Ночь продержаться

В ночь на 21 марта в Минске, на Октябрьской площади, появилось 16 палаток. Этот уникальный островок свободы в самом сердце диктаторских владений охраняли от пришлых пьяниц, провокаторов и прочих напастей всего несколько сот человек. Пока их не трогают, но тщательно снимают каждый шаг на видео — чтобы никто не ушел от ответственности в случае чего…

Белорусская революция делалась под песни Цоя

20 марта оппозиция была куда организованней, чем накануне. Народ быстро заполнил Октябрьскую площадь гораздо быстрее, и сам себе был предоставлен совсем недолго. Я успел лишь подслушать рассказ одной наблюдательницы — интеллигентной, но взбешенной: «Члены комиссии, разбирая бюллетени, заслоняли стол своими задницами, а нам не позволяли даже подойти. Так получилась явка в 100% — и это притом, что из 1000 избирателей 700 просто не явились»

Не успел я выведать побольше «честных и прозрачных» хитростей, как на крыльце Дворца культуры профсоюзов, где собрались лидеры оппозиции, загудели колонки. Звук на этот раз был поставлен хорошо: голос Милинкевича и другого оппозиционного кандидата, Александра Козулина, разносился далеко. К микрофону приглашали все новых выступающих, и каждый обличал бацьку с собственной точки зрения, да еще и с хлестким юморком. Между ораторами вступала в дело музыка — и не только живой белорусский рок. Видели бы вы, как Минск подпевал голосу Виктора Цоя! «Перемен требуют наши сердца, перемен требуют наши глаза!..»

Не было ни затянутых пауз, ни долгих словес. Все громче единый выдох человеческих душ, все выше флаги и вскинутые руки… Я сам чуть не охрип, крича со всеми: «Оле-оле-оле-оле, живе, Беларусь!» Александр Козулин поясняет позицию и цели протестующих: «Лукашенко грубо нарушил законодательство Беларуси, тем самым совершив антиконституционный переворот. Он уже не президент! Мы будем добиваться повторных выборов — с одним днем на голосование, с комиссиями, составленными из представителей всех крупнейших политических сил…»

Совсем недалеко от Дворца профсоюзов, почти впритык к бортику подземного перехода разворачиваются матерчатые купола первых палаток. Тут-то меня и хватает за рукав худой высокий парень из активистов: «Хлопцы! Мужчины! Встаньте в оцепление! Сцепитесь локтями!» Упорядочиваемся? Замечательно, давно пора. Занимаю место в цепочке.

КГБ — с народом, по-своему

Когда палаток становится больше, у нас появляется новая задача: никого не пускать внутрь без разрешения активистов. Разве что сумки с едой и термосами, да еще прессу. «Вот дождемся провокации! — говорит кто-то. — Зашлют к нам паренька с инструкцией, подведут к городку милицию, провокатор швырнет в нее припасенной пивной бутылкой — вот и повод втоптать нас всех в бетон… Или наркоту подсунут…»

Проходит слух: «Нас будут штурмовать!» Стискиваем зубы, собираемся плотнее… Нам понятно, что против удара силовиков нам не выстоять и минуты. Но люди в форме к нам не приближаются. Мы же на всякий случай скандируем: «Милиция с народом!»

С «людьми в штатском» — сложнее: они оказываются совсем рядом. Это не пугает, но вызывает гадливость. Вот стоит на ограждении перехода, почти надо мной, толстоморденький юноша в черной кепке: снимает всех на видеокамеру. Долго снимает… На журналиста непохож, на нашего сторонника — тоже: лозунгов не подхватывает. «КГБ с народом! КГБ с народом!» — кричим мы ему. Тихарь смущается и отворачивается. Потом снова берется за свое. Его поят горячим кофе — он прекращает съемку… но лишь до тех пор, пока руки заняты стаканчиком.

«Нас мало, нас дьявольски мало»

Увы, 20-30 тысяч митингующих быстро превращаются в 10 тысяч, потом в 5. «Те, кто пришел за зрелищами, нам здесь и не нужен», — говорит одно из звеньев нашей цепочки — второе справа от меня. Еще через час я слышу то же от кого-то еще — уже менее уверенным тоном.

