Он играет на похоронах и свадьбах
В морге 9-й клинической больницы царила рабочая атмосфера. Покойный прожил долгую и достойную жизнь, в меру скорбящие родственники толпились в холодном траурном зале, явно не собираясь затягивать процедуру последнего прощания. Внезапно чистый серебряный звук скрипки рванул сердце и безвозвратно разбил будничность происходящего.
Гроб вынесли, родственники разошлись, в зале остался лишь немолодой человек в сером костюме, который аккуратно укладывал в потертый футляр старенькую скрипку.
Родился Евгений Павлович Мозговой в Алтайском крае, любовь к скрипке у него — от отца, военного, но бесконечно влюбленного в музыку человека. После войны семья перебралась в Беларусь. Минскую музыкальную школу закончил вместе с братом, который учился по классу рояля. Вдвоем выступали в концертах, где конферансье торжественно объявлял их: «Братья Мозговые!» Это звучало. После училища играл на скрипке в драматическом Театре имени Янки Купалы, потом работал в оркестре телерадиокомитета, преподавал музыку в школе. Долгие годы в пятницу-субботу-воскресенье, как на работу, отправлялся на деревенские свадьбы. Троих детей вырастить – не шутка, здесь не только играть – петь и танцевать научишься.
Впервые Евгения Мозгового попросили сыграть на похоронах лет пятнадцать назад. Пришел по указанному адресу, стал в трех метрах от гроба и заиграл, стараясь не смотреть на покойного. Сначала было страшно, но постепенно освоился, огляделся и наконец рассмотрел висевший на стене портрет умершего. «Вот тут я на самом деле чуть было не сомлел, — рассказывает Евгений Павлович. — Потому что покойный оказался моим товарищем, с которым мы пять раз в неделю занимались бальными танцами у знаменитого Марка Каца. Мне никто не сказал, что он умер…»
Следующий раз на похоронах Евгений Павлович сыграл только через пять лет. Людей, предпочитающих обходиться без рыдающих звуков звенящего медью оркестра, постепенно становилось все больше и больше.
Евгений Павлович может сразу, без нот, воспроизвести практически любую услышанную им мелодию, и не просто так, а с вариациями. Жаль, что похоронный обряд к вариациям не очень располагает. Перед тем, как начать играть, Евгений Павлович обычно интересуется, какую музыку предпочитал покойный, и выстраивает программу в соответствии с его пристрастиями. Если же покойный был, к примеру, поклонником тяжелого рока, Мозговой переходит на безотказную классику.
Играть приходится не только в доме, но и на кладбище, в любую погоду, зимой и в дождь. Пока не придумал перчатки собственной конструкции, застудил правую руку.
Со временем Мозговой стал крупным знатоком похоронного ритуала и теперь в случае необходимости может не только сыграть, но и сказать несколько слов о покойном и даже дать пару-тройку полезных советов. Соблюдая старые, проверенные веками традиции, народ не забывает придумывать новые, иной раз удивляющие своей экзотичностью. Например, в деревнях вместе с покойным хоронят его головной убор, кое-где суют в карманы мелкие деньги, а в Брестской области в гроб на всякий случай кладут смену нижнего белья.
В Бога и загробный мир Мозговой не верит, священников считает главными врагами музыкантов. В последнее время святые отцы единым фронтом выступили против похоронных оркестров, заявляя родственникам, что музыка во время погребения — от лукавого. По мнению музыкантов, дело не в нечистом, а в конкуренции, с которой божьи слуги борются недозволенными методами. Евгения Павловича, который недавно на похоронах напутствовал покойного стандартным “провожая в последний путь”, присутствовавший на обряде священник тут же предал анафеме. Это для атеистов вроде Мозгового путь до кладбища – последний, а для приличного христианина после смерти все только начинается.
К похоронам Евгений Павлович относится как к работе, а к смерти – как к неизбежной принадлежности своей профессии. Страха не испытывает, справедливо полагая, что бояться надо живых, а мертвые — народ несуетливый и неопасный. На мой вопрос: «Можно ли привыкнуть к смерти?» — лишь пожимает плечами. В начале недели через траурный зал морга 9-й клинической больницы “проходит” до двадцати человек в день. Если к этому не привыкнуть — быстро станешь двадцать первым.
Впрочем, Евгению Павловичу это не грозит, поскольку в жизни его, как и в музыке, царит полная и совершенная гармония. Ибо скорбная первая половина его дня уравновешивается жизнеутверждающей второй: по вечерам Мозговой вместе с другом-гитаристом развлекает посетителей ресторана гостиницы “Планета”.
Там совсем другой репертуар, и о печальном утре напоминает лишь универсальный “Полонез Огинского”, который пользуется одинаковым успехом как на похоронах, так и в ресторане.
Вообще же, нетрезвый народ консервативен: человек, который еще час назад, едучи в ресторан, балдел под “Раммштайн”, после первых ста грамм требует “Чардаш” Монти или вальс из кинофильма “Мой ласковый и нежный зверь”.
Иностранцы даже в ресторане предпочитают классику: «Аве Мария» Генделя, скерцо Баха, венгерский танец Брамса. Музыку любят, но платить за нее не спешат. “От англичан денег не получаем почти никогда, потому что они не напиваются”, — с легкой обидой говорит Мозговой. По его многолетним наблюдениям самые щедрые меломаны – славяне, а легче всего с деньгами расстаются поляки. До сих пор Евгений Павлович вспоминает, как на заре перестройки за сыгранную с душой мазурку Шопена подвыпивший “пан” отстегнул сто зеленых.
Евгений Павлович гордится своими слушателями, в числе которых — Филипп Киркоров, экс-спикер Верховного Совета Станислав Шушкевич, группа “Лесоповал” и даже солист ансамбля “Бони М” Бобби Фарелл. На мой вопрос: “Ну и как ему?” — Мозговой ответил кратко и убедительно: “10 фунтов”.
Евгений Павлович помнит всех своих клиентов: и тех, кому играет в ресторане, и тех, кого его скрипка провожает в последний путь. “Из тени в свет перелетая”, он искренне радуется с первыми и скорбит со вторыми. Постоянное соприкосновение со смертью заставляет его еще сильнее любить жизнь, и нет большего оптимиста, чем скрипач Евгений Мозговой.
Статья опубликована в еженедельнике «Салідарнасць» от 31 октября 2003 года
Читайте еще
Избранное