Почему и как Путин шел к ссоре с Западом

Глава российского Института современного развития Игорь Юргенс объяснил «Новой газете», почему Владимир Путин обиделся на страны Запада и зачем затеял войну на юго-востоке Украины.

Игорь Юргенс формально не входил и не входит в руководство России, но много лет возглавлял различные экспертные структуры, интеллектуально обслуживающие российскую власть. Сегодня он продолжает возглавлять Институт современного развития, который в годы президентства Медведева выполнял функции его основного аналитического центра.

— С приходом к власти Владимир Путин продолжал линию, более или менее заданную в период Ельцина, — на сближение с Западом, на европеизацию России, на модернизацию ее политики, экономики и социальной жизни, принимая в целом векторы, задаваемые общеглобальными, читай: западными, трендами.

С 2000 по 2003 год это было для него, в общем, аксиомой. Поясню, что когда я говорю «он», то это не полная персонификация. Это включает также определенную группу людей во власти, которые его поддерживают, группу аналитиков, скорее всего, из спецслужб, которые рассматривают его как лидера «ордена меченосцев». «Построив» олигархат, который, как представлялось, вышел за красную линию интересов государственности (истории с Гусинским, Березовским и затем Ходорковским), он начал «восстанавливать государственность» — повторяю: по лекалам определенной группы. Но в европейском тренде.

Затем началась череда разочарований. Возникло твердое ощущение вторичности России. То есть что бы ни делал Владимир Путин, это не находило соответствующего отклика на Западе. Например, после 11 сентября 2001 года американцам было предоставлено максимальное количество возможностей на площадке, которую Россия всегда считала своей (имеются в виду среднеазиатские государства, возможность коридоров в Афганистан). Была ликвидирована база в Лурдесе на Кубе, которая считалась жемчужиной в короне российской разведки и контрразведки, потому что она давала возможность прослушивать всю территорию Соединенных Штатов. Затем была закрыта база во вьетнамской Камрани, которая давала возможность контролировать все военные и другие передвижения в Юго-Восточной Азии.

В ответ на все это он ожидал двух вещей. Во-первых, что ни в коем случае не возникнет военная угроза России, дестабилизация баланса сил, достигнутого при Брежневе с Соединенными Штатами и НАТО. И, во-вторых, что военная инфраструктура НАТО не приблизится к нашим границам. Потому что и для него, и для всего российского военного сообщества любое такое приближение — даже если, как в случае с Латвией, речь идет о двух-трех старых датских истребителях, — все равно рассматривается как угроза. А тут где-то после 2005 года уже речь пошла не о двух-трех самолетах, а о том, что в Косове создана крупнейшая в мире американская база. Потом такие базы возникли в Румынии и Болгарии, начались приготовления к созданию противоракетной обороны в Чехии и Польше — и все это совсем у наших границ.

Нам с вами такое ощущение опасности кажется избыточным. Но есть и другие анализы — людей, которые обладают довольно значительным влиянием и в Кремле, и в стране.

...Затем мы подходили практически к унификации технических стандартов России и ЕС. И тот лозунг, который еще Путин выдвинул, когда был президентом, а Медведев усилил: «Единая Европа — общеевропейское экономическое пространство от Владивостока до Лиссабона» — осуществлялся на практике. Были созданы «дорожные карты», над проектами работали сотни людей. Но все обломилось.

Возвращаясь обратно к этой разочарованности Западом, я бы сказал, что и Путиным, и ближайшим окружением овладело чувство humilation and betrayal — унижения и предательства со стороны Запада (во всяком случае, так им представлялось).

Мол, что бы мы ни делали, мы все время граждане второго сорта, мы где-то на вторых ролях...

Потом началась негативная реакция Запада на выборы Путина президентом в 2012 году. Критические высказывания Клинтона, Байдена, Маккейна, видимо, докладывались соответствующим образом. Это раздразнило окончательно, а потом, после киевского Майдана, конечно, была выстроена теория, которая превалирует в Кремле, — на Украине произошла насильственная смена режима при поддержке Запада.

...Информаторы подготовили украинский вопрос таким образом, что, мол, при стопроцентно лояльном Януковиче мы сможем перебороть программу «Восточного партнерства» и подписание договора об ассоциации с Евросоюзом — путем понятных любому украинцу экономических рычагов и серьезной помощью. Кроме как помощью выкуп украинских евробондов за 15 миллиардов евро назвать нельзя.

