Политика

Александр Старикевич

Прейгерман: нам нужно найти формулу, при которой в Беларуси будет комфортно всем

Статья Евгения Прейгермана «Беларуская незалежнасьць перад пагрозай сур’ёзнага выкліку» вызвала большой резонанс.  Учредитель «Минского диалога» написал о сочетании трех кризисов – коронавирусного, экономического и геополитического  – которое создает исключительный уровень угроз для суверенитета нашей страны.

По мнению политолога, чтобы выстоять в этой ситуации, необходимо преодолеть общественно-политический раскол в Беларуси. О том, как это можно сделать, «Салідарнасць» поговорила с Евгением Прейгерманом.

– В детстве моим любимым мультгероем был кот Леопольд. Но как на практике в современной Беларуси реализовать правило: «Ребята, давайте жить дружно»?

– Беларусь в силу своего местонахождения, истории, пересечения культур и других характеристик может существовать как успешная страна только тогда, когда будет комфортной для жизни людей с максимально разным бэкграундом: этническим, языковым, и в том числе с самыми разными политическими взглядами.

У нас авторитарное государство, которое выстроено на единоначалии. Возникает вопрос: как его совместить с полифонией всего и вся?

В мире есть некоторое количество успешных стран с похожим опытом. Например, Швейцария, которая объединяет совершенно контрастные единицы. А есть Бельгия – интересная страна, в которой многие хотели бы жить. Но если мы посмотрим на её этно-политическую составляющую, то это постоянный кризис.

Поэтому для нас это не просто вопрос сиюминутной дискуссии об авторитаризме, а что-то более широкое и стратегическое. Нам нужно найти формулу, при которой всем в Беларуси будет комфортно. И в нынешних условиях создавать свободу внутри того, что многие считают несвободой.

Если мы сейчас не можем рассчитывать на диалог в стиле круглого стола, где, наконец, власть и оппозиция, понимая свою ответственность перед сегодняшним и будущим поколениями, сядут и начнут разговаривать, то, по крайней мере, необходимо создать условия, при которых минимальный комфорт будет и у тех, и других.

– Что вы понимаете под таким «минимальным комфортом»?

– Возможность для власти управлять и не находиться в постоянном напряжении по поводу того, что кто-то воткнет ей в спину нож. Возможность для оппозиции и гражданского общества развивать свои организации и не бояться, что в любой момент с ними могут что-то сделать. И в целом – уход от взаимных оскорблений по любому поводу и постепенное приближение к содержательному, а не эмоциональному разговору о настоящем и будущем страны. Капля камень точит, может быть, это займет еще лет 10, но лучше так, чем просто ничего не делать.

При этом прямо сейчас главный вопрос даже не в том, что именно и как делать. После стольких лет жесткого антагонизма общество сегодня в стадии отрицания самой проблемы (хотя она и очевидна). Политически активное меньшинство с обеих сторон «баррикад» по каким-то непонятным причинам исходит из того, что их оппоненты – это сиюминутная случайность, которая не сегодня так завтра окажется на свалке истории. А аполитичному большинству вообще все равно. Поэтому задача №1 для нас пройти путь от отрицания проблемы к ее принятию, а уже потом станут актуальными следующие шаги.

– Если говорить о международном опыте, есть ли какой-то пример таких взаимоотношений, который вам кажется институционально подходящим для Беларуси? Некая модель, которую можно адаптировать к белорусским реалиям?

– Я боюсь, что в итоге лучшей моделью с точки зрения сохранения государственности может стать Сингапур. Ни в коем случае сейчас не говорю, что она нам нужна. Но в определенной ситуации этот выбор может оказаться меньшим злом, чем потеря реального суверенитета.

– Ну, сингапурский сценарий у нас уже в некотором смысле и есть. Не по экономике, конечно, но политически отличия не столь велики.

– Но есть и надежда, может быть иррациональная, что есть у нас и другой путь. Я в целом скептически отношусь ко всем этим сравнениям. Нельзя сделать копи-пэйст в разном  социокультурном контексте.

Что такое сингапурский сценарий? Это, грубо говоря, просвещенный авторитаризм. То, что можно было сотворить в Сингапуре ХХ века, в маленькой чахнущей не то стране, не то острове, нельзя повторить сегодня в государстве, расположенном в Европе.

– Реакция представителей демократического сообщества на вашу статью известна. А получили ли вы со стороны власти какие-то отклики?

– Пару человек написали. Кто-то сказал, что согласен, кто-то – что не со всем. Прозвучал в том числе тот же тезис, что и с другой стороны: мы и раньше были убеждены, что с этими ребятами нельзя разговаривать, а сейчас в этом еще раз убедились.

– Для танго нужны двое. Оппозиция по определению мультицентрична, и там есть люди, которые готовы к диалогу, не подпитываются оскорблениями и т.д. Внутри власти тоже есть разные взгляды, но она построена на единоначалии, и её реакции задаются одним человеком, который устанавливает правила игры. И, к сожалению, с его стороны, даже «минимального комфорта» для оппонентов мы системно не видим. Не видим готовности избегать унизительных формулировок: на днях опять прозвучало презрительное «свядомыя» в известном контексте.

Если с одной стороны, тем более той, которая по сути управляет процессом, стоит блок на уважение, то есть ли хоть какие-то основания надеяться на то, что модель «комфортной страны для разных людей» будет востребована?

– Полностью согласен. Я поэтому и говорю, что моя статья – скорее крик души, чем просчитанное видение будущего. Но этот крик исходит из гипотетических ожиданий. Я считаю, что лучше попробовать, чем ничего не делать. Как там, в «Пролетая над гнездом кукушки»: «По крайней мере, я попробовал».

