Филин

Юлия Кот

Прейгерман: «Во внутриполитическом поле никто не даст «Вагнеру» превратиться в риск»

Политолог — об имиджевых последствиях мятежа и о том, чего ждать Беларуси от прихода «пригожинских».

Вскоре после разворота пригожинских бойцов от Москвы в обратную сторону стало известно, что мятежным наемникам было предложено подписать контракт с Минобороны РФ, вернуться домой или уйти в Беларусь вместе с предводителем. Как выяснилось спустя несколько дней, уголовное дело против основателя ЧВК все-таки прекращено, зато теперь всплыли экономические вопросы.

Путин и Лукашенко выступили с заявлениями по ситуации. В Кремле экстренное обращение, прозвучавшее 26 июня, ясности не прибавило, а аудиозапись Пригожина вообще не несла никакой конкретики.

Правитель Беларуси же сообщил, что в минувшую субботу за полдня беларусская армия и силовики «были приведены в состояние полной боевой готовности», а «целая бригада была подготовлена к переброске в РФ, при необходимости». Но при этом, по словам Лукашенко, он сам предложил Путину «не торопиться» и поговорить с Пригожиным, установив целых три канала связи — поскольку, мол, худой мир лучше любой войны.

Впрочем, ответов на некоторые вопросы о мятеже, его урегулировании и последствиях так и не прозвучало. Например, почему руководству России пришлось привлекать к переговорам с Пригожиным именно Лукашенко? 

Филин проговорил некоторые моменты «мятежа выходного дня» с доктором (PhD) политических наук, директором Совета по международным отношениям «Минский диалог» Евгением Прейгерманом.

— Возможно, о причинах было сказано в закрытой части общения с силовиками, не предназначенной для широкой публики, — отмечает политолог. — Но я пока не вижу другой более убедительной версии, чем то, что Александр Лукашенко лучше кого бы то ни было понимает российские расклады — как во власти, так и более широко, в околовластных структурах. И он имел свой конкретный интерес не допустить, чтобы эта конфликтная ситуация затягивалась.

По-моему, Путин так и сказал, что он проактивно предложил свои услуги, и в кризисной ситуации, когда непонятно было, к чему все идет, это сработало. В острой фазе кризиса, как правило, так и случается — в процессе медиации тот, кто имеет некую дополнительную «добавочную стоимость», может предложить компромиссный вариант, который обе стороны воспринимают лучше, нежели продолжение эскалации с неизвестным итогом.

Или, если не предложить свой вариант, то зафиксировать контуры компромисса, к которому сами конфликтные стороны склоняются, но не могут сформулировать без посреднической помощи.

Во всяком случае, этот сценарий выглядит более вероятным, чем все те конспирологические версии, которые сейчас воспроизводятся, в том числе в российских медиа, со ссылкой на неназванные источники. Конечно, все это будут писать — явно мало кому в Кремле приятно, что произошло именно так, что теперь Лукашенко герой, а они выглядят более слабо.

— Видимо, как раз поэтому Financial Times пишет: в российских элитах очень опасаются, что теперь Лукашенко станет влиятельной фигурой в РФ. Насколько, на ваш взгляд, это реально, с учетом несколько рискованно прозвучавшей фразы Лукашенко, что «нет в этом деле героев», мол, неправы были все, и Пригожин, и Путин?

— Абсолютно очевидно, что на сегодня события вознесли образ Лукашенко в российском обществе выше.

Он и так был приподнят, поскольку Беларусь фактически единственная страна, которая подчеркивает свое союзничество с Россией в контексте войны в Украине.

А теперь, здесь и сейчас, Лукашенко воспринимается как достаточно серьезный игрок и на внутри-, и на внешнеполитическом поле. Но дальше много неизвестных, и от того, как они будут складываться, зависит, насколько эта роль будет сохраняться.

Лукашенко, считаю, лучший кремленолог в мире, и он понимает как опасения кремлевских элит, так и то, что если лезть на рожон, это принесет скорее проблемы, нежели выигрыш. Посмотрим, как события дальше будут развиваться.

