Пастухов: «Современная Россия продолжает оставаться скорее обществом брежневского, чем сталинского типа»

Политолог Владимир Пастухов рассуждает о пределах возможностей пропаганды в стремлении подчинить себе «глубинный народ».

— Есть точка соприкосновения, в которой сходятся представления о русском народе самых крайних охранителей, рулящих сегодня Россией, и самых крайних революционеров, желающих вырвать руль из рук охранителей.

Это святая вера во всесилие «идеологических лучей» (образ, навеянный «Обитаемым островом» Стругацких). О них много спорили в первые недели войны, но потом тема сошла на нет, растворившись в коллективной вине.

Сейчас, по прошествии года войны, есть возможность на новом эмпирическом материале подтвердить или опровергнуть обоснованность упований на пропаганду как на «крест животворящий».

Люди, лучше меня знакомые с атмосферой, царящей в «воюющей России», обратили мое внимание на то, как быстро вздулся и так же быстро сдулся пузырь «новой отечественной войны».

Не успел Охлобыстин докричать свое «Гойда!», как ржавый часовой механизм госпропаганды перевел стрелки «идеологического будильника» обратно с «войны» на «СВО», вернувшись к мантре первых месяцев «спецоперации»: «Живем по-прежнему, как при Брежневе».

О Сталине они много кричат, но по-сталински у них пока не очень выходит. Может быть, к счастью. Общество старательно делает вид, что войны не существует, и стремится продолжать жить своей «мирной» повесткой.

Регионы развивают свои «комплексные планы», бизнесы стремятся занять освобождающиеся ниши рынка, люди выживают как могут. Но войной точно никто за пределами телевизора и узкого круга фанатиков не живет.

Что же случилось с «отечественной войной»? – Она утонула. Утонула в массовом безразличии к заявленным целям войны, в нежелании лично участвовать и, тем более, умирать за эти непонятные цели.

В Колизей, глазеть с телетрибуны на бой гладиаторов, чтоб от души прокричаться о своем величии и первородстве, – это пожалуйста, а в легион, чтоб сгнить в полях, – извольте, на это русский народ не подписывался.

И никакие «лучи счастья» не смогли это перешибить. Замеры «обратной связи» очень быстро показали парням в Кремле, что пропагандистской плетью обуха массовых настроений не перешибешь.

И надо подстраиваться под то, что есть, если не хочешь потерять связь с «глубинным народом». Так война снова быстро стала спецоперацией.

Какой урок мы можем извлечь из этой короткой истории? Пропаганда эффективна в определенном диапазоне возможностей, который задается чем-то более исторически глубоким, чем «установки» кремлевских вождей. Если вожди выходят за рамки этого диапазона, «глубинный народ» делает им «осаже». Сегодняшний диапазон не включает в себя массовую готовность умереть за лучшую жизнь тех, кто сидит в Кремле. Народ и сам хочет пожить неплохо. Поэтому и не ведется на «отечественную войну».

То есть война войной, а обед должен быть по расписанию. Это существенное ограничение для кремлевских мечтателей, объявивших об окончательной битве добра (себя) и зла (Запада) – кстати, очень плохой косплей рейгановской «Империи зла».

Одна из уязвимостей системы, которую стоит отметить, состоит в том, что население готово лишь к незначительному ухудшению условий жизни вследствие войны, но совершенно не готово разменять нормальную жизнь на войну.

По крайней мере, пока не готово. Это, между прочим, общее ограничение как для Путина, так и для Дугина, Пригожина, Стрелкова и компании.

То есть весьма незначительные перемены в образе жизни могут повлечь революционный переворот в отношении как к войне в целом, так и к Путину, ставшему физическим воплощением этой войны.

Это свидетельствует о том, что современная Россия продолжает оставаться скорее обществом брежневского, чем сталинского типа, несмотря на то, что Кремль из кожи вон лезет, пытаясь разбудить в каждом «маленького Сталина». 

Однажды бывший крупный региональный начальник советского КГБ, ставший впоследствии крупным деятелем ЕР, рассказал мне житейский анекдот про мужика, который не пил, не курил и не имел отношений с женщинами.

На вопрос: «А как же ты расслабляешься?», он отвечал: «А я и не напрягаюсь…» Несмотря на вону, российское общество не готово напрягаться, и если кто-то начнет его сильно напрягать, то оно от такого деятеля быстро избавится.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 2.7(30)