На чем базируются мои гипотетические ожидания? Да на том, что роль личности в истории, безусловно, огромна, и особенно в нашей системе было бы странно с этим спорить. Но личность вынуждена действовать рационально, когда соприкасается с объективными реалиями.

До сего дня объективные реалии позволяли то, что мы имеем. Но очевидно, что ситуация будет меняться. Под объективными реалиями я имею в виду и международную обстановку, и те угрозы для независимости Беларуси, которые оттуда происходят, и нарастающие экономические вызовы, которые будут соединяться с внешнеполитическими, порождая беспрецедентный уровень опасности для нашей страны.

В качестве одного из необходимых адаптивных действий неизбежно придется рассматривать минимизацию внутреннего раскола. Поэтому рационально действующий политик (а Лукашенко при всех его частых эмоциональных выплесках и особом риторическом стиле – это очень рациональный человек, иначе бы он не находился столько времени у власти) будет склонен решить эту проблему.

Лукашенко задекларировал свою историческую программу несколько лет назад: он хочет стать первым, но не последним президентом Беларуси. Понятно, что кризис заставит его думать о хлебе насущном больше, чем о будущем. Но историческое видение у нынешнего главы Беларуси тоже есть. И это будет его подталкивать к рациональным действиям в отношении оппонентов.

Заметьте: начиная с 2014 года, градус репрессий по отношению к оппозиции и напряжения в целом заметно снизился. То есть власть все-таки делает определенные шаги навстречу, хотя другая сторона может считать их явно недостаточными. Но благодаря этой «оттепели» развились многие общественные инициативы, включая тот же «Минский диалог» или Кастрычніцкі эканамічны форум. Что плохого в том, что появилось место, где глава правительства и министры могут дискутировать с либеральными экономистами?

Но эта еще только выстраивающаяся «инфраструктура доверия», она очень хрупкая. И есть риск, что под влиянием кризисных процессов может произойти не дальнейшее смягчение нравов, а откат. Это то, чего хотелось бы избежать. Потому и возник вопрос: «А можем ли мы договориться о какой-то сдержанности?»

В любом конфликте невозможно начать разговаривать даже о каких-то очевидных взаимовыгодных вещах, пока не выстроен минимальный уровень доверия, пока люди просто не пожмут друг другу руки. Поэтому я и говорю о банальных вещах типа того, что надо снизить эмоциональное напряжение, нагнетаемое через высказывания. В противном случае, даже если ты понимаешь, что раскол – это проблема, но при этом считаешь того, кто по другую сторону, исчадием зла, ничего не получится.

– Но всегда и во власти и в оппозиции будут разные группы, чьи интересы совершенно противоположны. Очевидно: не то, что никакого монолита не получится – даже если будет намечаться робкий диалог, найдутся и с той, и с другой стороны люди, которые сделают все, чтобы его сорвать.

Что может заставить действующих лиц, начиная от  Лукашенко и заканчивая радикальными оппозиционерами, вести себя иначе? Беспрецедентная угроза единственной общей ценности. Вы писали о «конкретных группах интересов, которые работают против белорусской государственности». Кто имелся ввиду?

– У нас дискуссия на эту тему свелась к тому, что есть Россия, которая хочет прийти и заграбастать Беларусь. Очевидно, что там есть целая прослойка людей на разных уровнях, которые ставят вопрос об историческом праве не только Беларуси, но и большинства постсоветских стран на собственную государственность. Плюс есть те, кто пытается использовать это для своих сугубо коммерческих интересов. В конечном итоге все это представляет вызов Беларуси.

При этом мне кажется глубоко ошибочным и опасным ставить суммирующую черту и заявлять: Россия – наша экзистенциальная угроза. Нет. Более того, только разумные и достаточно близкие отношения с Россией с параллельной внешнеполитической и внешнеэкономической диверсификацией, на мой взгляд, позволят Беларуси постепенно выйти на максимально возможную международную устойчивость.

Потому как с другой стороны в той же Польше есть очень тусклые, но все же существующие голоса об «исторических землях», включающих западные области Беларуси. Да и та же «карта поляка», которая может не иметь никаких, что называется, плохих мыслей геополитических, способствует утечке мозгов и рук в Польшу, что для нашей страны тоже является серьезным вызовом.

– Чего, на ваш взгляд, больше: оснований для оптимизма или пессимизма – с точки зрения будущего Беларуси?

– Из истории малых государств в системе международных отношений мы видим, как многие из них иногда каким-то невероятным образом, где-то стечением обстоятельств, а где-то и неожиданной мобилизацией изнутри, проходили самые кризисные периоды, даже усилившись. Поэтому  у меня есть романтическая вера, что мы все-таки сможем сделать то, что нужно.

Я имею опыт контактов с властями и вижу, что при реальном желании донести какие-то мысли, это можно сделать. Более того, власти все сильнее прислушиваются к некоторым вещам.

Но пытаясь мыслить холодно… Меня еще никогда так не пугала сложившаяся ситуация, как сегодня, потому что нынешние вызовы – реально беспрецедентные.

Если суммировать, то Валерий Карбалевич абсолютно прав, исходя из идеальных теоретических моделей: в лабораторном виде демократия действительно лучше авторитаризма, демократия базируется на неком диалоговом элементе по определению. Но он не прав в контекстуальном плане, что в авторитарном режиме не может существовать такого порыва, который приведет к каким-то, казалось бы, невероятным формам, в том числе внутренней коммуникации.

Медики говорят, что когда мы хотим выжить, наш организм может демонстрировать невероятные свойства. То же самое касается государства.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 4(67)