«Они этот русский империализм суют везде, где только возможно»

Мы докатились. Хотя, наверное, так и должно быть: агония умирающей отечественной легкой атлетики длится уже не первый год, а череда допинговых скандалов окончательно срубила ее, казалось бы, вечное древо — метания вкупе с толканиями. История выносит на первый план ее — пожалуй, главную белорусскую надежду — призера чемпионатов мира и Европы в барьерном спринте Алину Талай.

Двадцатичетырехлетняя красавица пару недель тому стала второй на Универсиаде в Казани, а в августе ей снова придется соревноваться в России, уже на чемпионате мира в Москве.

Мы сидим в ее съемной квартире в одном из минских пригородов и говорим обо всем, благо Алина на редкость благодарный собеседник, способный поддержать практически любую тему, за что мне хочется отправить респект от читателей “Прессбола” в белорусский город Оршу. Там живут родители Алины, давшие ей отменное воспитание...

— Алина, в своей предыдущей публикации, по итогам Универсиады, с большим удовольствием назвал тебя, серебряного призера в забеге на 100 метров с барьерами, Большой Белой Надеждой. Как тебе такой эпитет?

— Ну, предположим, с моим ростом я надежда скорее маленькая. А вообще звучит как-то по-индейски.

— Правильное прозвище накладывает на человека дополнительную ответственность и увеличивает ее же, но уже со стороны тех, кто должен помогать Большой Надежде выигрывать медали.

— Если ты о начальниках, то я не из тех, кто будет ходить и что-то выпрашивать. Да и не звезда я еще. Вот если завоевать медаль на Олимпиаде или летнем чемпионате мира, тогда да.

— В Лондоне ты заняла 13-е место.

— Сама виновата, допустила сбой и не попала в финал. А так рассчитывала на 5-6-е. Однако это все разговоры из области теории, сейчас ведь что хочешь можно рассказать.

— Тебе все же хорошо: есть человек, на которого можно равняться. Юля Нестеренко — олимпийская чемпионка Афин.

— Она для меня кумир, скрывать не стану. Впервые решилась к ней подойти в 2010 году — чтобы сфотографироваться.

— Теперь общаетесь?

— Если бы Юля жила в Минске, возможно, это происходило бы чаще. А так мы видимся только на соревнованиях. Это не очень здорово. Иногда хочется получить совет от человека, который совершил, считаю, подвиг.

Но вообще-то ты, наверное, понимаешь, что гладкий бег и барьеры — это разные вещи, и речь о каких-то технических нюансах здесь не идет. Хотя, не скрою, мне интересен и чистый спринт — 100 и 200 метров. Я хотела бы бегать эти дистанции чаще, чем раз в год. Выделить какой-то сезон, поработать над ними как следует и поучаствовать потом в международных стартах. Может, мы с моим тренером Виктором Николаевичем Мясниковым в следующем году так и поступим.

— Ты нуждаешься в поднятии самооценки со стороны тренера?

— Иногда приходишь на тренировки в ужасном настроении, когда ничего не получается, организм устал и отказывается от любой работы. Надо мобилизоваться, и тренер помогает в этом, находит нужные слова.

— Кто тебя еще поддерживает? Вот в советское время, когда зампредом по спорту был Герман Бокун, спортсмены буквально не выходили из его кабинета.

— Ну, так то в советское время... Думаю, сейчас все по-другому.

— А посоветоваться, о жизни поговорить?

— Об этом с тренером поговорю, с родителями. Не думаю, что кому-то в Министерстве спорта нужны мои проблемы. У чиновников другие задачи — им надо координировать и организовывать.

— Вижу, что квартирный вопрос у тебя не решен — как раз в тему.

— Я привыкла заниматься такими проблемами сама. Общежития у нас нет, снимаю жилье за городом — так дешевле. Нам же стипендию платят. Правда, сейчас пересмотрели и ее размер уменьшился.

— Сколько?

— Вопрос коварный... Хотя чего скрывать — 10 миллионов.

— Не бог весть сколько для Большой Маленькой Надежды, которую наверняка внесут в список претендентов на медали Олимпиады-2016.

— Мне хватает, тем более я человек неприхотливый.

