Политика

«Первое, что я услышал от Санникова: “Если б не жена, я бы туда не пошел”»

Юрист и бывший милиционер рассказал, как ему сиделось с оппозиционерами, какое обещание не выполнил Санников и почему его разочаровали «змагары».

Чтобы понять, в чем главная проблема белорусских тюрем и колоний, профессиональному юристу, предпринимателю и бывшему замначальника спецподразделения ГАИ "Стрела" Максиму Соколовскому, пришлось самому отсидеть срок. Он год провел в СИЗО на Володарке и три с половиной -- в исправительной колонии усиленного режима, где был председателем Совета колонии. О том, как живется "по ту сторону системы", Максим Соколовский рассказал в интервью TUT.BY.

Отдельного внимания заслуживают впечатления бывшего заключенного от общения с некоторыми политзаключенными.

-- Вы сидели срок на “Витьбе-3”, где побывало уже немало белорусских оппозиционеров: Козулин, Санников, Атрощенков, активисты “Молодого фронта”. Вы с кем-то из них познакомились или, может, подружились?

-- На "Витьбе" я был ровно три года -- с июня 2009 по ноябрь 2012-го. С лицами, которые были осуждены по событиям декабря 2010 года, я действительно имел возможность пообщаться. Мне было интересно их узнать получше, потому что мне очень близки идеи сохранения белорусской самобытности, нашей культуры. Полагал, что люди, пришедшие на площадь 19 декабря, которых впоследствии осудили, сделали это сознательно, руководствуясь своими идеями и принципам, что само по себе заслуживало уважения. В колонии очень внимательно наблюдали за ходом предвыборной компании, поэтому оппозиционеров ждали все, всем очень хотелось пообщаться с этими людьми.

Но после личного общения у меня отношение к ним стало резко отрицательным. И ни у одного меня. Мне был, например, интересен Санников. Перед его помилованием и освобождением удалось несколько раз поговорить с ним в библиотеке. Я ему говорю: "Хорошо, оппозиция пошла баллотироваться в 2010-м, но вы же понимали последствия своих действий, и при этом у вас не было никакой службы безопасности, никакого плана отступления при проигрыше". Первое, что я услышал: "Если б не жена, я бы туда не пошел".

Помню, я ему и его товарищам предложил создать какую-нибудь организацию защиты прав осужденных. Санников тогда обещал "Да-да-да, как только выйду – сразу же займусь этой темой, однозначно!" Я еще уточнил: "Не узнаю ли я потом, что вы куда-нибудь в Вильнюс на второй день после освобождения уедете?" Нет, сказал, все-таки осужденные стали для меня важной темой, я займусь. И что, занялся? А я убежден: если бы вопросами прав осужденных занялась оппозиция, то, учитывая количество осужденных в Беларуси за последние 20 лет, они бы каждую пятую белорусскую семью расположили бы к себе.

-- А что скажете про остальных сидельцев из числа оппозиции? Они вас тоже разочаровали?

-- О какой идейности может идти речь, если я видел все их прошения о помиловании? Так получилось, что мои профессиональные знания и опыт были очень востребованы в колонии, и начальник спецчасти постоянно обращалась ко мне с личными просьбами, направляла ко мне людей для оказания юридических консультаций, отдавала на подготовку отдельные сложные материалы на помилование. Благодаря этому я видел документы, которые не имел права видеть в принципе.

Я не понимаю, как идейные могут писать о помиловании. Например, к одному из активистов "Молодого фронта" через несколько дней после прибытия в колонию приехали пару человек в серых костюмах, вызвали его, сказали: "Слышишь мальчик, давай пиши помилование на президента". И он пишет. А потом выходит, и появляются публикации в газете, что он змагар, будет бороться до конца. Еще один активист тоже заехал и говорит: "Буду сидеть, я идейный". И через пару месяцев тоже пишет прошение. Проходит ровно две недели, и он рассказывает газетам, какой он змагар, никому прошений не писал. Мне не надо рассказывать сказки о том, что я видел своими глазами.

При этом собеседник отмечает, что об обстоятельствах написания прошений ему ничего не известно.

Я видел в местах лишения свободы реальных бойцов - простых, обычных людей, но бойцов по своей натуре и отношению к жизни. Десятки чиновников, таможенников, пограничников, в том числе и женщин, попали в СИЗО по делам Байковой, и пробыли в условиях тюрьмы по 4,5–5 лет. Они не ныли, как наши оппозиционеры, о том, что у них коленки и глазки начинают болеть после двух месяцев пребывания в условиях камерной системы. Что ж вы, оппозиционеры, не плакали, когда эти люди там сидели?

Все, кто проходили по делам Байковой, -- нормальные вменяемые достойные граждане Беларуси, часть из которых оправдали (по последнему делу Байковой - TUT.BY), часть уже освободилась, а некоторые до сих пор продолжают отбывать наказание. Но они, оказывается, не граждане Беларуси и не достойны помощи и внимания. А вот наши оппозиционеры – только они граждане, только у них есть дети, которые страдают от того, что мамка-папка в тюрьме и только их женам невыносимо тяжело стоять в очереди на передачу.

Для справки: Максим Соколовский родился в 1971 году в Минске, имеет два высших образования: техническое и юридическое. Через какое-то время после службы в милиции (ушел из органов в 2001 году) стал владельцем крупной юридической компании. Был задержан в 2008 году по обвинению в совершении экономического преступления в отношении гражданина РФ и его игрового клуба. Несколько месяцев назад лишение свободы было ему заменено на более мягкое наказание.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 0(0)