Плутон и пепел

 «...А там Эплгейт уносится к Плутону...»

Кажется, полвека назад прочитал я эти слова в «Калейдоскопе» Р. Бредбери, и само их сочетание — Плутон, Эплгейт, уносится — таило магию и жуть неизмеримой бездны. Все герои «Калейдоскопа», выброшенные из корабля в открытый космос, были обречены на гибель, но судьба Эплгейта, летящего к Плутону, казалась особенно страшной и в то же время величественной.

С момента своего открытия в 1930 году Плутон был Ultima Тhule Солнечной системы; это выделяло его из ряда прочих планет и будило воображение писателей-фантастов. В «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова Плутон оказывается планетой чужеродной, захваченной Солнцем во время его пути через Галактику — «вот почему плотность Плутона гораздо больше всех других далёких планет». Разумеется, обнаруживаются на ефремовском Плутоне и «следы почти нацело разрушенных построек, свидетельствующих о какой-то невообразимо древней цивилизации».

Реальность оказалась, как всегда это бывает, и прозаичнее, и интереснее. Пожалуй, в качестве карликовой планеты и одного лишь из объектов пояса Койпера Плутон даже экзотичнее, чем несуразно маленькая классическая планета; в качестве двойной карликовой планеты система Плутон — Харон экзотичнее, чем классическая планета с классическим спутником. Поэтому «разжалование» Плутона Международным астрономическим союзом 24 августа 2006 года и превращение «большой девятки» в «восьмёрку» было огорчительно для меня не с таксономической точки зрения, а тем, что поломался размер звучащего как стихи перечисления астронимов: Сатурн, Уран, Нептун, Плутон. Здесь очень музыкально располагаются звуки: и гласные -а- и -у-, летящие как призыв, и это низкое, гулкое -тон в конце...

Кстати, столь удачным названием Плутон обязан 11-летней англичанке Венеции Берни (1918–2009), дожившей до запуска к её «крестнику» космического аппарата New Horizons 19 января 2006 года. Как обычно бывает, в течение девяти с половиной лет, что длился полёт, об экспедиции мало кто вспоминал. Но вот свершилось, 14 июля 2015 года человечество увидело Плутон так близко, что в это трудно поверить.

Но свершилось и нечто другое, завораживавшее меня с тех пор, как я узнал, что New Horizons несёт к Плутону прах его первооткрывателя Клайда Томбо (1906–1997). Не знаю, пришла ли данная идея первым в голову руководителю миссии д-ру Алану Стерну или кому-то из семьи Томбо, но она не может не вызывать восхищения. Это тот случай, когда гениальное действительно просто. Ведь если в сравнении с триллионами, ежегодно тратящимися на удовлетворение агрессивных инстинктов, воли к власти и тщеславия, экспедиция New Horizons обошлась очень дёшево, то мысль присоединить к корпусу аппарата алюминиевую капсулу около двух дюймов в ширину и полтора дюйма в высоту с прахом астронома не стоила вообще ничего, как и всякое бескорыстное движение души.

Но цена этому душевному побуждению — самый красивый жест в истории человечества.

Меньше чем за десять лет пилотируемая космонавтика позволила достичь Луны, однако на том покуда исчерпала свои возможности. Будут ли преодолены барьеры, встающие на пути человека даже в полёте к Марсу, трудно сказать. А уж путешествия к далёким планетам и вовсе остаются достоянием  фантастики, всё менее научной и всё более наивной в своем антропоцентристском пафосе.

Космос — не для человека, но вряд ли тот с этой горькой истиной примирится. Если человек мелочен и тщеславен, он будет пытаться мысленно подогнать космос под свой аршин, торгуя «участками на Марсе» или правом присваивать названия небесным телам.

 «— Звёзды чьи? — Ничьи. — Нет, мои, раз я первый об этом подумал!»

Окропление «святой водой» ракет, отправка на орбиту предметов религиозного культа — из той же оперы; самодовольная и комичная попытка предъявить космосу свои политические и конфессиональные права.

Если же человеком движет не желание расширить до космических масштабов клетушку обывательского сознания и его не устраивает мысль, что коли это невозможно, то и не надобен ему никакой космос — в его отношениях с неизмеримым и недосягаемым будет найдена та мера, благодаря которой человек не окажется ни ничтожным, ни жалким, ни смешным: чистота и бескорыстие научного познания, которое сродни любви.

И это чувство подскажет: невозможно долететь до Плутона при жизни — пусть это будет после смерти. И пусть этой чести удостоится человек, открывший Плутон.

Такого не повторится в истории никогда. Не будет второго Плутона. Не будет второго Клайда Томбо, простого лаборанта-фотографа Ловелловской обсерватории, 18 февраля 1930 года заметившего на фотопластинках, что одна из звёздочек перемещается относительно других; открытие Плутона сразу поставит 24-летнего парня в один ряд с Леверье, Гершелем и Галилеем. А теперь Клайд Томбо стал единственным человеком, достигшим Плутона дважды.

Будут открываться новые транснептуновые объекты, преодолевать всё большие расстояния новые космические аппараты, но экспедиция New Horizons останется особенной — не только благодаря своим научным результатам, но и этому свершению, лежащему за рамками практической целесообразности, но оттого ещё более прекрасному — посмертному путешествию астронома к планете, которую он когда-то открыл. А потом и дальше...

Говорят, что атомы, из которых сложены наши тела, — «пепел» сверхновых звёзд, взрывавшихся в ранние эпохи истории Вселенной. И вот в первый раз уже в этой, вселенской истории, человеческий пепел возвращается к звёздам.