— Но вообще перспектива кислая, на приобретение двухкомнатной квартиры с последующим ремонтом ты можешь рассчитывать, если вернешься из Рио с золотой медалью. Потому как жилплощади теперь ни олимпийским чемпионам, ни призерам у нас не дают — затягиваем пояса...

— На самом деле деньги в жизни не главное.

— На месте министра спорта я бы это интервью сохранил и показывал твоим коллегам: мол, смотрите, Талай ничего не надо, а вы только улучшения жилищных условий требуете да думаете, как нарушить олимпийские медальные планы.

— Все же люди разные... Но, если честно, я не знаю, как отвечать на такие деликатные вопросы о деньгах.

— Ну даешь. Я понимаю спортсменов, которые получают десятки тысяч долларов в месяц и ничего при этом не выигрывают. Им да, несколько неловко оглашать свои зарплаты. Но человек из мирового топа с зарплатой белорусского менеджера средней руки мог бы и не стесняться...

— Вообще-то это вне моего понимания, когда футболисты, например, брестского “Динамо” зарабатывают 16 миллионов и борются за 8-е место в чемпионате Беларуси. Но это же совсем не уровень...

Все было бы еще как-то объяснимо, если бы трибуны трещали по швам, однако ведь такого нет и близко. Как-то случайно наткнулась на трансляцию матча чемпионата, так в эфире было слышно, как игроки на поле друг с другом переговариваются на фоне абсолютно пустых трибун.

Если бы у нас в легкой кто-то получал такие баснословные деньги, он был бы королем и богом. Но с десяти миллионов очень легко слететь на три, если не подтвердишь свой уровень на чемпионате мира и не попадешь там в “шестерку”.

Легкая атлетика сейчас не в фаворе, чего уж там... Все держится на энтузиазме отдельных людей...

— ...которым некуда деваться.

— А остальные уже ушли в другие сферы деятельности, где можно больше заработать.

— Тебе жаль, что концовка карьеры таких выдающихся атлетов, как Остапчук, Михневич, Тихон и компания, вышла смазанной допинговыми скандалами?

— Конечно. Люди отдали, считай, всю свою жизнь легкой атлетике, выиграли много медалей для страны, а теперь каждый может смотреть на них с ухмылкой: дескать, читали мы про вас...

— Ну, наших людей это не касается, чай не в Америке живем, все понимаем. Это там все как с неба свалились, а мы с душой подходим и ни в коей мере наших ребят не осуждаем, а скорее сочувствуем им и поддерживаем. Вывесь на сайте “Прессбола” “голосовалку” “надо ли отдавать нашим дисквалифицированным чемпионам их медали обратно?”, уверен, 80 процентов утвердительно ответят на вариант “Шиш этим буржуям”.

— Мне тоже американцы зачастую кажутся непуганым народом, шокирущим принципиально иным подходом к вопросам, ответы на которые мы давно уже знаем. Но они отнюдь не глупы, и я не сомневаюсь, что если Лэнс Армстронг или Мэрион Джонс чистосердечно признались в том, что выигрывали титулы с помощью запрещенных препаратов, то что-то вынудило их это сделать.

Но тенденция такова (я уже говорю в свете недавних скандалов с Тайсоном Гэем и Асафой Пауэллом), что у простых болельщиков пошатнулась вера в то, что в спорте и, в частности, в легкой атлетике можно побеждать без допинга. Хотя я убеждена в обратном.

— Ты нашла в себе силы поддержать дисквалифицированных атлетов? Это тоже традиционно не входит в миссию отечественных спортсменов, но доброе слово, сама понимаешь, любому приятно...

— Каждый переживает все в одиночку. У нас очень большая команда, поэтому лучше всего знаешь людей из близких видов. Конечно, мы здороваемся при встрече, но не более того. А может, просто нет таких традиций...

— А дух команды-то есть. Ты его чувствуешь?

— Никогда над этим не задумывалась... Хотя на Универсиаде я его ощутила. Наверное, все от руководства зависит. Руководителем нашей делегации была Валентина Викторовна Балябо, и она смогла всех объединить. Мы ходили на соревнования и болели друг за друга. Вот это было круто!

Вообще это правильно, когда все живут одной целью. Когда атмосфера не напрягающая, а комфортная.

— Комфортная атмосфера для тебя — это...

— ...когда приезжаю домой в Оршу к родителям.

— Самое время о них рассказать.

