Первая модель

Давным-давно Елена Адамчик снимала ее для иллюстрации книги Сергея Есенина. И Тамара Гончарова должна была сыграть Анну Снегину. Девушка с пушкинской фамилией Гончарова — есенинскую Снегину… Но фотография так и не украсила собой книгу с произведением великого поэта. Почему?

“Не помню, чего прицепился…” — владелицу студии красоты “Тамара” мало беспокоят недополученные в семидесятых гонорары. Она видит себя в молодости и, увлеченная тем беззаботным временем, подробно рассказывает мне о том, из чего она шила свое платье и где именно покупала ужасно модную сумку.

В модели Гончарова попала случайно: подружка пригласила на просмотр и, как водится, отобрали именно ту, которая пришла за компанию. “На кого училась в институте?”. Ей нужно время, чтобы вспомнить… Нархоз, дневное отделение, управление каким-то там хозяйством. Социалистическим, какое еще тогда могло быть…

Вообще-то Тамара всегда хотела стать дизайнером одежды, но, как назло, единственный институт, где можно было получить образование по этому профилю, находился тогда в Витебске. Далеко — родители не пустили. Раз не шить — так демонстрировать. Именно так было написано в ее трудовой книжке. Демонстраторов — то есть моделей — работало в республиканском Центре моды всего шестеро.

Почему-то кажется, что в безумно популярной тогда песне Анны Герман про цветущие сады авторы вывели образ именно модели. Помните: “Красивая и смелая дорогу перешла, сиренью скороспелою любовь ее была…”. Ну не выводить же в образе коварной соблазнительницы ударницу комтруда или, упаси Боже, упакованную жену секретаря райкома?

Голубые джинсы и желтое пальто, в которых прогуливалась по городу в семидесятых Тамара, сегодня можно сравнить разве что только с “Майбахом” оранжевого цвета с портретом Ющенко на лобовом стекле. Безупречная гарантия того, что второго такого в Минске точно не существует.

В Дюссельдорф на выставку достижений народного хозяйства СССР Тамара поехала в 1974-м. Невероятная удача — начать заграничные поездки не с Польши или Румынии, а с ФРГ! Целый месяц выставки — и влюбившийся в нее местный фотограф — молодой симпатичный парень. В придачу к нему — двое ребят в сером, с одинаковыми скучающими взглядами; они неизменно вырастали рядом, когда тот самый влюбленный немец подходил к советской экспозиции. Это было единственное место их свиданий.

Мне хочется овеять эту историю романтическим блеском, но Тамара сама рубит концы: “Я не думала тогда ни о чем таком, что могло каким-то образом скомпрометировать светлый образ строителя коммунизма. Мы же все такие были”. А вот и не все…

В 1981-м, после еще одной такой выставки, в Монреале в полном составе остался киевский Дом моделей. В 1982-м в Канаду было решено отправить не кого-нибудь, а именно минчанок, славящихся, следует полагать, куда большей моральной и политической устойчивостью. Которые в полном составе благополучно вернулись в Советский Союз.

“Нас приходили агитировать каждый день — в Канаде живет довольно большая община выходцев еще из дореволюционной России. Но все без толку — лично я прекрасно понимала, что если там останусь, то никогда уже не увижу своих родителей. Это были времена Советского Союза, и никто даже в мыслях не мог допустить, что когда-нибудь можно будет беспрепятственно передвигаться по свету”.

Тамара большая путешественница, и я, конечно, спрошу у нее о городе мечты. Париж? Угадал. Если закрыть глаза и не смотреть за окно, то можно его представить. Эдит Пиаф, Джо Дассен… Белый костюмчик, тросточка, белая, опять-таки, щеголеватая шляпа. Он был бы нелеп здесь, сейчас, если бы вдруг материализовался в ее офисе. Не испачкав костюмчик, к Тамаре подняться невозможно, уж больно закручена лестница, которая и начинается-то черт знает где — в каком-то закутке выставки, давно уже наползшей на зал показов Дома моделей. И помещение у нее теперь меньше, и окна выходят во двор, где машины и большие баки с мусором.