Помните, среди условий подписания этого договора, к которому Янукович подготовил весь украинский народ как к европейскому выбору, со стороны Запада были: освобождение Тимошенко и ряд антикоррупционных мероприятий, которые ставили судьбу самого Януковича в крайне тяжелое положение. И приехав в энный раз в Москву и получив 15 миллиардов, Янукович от подписания договора с ЕС отказался. В России были довольны: дело сделано, Украина наша, она вступает в Евразийский союз. Дороговато (15 миллиардов плюс все эти газовые скидки), но что делать?

Однако просчет оказался двойным. Во-первых, Запад был не готов вот так просто отдать Украину. С другой стороны, кем-то был недооценен этот национальный дух в Украине, особенно у молодых людей, которые в течение последних лет воспитывались в ожидании, что вот еще год, еще выполнение ряда условий — и мы в Европе. И на Майдан поначалу вышли, безусловно, никакие не фашисты, не «Правый сектор», а люди, которые считали свое собственное достоинство оскорбленным. Причем группой лиц, которым они абсолютно не доверяли, а коррумпированность и наглость которых достигала такого уровня, что нам и не снилось. То есть вдвоем с сыном товарищ Янукович умудрился отобрать бизнес практически у всех — такого рейдерства история не знала.

А потом заработала фобия «оранжевых» революций и смены режима. Получить в середине столь успешной Олимпиады такой удар (имеется в виду свержение режима Януковича и его бегство из страны.), который был моментально представлен как западная спецоперация, — это уже было непереносимо. И пошло-поехало. Вы меня спрашиваете про расчет?

Расчет был такой: «Гордость выше хлеба». И потом, если берем Крым, то забываем о внутренних проблемах, получаем всенародный подъем вокруг возвращения священного Крыма и Севастополя — земли, где пролита русская кровь, где Толстой стал Толстым, где князь Владимир крестился.

А расчеты? Да ладно, потом посчитаем, у нас на 500 миллиардов долларов золотовалютных запасов. Украина распадется. Запад на сверхдержаву с ядерным оружием не попрет, там разберемся.

А потом люди, которые привели Путина к власти и поддерживали его, сказали ему: «Если мы отдаем Крым, мы через два-три дня лишаемся последней нашей жемчужины — Севастопольской военно-морской базы. Потому что, безусловно, нас оттуда выпрут при нынешнем режиме в Киеве. Мы Крым отдать не можем, это историческое поражение, — забираем».

Забирают Крым. Но нужна отвлекающая операция. У украинцев армия, конечно, небольшая. Но если ее полностью отмобилизовать, бросить на Крым, да еще НАТО и Соединенные Штаты передадут Украине вооружение — это будет кровавая баня, мы не можем этого допустить. И начинается отвлекающий маневр в Донецке, Луганске, Одессе. Где-то он захлебнулся, где-то сопротивление реальное. Но маневр удался.

А теперь мы имеем ситуацию, которую цугцвангом не назовешь, но она очень сложна для российской экономики, российской внешней политики, российской военной политики, России в целом. Например, что делать с радикалами, которые, вернувшись сюда с юго-востока Украины, будут делать то, что они на днях сделали с офицерами ДПС. С этими людьми, разочарованными, не нашедшими себя в жизни, знающими прекрасно, что такое война, но не знающими, как себя найти в обычном мире. Выход из сложившейся ситуации требует стратегического мышления. Если его хватит, я буду рад. Хватит ли его? У меня есть сомнения. Мы ступили на очень тяжелую почву…

Считал ли кто-то последствия возможных ответных действий Запада на нарушение Россией международного права, на отторжение Крыма от Украины? Такой подсчет произведен не был — я в этом абсолютно уверен...

Моя совесть чиста, потому что в самом начале я в одной из статей говорил, что победить со 146 миллионами населения и экономикой, пусть и шестой в мире, но производящей лишь 2% мирового ВВП, группу стран, которая насчитывает миллиард населения (США, Канада, Европа, Япония, Австралия, Новая Зеландия) и которая производит около 60% мирового ВВП, — ну экономически это никак не бьется. Отсюда вывод: никаких стратегических выкладок (когда, что и за что мы сдаем, чтобы не уронить собственную экономику) произведено не было.