— Обычная семья. Папа работает на заводе приборов автоматического контроля, мама — завхоз общежития медицинского колледжа.

Я за все благодарна своим родителям. Они всегда давали мне свободу в принятии решений, ничего не запрещали, а просто направляли, советовали.

Но я была в принципе спокойным ребенком, не приносившим много проблем. Увлечение спортом родители единодушно одобряли, и по сей день — они мои самые преданные болельщики.

Что касается института, то здесь мне тоже оставляли право выбора. Но даже в 11-м классе я не знала, куда буду поступать. Сначала хотела учиться в экологическом университете имени Сахарова, но потом поняла: при тамошнем графике учебы совмещать ее с полноценными тренировками никак не получится.

Затем сдавала экзамены в педуниверситет имени Танка на факультет физического воспитания, однако в том году был большой конкурс, и я не прошла. Поступила в медицинский колледж уже дома, а через неделю поняла: это не мое.

— Говорят, ты успела и в ЖЭСе потрудиться...

— Была такая история, не сидеть же сиднем дома. Работала контролером измерительных приборов, которые находятся в подвалах.

— И как?

— Через пять месяцев уже точно знала, что всю жизнь там работать не смогу. Во-первых, зарплата 70 долларов в месяц, конечно, не предел мечтаний. Во-вторых, коллеги: у одних мечта купить новый телевизор, а других и такой нет. Главное, раздавить в девять утра чекушку и весь день чувствовать себя свободным.

Про крыс, бомжей и бешеных котов и говорить не хочется. Тем более я с детства боялась темноты, а там все время надо было с фонариком шнырять по всяким подземным лабиринтам. Но это был жизненный опыт, который я приняла с благодарностью.

— Выходим из подвалов и обращаемся к разговору о мужчинах. Хочу даже попросить прощения у читателей, что несколько подзадержался с этой благодатной темой.

— Вот как раз об этом я не хотела бы говорить: у меня нет желания рассказывать всей стране о личной жизни. Это табу. Могу на отвлеченные темы побеседовать.

— Тогда нарисуй нам портрет мужчины, который может покорить твое сердце.

— Прежде всего, он должен быть надежным, как скала. Банально, но каждая девушка, уверена, мечтает именно о таком. Мужчина всегда совершает смелые поступки. Опять-таки для меня очень важны ум и чувство юмора — эти два понятия, как мне кажется, всегда путешествуют по жизни вместе.

— А ты сама-то умная?

— На такой вопрос адекватный человек не сможет ответить объективно. Но у меня широкий кругозор. Хотя принято считать, что спортсмены в массе своей редко интересуются чем-то еще, кроме спорта.

— Любимый писатель?

— Достоевский — я его часто перечитываю. Может, это от привычки копаться в себе. Его герои тоже постоянно этим занимаются, а Федор Михайлович очень здорово описывает внутренние переживания человека.

Из более поздних авторов нравится Михаил Булгаков, особенно “Театральный роман” — считаю, самое смешное его произведение. Ну и, конечно, безумно обаятелен Аметистов из “Зойкиной квартиры” — я принадлежу к тем, кто считает, что именно он стал прототипом ильфо- петровского Остапа Бендера. У него тоже был город мечты — только на берегу Лазурного моря.

— Зачет! Что о белорусских авторах скажешь?

— Колас, Купала, Богушевич. Быков очень нравится, но, признаться, читала его последний раз в школе. Что касается современных авторов, то слышала о Тамаре Лисицкой и Наташе Батраковой, однако их книги мне не попадались.

Люблю историю. Однажды как-то часа полтора на соревнованиях спорила с одним российским прыгуном. Они этот русский империализм суют везде, где только возможно, вот и пришлось вступиться за нашу страну и рассказать ему кое-что из истории Великого княжества Литовского.

— И чем все закончилось?

— Решили, что продолжим спор, когда он почитает о ВКЛ, а я про историю государства российского — понятно, что в ней я ориентируюсь немного хуже, чем в нашей.

— Кто любимый исторический персонаж?

— Витовт. Чрезвычайно умный и хитрый политик, при котором ВКЛ достигло невиданного расцвета. Просто удивительно, сколько походов совершило его войско по всем направлениям, в скольких сражениях участвовало, сколько союзов было заключено для усиления роли Великого княжества в Европе. И его действительно уважали, как уважают сильного и умного.