Но ведь и в старом, куда более просторном офисе — с роскошным видом на угол Машерова — Богдановича — тоже хватало недостатков. Это дурацкое ведро перед самым входом, куда все время капала вода с крыши. Плохо все-таки у нас крышуют модельный бизнес…

Хотя нет, сейчас с этим все вроде бы нормально — потому студия Тамары находится в стадии реорганизации. Ждет получения лицензии на право вновь называться модельным агентством. Раньше, выходит, модели у нее были не совсем правильные…

Впрочем, ладно, тем более что тему эту она поддерживать наотрез отказывается. Давайте лучше о цветах жизни... Полчаса назад сам наблюдал умилительную картинку: Тамара и дети, воспитанницы одной из групп школы “Стрекоза”. Девчушки лет семи-восьми важно вышагивают по подиуму, бросают томные взгляды в темноту предполагаемого зрительного зала, а затем, прыснув, сами переходят в разряд болельщиков. Бьют в ладоши и крутят головами. Интересно…

Кто она, Тамара Гончарова для своих воспитанниц — мама, учитель или просто ступенька к красивой и недостижимой пока жизни с экрана канала Fashion? Той, которой не удалось достичь самой Гончаровой.

Впрочем, стремилась ли Тамара в мир гламура? Нет. “Только не называй меня бизнес-леди. Ты сам знаешь, что это не так. Ваш брат любит загонять людей в удобные клише…” Наш брат разный — она сама мне показывает журнал с грустной собой на обложке. И интервью внутри — правильное, с непременным “благодарю за беседу” в конце.

А снимала Тамару тогда Ирена Гудиевская, и было это вскоре после смерти одного из самых значимых мужчин в ее жизни. Мастерство художника? Каприз судьбы? Но кажется, что Тамара стала даже моложе. Или одухотвореннее? Вырванной из текучки дел и пораженной донельзя тем, как, оказывается, все легко может поменяться в одну минуту.

Ее стол стоял возле окна, кресло Йоханна — напротив, в углу, где компьютер. Немец австрийских кровей удивлял посетителей. Большей частью Йоханн был насуплен, а на плече у него вечно сидела крыса. Да и по-русски он не говорил. Что было у них общего с Тамарой?

Я понял это только потом, когда узнал его фамилию — Кнапп. Тот самый странный немец, который с десяток лет назад пытался создать в Беларуси гоночную команду мечты “Формула-3000”, откуда лишь одна ступенька в “Формулу” первую и самую главную. Йоханн набирал белорусских мальчишек и натаскивал их на европейских трассах. Ни черта не получалось — те в азартной погоне за европейцами вылетали с трасс, разбивали болиды и набивали шишки. Однако Кнапп был терпелив и оптимистичен и дождался-таки дней, когда на нас стали смотреть как на равных.

Я собирался поговорить с ним как-нибудь, разгадать эту загадочную душу, секрет которой мне был уже наполовину ясен. Но Йоханн ушел из жизни раньше — странно и быстро, за каких-то несколько дней.

Нет, я не буду сегодня говорить об Йоханне, как и о других мужчинах Тамары. Ее сегодняшняя жизнь — это девчонки. Разные — умные и глупые, тактичные, молчаливые и не очень. Я спрашиваю, каких она любит больше, — конечно же, всех… Но она поправляется: “Все же больше нравятся те, кто умеет слушать и меняться. Потому что самое прекрасное движение человека в жизни — это движение вперед, когда он, хоть по чуть-чуть, но все же меняется каждый день. Мне кажется, что сидеть, смотреть в зеркало и гордиться тем, что ты — такая как есть, откровенно глупо…”

Мне тоже так кажется. Мы будем долго еще — до прихода следующей группы ее стрекоз — говорить о моделях, блондинках и брюнетках. Искать пропорцию между красотой и умом. Я — нападать, она — защищать.
Я спрошу ее о смысле жизни, и она улыбнется. “Смысл жизни в ней самой. В том, чтобы проживать каждый день и чувствовать себя при этом счастливым человеком. Вон как та девушка…”

И она кивнет на фотографию, сделанную Еленой Адамчик. Анна Снегина смотрит в мир, который почти не знает. Но она уверена, что в жизни все сложится хорошо, и от этого ее глаза сияют радостным и удивительным блеском, который бывает лишь в двадцать с маленьким хвостиком лет…