Петрановская: «Многих уже затянуло в воронку идентификации с агрессором, и у них «все не так однозначно», и «у нас не было выхода»»

— Все пытаюсь понять это странное чувство. Почему вроде жить можно — и при этом нельзя, — пишет Людмила Петрановская. — То есть каждое конкретное что-то — можно, у меня нет идеи, что мне «нельзя» или «стыдно» сидеть в кафе, в то время как. Но жить в полной мере невозможно, потому что жизнь — это развитие, планирование, мечты, планы, новые идеи. А вот тут — ступор. Продолжать работать — да, и даже много. Помогать тут и там — да, обязательно. Идеи и планы — нет. Никак. Некуда.

Видимо, все-таки самое точное описание — это быть заложником. Такой странный вариант, когда никто не запрещает есть, ходить в душ и видеть близких. И даже можно нюхать сирень и съездить на море.

Но ты заложник чужой злой воли, и об этом помнишь каждую минуту.

Можно даже выехать «за периметр» и не быть вроде под прицелом — это ничего не меняет.

Ты видишь, как люди вокруг это проживают. Все как будто притихшие. Ходят, смеются, сидят в кафе. А сверху всего лежит это знание, как тяжелое одеяло.

И вот рядом кто-то взвыл, больше не может.

Кто-то бросился с криками протеста, и его тело лежит где-то там в углу.

Кто-то обрушивает злость и обвинения на товарищей по несчастью — не так посмотрели, не так сказали.

Кто-то уже сидит смотрит в одну точку. Кто-то пытается отвлечься и забыться маленькими радостями.

Многих уже затянуло в воронку идентификации с агрессором, и у них «все не так однозначно», и «у нас не было выхода».

Ты надеешься, что кто-то где-то ведёт с «ними» переговоры. Или что какие-то снайперы занимают позиции. Или что «они» подавятся вишнёвой косточкой — ну, бывает же?

Ты гонишь от себя мысли, что, может быть, «за периметром» и нет никакой силы, которая могла/хотела бы это прекратить.

Но это все, что можно. Сохранять спокойствие, помогать тем, кому совсем худо. Растить детей — они не могут подождать. Сохранять тело и психику, отношения и ресурсы — насколько возможно, вдруг потом пригодятся.  Следить за собой, чтобы не соскользнуть в стокгольмский синдром.

А жить нет, пока нельзя.