— Как относишься к кампании по установлению в Минске памятника еще одному нашему знаменитому соотечественнику Станиславу Монюшке?

— Исключительно положительно. Я бы и Кастусю Калиновскому монумент поставила.

Мне кажется, мы постепенно возвращаемся к истокам своей государственности. И я думаю, что улицы, названные именами всякого рода революционных деятелей и партийных руководителей, со временем будут исчезать с карт городов бывшего СССР.

Не могу, например, понять, почему одна из центральных площадей столицы Беларуси носит имя Калинина. Всесоюзного старосты, сделавшего карьеру при Сталине и принимавшего участие в массовых репрессиях против советского народа. Возле его памятника проезжают практически все гости нашего города — думаю, это не лучшая реклама Минску.

— Не могу не задать тебе вопрос о флаге.

— Конечно, я выросла под красно-зеленым флагом и мне нравится, когда он поднимается в мою честь, но все-таки давайте не будем обманывать друг друга: наш цвет — бело-красно-белый.

Куда деть историю государства до 1917 года? Надо забыть о том, что наши прадеды веками поливали эту землю своей кровью? Какая нам тогда будет цена — как Иванам, не помнящим родства?

Скажу честно: раньше была категорична в этом вопросе. Просто не могла понять: ну неужели некоторым людям так на все наплевать, что они не удосуживаются хотя бы прочитать пару книжек об истории своей страны? Но потом осознала, что старшему поколению было не до этого, оно все время выживало и было озабочено мыслями о хлебе насущном.

Как-то уж получается, что мое окружение составляют люди, мечтающие о настоящем национальном возрождении Беларуси.

— Ты бы их здорово поддержала, если бы давала это интервью на белорусском языке.

— Иногда задумывалась бы, подбирая нужные слова. Последний раз разговаривала по-белорусски в школе, сейчас у меня такой практики нет. Но, не скрою, хотелось бы ее иметь. Это все-таки родная мова.

— Прочитал в одном из твоих интервью, что самостоятельно изучаешь английский.

— Я ходила на курсы и еще раз убедилась, что они нужны лишь для поддержания разговорной практики. А для того чтобы изучить язык, на нем нужно говорить постоянно и желательно делать это за рубежом — в окружении его носителей. У меня, к сожалению, это не очень здорово получается и потому мечта хорошо знать английский пока таковой и остается.

— Интересно, на соревнованиях ты нуждаешься в каких-то внешних раздражителях?

— Абсолютно нет. Хотя иногда на разминке, наблюдая за тем, как соперницы преодолевают барьеры, думаешь: “Ничего себе...”. Но потом раздается выстрел, и ты забываешь обо всем, знаешь только, что можешь бороться с любой. Надо мной точно ничей авторитет не довлеет.

— Тебе лучше стартовать спокойной или взвинченной?

— Мне нравится быть уверенной. Когда знаешь, что хорошо готова, настроение умиротворенное.

Конечно, всегда контролировать себя невозможно, иногда начинает бить мандраж, и тогда я подхожу к тренеру, прошу поговорить со мной, просто чтобы я успокоилась. Долго находиться во взвинченном состоянии нельзя, можно перегореть. Этот пик грозит смениться апатией, а это уже край — нижняя планка.

— Ты успеваешь думать во время забега?

— Это какие-то мгновенные вспышки сознания. Например, вдруг понимаешь, что не лучшая в этом забеге и проиграешь его.

Я выиграла все забеги только на молодежной “Европе” и могу сказать: осознание того, что ты — лучшая, несравнимо ни с чем. Когда вторая или третья — тоже здорово, но по-настоящему счастливым себя можно считать только тогда, когда все конкуренты финишируют за твоей спиной.

Могу приблизительно представить, что пережила Юля Нестеренко, когда прибежала первой в финале Олимпиады, но, наверное, это была невероятная и непередаваемая словами эйфория. Такое запоминается на всю жизнь...

— Мне нравится твое представление о счастье. Белорусские спортсмены на золото обычно и не замахиваются.

— Видимо, я слишком амбициозная. А может, когда узнала вкус победы, то поняла: это наилучшее чувство, которое может быть у спортсмена.

Мне в этом плане импонирует Саша Герасименя. Она очень открытая, общительная и не боится тратить эмоции. Но вместе с тем умеет мобилизоваться так, что, глядя на нее, понимаешь: Сашу устроит только первое место.

