редакции, была произведена мирингопластика — восстановление барабанной перепонки.

— В день, когда проводилась операция, ко мне в клинику приехал полицейский, опрашивал, составил протокол под мою подпись. Складывается впечатление, что если бы не было этой операции, получается, то и дела бы не было?

Первые дни после снятия ватных тампонов было ощущение, что слышу левым ухом, как будто оно покрыто тонкой шелковой вуалью. Сейчас, по прошествии двух месяцев, при простуде ухо закладывает. Буду обращаться к врачам, чтобы удостовериться, что все с ним хорошо.

У Богдана серьезных травм не было. У него было очень много синяков и ссадин, на голове в основном, они быстро прошли.

Мы опознали нападавшую женщину и ее сына по фото. Но я до сих пор не знаю, как квалифицировали их действия. Учитывая, что там были реплики уезжать в Украину, я считаю, что это не просто хулиганство, а дискриминация по национальному признаку.

— Какие меры в отношении нападавших будут предприняты?

— В полиции нам сказали, чтобы не рассчитывали на то, что ее посадят. Максимум какие-то ограничения. Какие ограничения, я не до конца поняла. Никакой информации о ходе дела у меня нет. Подожду, посмотрю, что дальше.

— Как вы думаете, напавшая на вас женщина была трезвая?

— Она вела себя неадекватно — словно не видела и не слышала ничего, просто как через стекло смотрела и нападала.

Карина говорит, что до инцидента чувствовала себя в Польше в безопасности.

— А потом происходит такое. И ты понимаешь, что ты абсолютно никто и ничто. (Плачет). И обращение в полицию не принесло мне облегчения. Возможно, поэтому я и хочу предать огласке эту историю. Я просто не знаю, что с этим делать — вот и все.

Когда в мой адрес говорят: уезжай в свою Украину, мне хочется ответить: я не хотела и не хочу здесь жить. Если бы я могла отсюда уехать в Украину или Беларусь, я бы давно собрала чемоданы.

Я стала мигранткой не потому, что хотела жить в Польше. Мой отъезд из Беларуси вынужденный. 1 ноября 2020 года я уехала из-за угрозы уголовного преследования.

В Витебске меня дважды задерживали, один раз на акции. После второго задержания дома был обыск. Мне помогали эвакуироваться правозащитники, сначала в Украину, потом в Польшу. Сейчас у меня статус международной защиты, есть ВНЖ.

— Вы обращались за юридической помощью куда-то?

— Мой парень (позывной «Фазан») воевал в полку Калиновского. Его побратимы посоветовали обратиться в Центр беларуской солидарности. В ответ на наш запрос ему ответили, что, к сожалению, у них нет адвоката, который бы мог предоставлять мои интересы в суде. Нам прислали ссылки, куда можно обратиться.

Мы изначально искали адвоката, который взялся бы за это дело, но оказалось, беларуские фонды и организации не предоставляют адвокатов, могут лишь проконсультировать.

Единственный адвокат, которого мы нашли, сказал, что готов взяться за работу, и назвал цену: 5000 злотых плюс 500 за каждое судебное заседание. Таких денег у нас нет.

— Если бы вам оказали помощь в оплате услуг адвоката, вы бы воспользовались ею?

— Думаю, да. Мне очень хочется, чтобы эта женщина была наказана. Я чувствую агрессию, злость от того, что я беспомощна. И понимаю, что ничего не могу сделать. Ничего.

— Ваш друг Богдан, который тоже пострадал, будет что-то предпринимать?

— Богдан ходил в полицию со мной только потому, что мне хотелось дать отпор законным путем. Его телесные повреждения зафиксированы на фото, а побои его отправили снимать через полторы недели после их получения, поэтому следов не осталось.

— Вы обращались за психологической помощью после этой истории?

— Нет. По-моему, всем эмигрантам нужна психологическая помощь. После произошедшего мне страшно по вечерам выходить на улицу. Одна я никуда не выхожу.