По словам собеседника, на международной конференции в Вене, где он сейчас находится, многие аналитики и журналисты обсуждают ситуацию— ни у кого нет понимания общей картины, поэтому вопросов больше, чем сформулированных мнений.

— Общая линия, пожалуй, в том, что люди увидели — он игрок, — говорит Евгений Прейгерман. — Поскольку в последние полтора года доминирующим нарративом на Западе было, что Лукашенко — вассал Путина, утративший политическую субъектность, но то, что произошло, не очень вписывается в это представление. Для многих, думаю, это стало шоком.

— В 2020 году в Беларуси задержали наемников ЧВК «Вагнера», возбудили уголовное дело о подготовке терактов, и Лукашенко весьма жестко отзывался о боевиках, но потом извинился и отпустил в Россию.

А теперь с предводителем вооруженной банды вел переговоры и даже выступил гарантом безопасности. Почему была проявлена такая готовность пойти навстречу уголовникам, на фоне масштабных репрессий в отношении участников беларусских протестов?

— Потому что это политика, и в ней первостепенное значение имеет фактор силы.

Если оппонент силен настолько, что его собственной силой невозможно преодолеть, значит, с ним необходимо разговаривать. А если сила оппонента не так велика, с ним не разговаривают — его убирают с политической сцены.

Это азбучная истина, она очевидна всегда, особенно на постсоветском пространстве, иногда даже без легалистских попыток ее оформить во что-то — просто, как есть.

Отметим, Пригожин заявил в своем аудио, что Лукашенко «предложил найти пути решения для дальнейшей работы ЧВК «Вагнера» в законной юрисдикции». Но в Беларуси наемничество и участие в военных действиях на территории иностранного государства — уголовно наказуемые деяния, влекут лишение свободы от 3 до 7 лет.

Впрочем, в этом политолог проблемы не видит: «Если есть политическая воля, будет создана законодательная база». Помимо того, напоминает Евгений Прейгерман, в Беларуси существует и собственное частное охранное предприятие, которому указом Лукашенко разрешено иметь огнестрельное оружие.

— Но совершенно очевидно, что в Беларуси ни в законодательном, ни в политическом поле у Пригожина и близко не будет тех возможностей, которые были в России, — добавляет эксперт. — Никто не будет создавать здесь условия, при которых потенциально в будущем может появиться серьезная политическая сила с оружием. А законодательно оформить ЧВК «Вагнера» так, как Минск посчитает приемлемым, проблем не составит.

— В целом, Пригожин и его наемники, которых «уходят в Беларусь», выглядят довольно сомнительным подарком: непонятно, открываются ли для властей экономические перспективы на рынке Африки или скорее усиливаются внешнеполитические риски.

По вашему мнению, во всем этой ситуации больше плюсов или минусов для Беларуси?

— Сложно ответить на этот вопрос, пока мы не будем понимать, как произойдет это обустройство. Скорее всего, будет обеспечен какой-то легальный статус, но областью действий, вероятно, будет Африка.

Это, наверное, действительно может повысить возможности Минска играть на африканском поле — в последний год это большая тема, Лукашенко всех призывает «осваивать Африку», и здесь может быть дополнительный инструмент для освоения, какие-то бонусы. Но и переоценивать эти возможные бонусы не стоит: даже если Минск даст ЧВК «Вагнера» какой-то юридический статус, это автоматически не вознесет роль Беларуси на африканском континенте или где-то еще.

Что касается рисков — во внутриполитическом поле, как я уже сказал, никто не даст «Вагнеру» превратиться в риск.

С точки зрения восприятия соседями — безусловно, есть некая напряженность, но я не думаю, что это переплюнет иные, куда более серьезные проблемы, связанные и с войной, и с двусторонними отношениями.

Если будут найдены пути хотя бы деэскалации по тем направлениям, то и «вагнеровская» тема, думаю, большой дополнительной проблемы не создаст.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 1.4(70)