Это американская черта, да и европейцам она тоже не чужда. Они же ведь приезжают на соревнования с одной целью: победить. А у нас этого, к сожалению, нет.

Именно поэтому для меня Саша — пример для подражания.

— Тебе повезло жить в то время, когда сразу в трех популярных в мире дисциплинах — биатлоне, плавании и теннисе — белоруски занимают доминирующие позиции. Кстати, тебя не удивляет, что они опережают белорусских мужчин?

— Нет. Мне кажется, наши женщины сильнее мужчин ментально. Взять ту же тягу к первому месту. Не припомню, чтобы кто-то из наших спортсменов декларировал свое желание побороться именно за верхнюю ступень пьедестала. Про командные виды спорта уже и не говорю. Там главное — вначале пробиться, а потом не вылететь.

Понятно, говорить о золоте перед чемпионатом — плохой знак. Но когда это находится внутри человека, он, безусловно, обладает преимуществом перед соперником. Тот, кто уверен в своих силах, психологически “наезжает” на оппонента, и одно это дает ему пусть маленький, но перевес.

Впрочем, такой подход почему-то не согласуется с нашей ментальностью и если и свойственен кому-то, то, как правило, женщинам. Почему?

Наверное, они привыкли брать на себя не только свои, но и мужские дела, отлично справляясь с последними. Отсюда и осознание своих сил и отвага. Ты как думаешь?

— Да кто его знает... А насчет отваги — ты в точку. Когда “Прессбол” в свое время собирал подписи против воровства в НИИ спорта, то девчонки показались мне гораздо смелее парней.

— Это уже гражданский поступок. И здесь многое зависит от воспитания. Что родители в тебя вложили, то и будет на выходе.

— Как мотивируешь себя? Ведь наверняка в период тяжелых нагрузок совсем не хочется идти и умирать на тренировке.

— Тогда вспоминаю соперниц — скажем, шведку Сюзанну Каллур или австралийку Салли Пирсон — и думаю, что они, скорее всего, испытывали похожие эмоции, но все же смогли через себя перешагнуть и добиться того, что имеют. Это помогает сложить вещи, бросить в машину и поехать на тренировку, думая о том, какую работу тебе придется сделать сегодня.

— Музыка, которая в это время звучит у тебя в машине?

— Разная. Люблю советский рок. ДДТ, “Кино”, “Алиса”, “Ария”. “Ляписа Трубецкого” — все периоды его творчества. Очень нравятся его последние альбомы. Ну а то, что сделал с собой Сергей Михалок, вообще не поддается описанию.

— А что он с собой сделал?

— Из человека, который вел, я так понимаю, довольно бессистемный образ жизни со всеми вытекающими, ему удалось превратиться в мужчину с великолепной спортивной фигурой — кажется, он даже кубики пресса себе пробил. Я уже не говорю о глубокой творческой мобилизации на работу в студии, чему свидетельством его новые отличные альбомы. Так что Михалку респект — такими людьми Беларусь может гордиться.

— Кстати, сама-то выпиваешь?

— Совсем немного. Во-первых, мне не нравится состояние алкогольного опьянения, во-вторых...

— Достаточно и первой причины.

— Для чего люди напиваются? Чтобы поднялось настроение. Мне же для этого ничего делать не надо. Всех почему-то сильно удивляет, что я очень мало пью, может, максимум бокал вина, но я не вижу в этом никаких проблем.

— Кроме той, что все вокруг пытаются тебя напоить.

— Ха! Это еще никому не удавалось.

— Мужиков тоже можно понять. Считается, что употребившая девушка гораздо более склонна к конструктивному диалогу, нежели полностью трезвая.

— Это вам кажется. Я не страдаю от внимания противоположного пола, и иногда оно, откровенно говоря, напрягает. Тогда хочется куда-нибудь от всех скрыться.

— И куда же берешь курс?

— В родную Оршу. Я не чувствую себя в столице комфортно. Абсолютно расслабиться удается только дома. Когда сидишь на кухне с родителями, пьешь чай, слушаешь новости, сама что-то рассказываешь. Мы говорим обо всем на свете — о спорте, политике, истории, литературе, и мне так здорово с родителями, что хочется болтать с ними до самого утра.

И это реально круто...