Да, для нас каждый сейчас — на вес золота. Каждый уходящий — словно сомнение в нашей правоте. А еще — это новая брешь для ветра и холода… Но зато те, кто остался — человек 300-400 — никуда не уйдут. Некуда: транспорт не ходит, милиция только и ждет момента перехватить одиночку…

А еще — с нами Милинкевич. Не «мысленно», очень даже реально. Он с соратниками остался на крыльце, время от времени приходит в палаточный городок и будет делать так же самого утра… Ну-ка, напомните: так ли себя вели Ющенко или Тимошенко?

На площади оппозиционеров не трогают, но многих из тех, кто откололся от нашего Майдана, разбросанные стайки милиционеров вылавливали исправно. Последний случай был уже засветло, на проспекте Независимости: издали мы видели, как «охотники» тащят «добычу», но вмешаться не могли.

В последней утренней провокации бацькин режим использовал трактора для очистки площади. Их направили почти на нас — по самому краешку оцепления…

В оцеплении не стоят, а поют и пляшут

Это только говорится так — «Стоять в оцеплении». Пройдет час, два — и вы уже будете приплясывать в оцеплении, топать в оцеплении, прыгать в оцеплении… Стоять неподвижно — не только холодно, но и утомительно для тела и рассудка. Проще говоря, скучно до предела. И вот мы не просто подхватываем любую «кричалку», но и подскакиваем ей в ритм. Несколько наших бегают со знаменами вокруг палаточного городка и в передышках ухмыляются: «После этого никто не поверит, что мы не обкурились…»

А еще мы поем — под гитары и без. Рассказываем забавные истории. Вслух мечтаем о невероятном — о жарком костерке и переходе на нашу сторону роты СОБРа. Переделываем лозунги… «Снайперы с народом! Дворники с народом! Солнце с народом!» До солнца еще далеко. И именно поэтому нельзя таращиться на часы — от этого только холоднее!

Время до часа ночи, поглощенное хлопотами, пролетело незаметно. До трех — текло, как густые чернила. А с трех до шести и вовсе загустело — хоть вой. Зато сколько поводов для радости, которые можно встречать дружным воплем! «Прошла половина ночи», «по проспекту пустили первую машину», «появился первый автобус», и, наконец — «рассвет!» А уже утром — единомышленник, раньше других пришедший тебя поддержать. У нас одним из первых стал низенький морщинистый старик с тряпичной сумкой — явно сельчанин. Он принес пакетик нарезанной колбасы, баночку горячего малинового морса, хлеб… И, отходя, почему-то смахивал слезинки.

ПОСТСКРИПТУИ

Научите их!

Только в день своего отъезда из Минска я понял, почему наш, киевский Майдан, не расходился долгие недели после полной победы. Уж очень это трудно: оторваться от «своих», с которыми целую ночь стоял, сцепившись локтями, с которыми делил арахис из одного пакетика на всех… Да эти ребята, чьих имен я даже не спрашивал, стали мне ближе, чем иные приятелей из «мирной» жизни!

Конечно же, я пришел на Октябрьскую площадь снова — хоть до поезда и оставались считанные часы. Вспомнив, как коченели мои ступни, когда мы стояли вокруг палаток живой крепостью, я раздобыл пачку стелек с фольгой. Но знакомых лиц в палаточном городке уже не увидел. Это было печально. И это было замечательно — значит, есть кому сменить моих сонных героев! Но… кто сменит меня?

«Чем помочь? — спрашивал я новых защитников городка. — Может, из еды чего надо?» «Да все есть, все нам несут — даже одежду… Ты нам лучше подкрепление приведи — человек двести из Украины, а? Пока не поздно? Продержимся неделю — и нас уже никто не тронет!»

А если их тронут — то так, что не останется и мокрого места. Не забывайте — в Беларуси пропадают даже видные политики, неугодные «хозяину страны». Что уж тут рассуждать о каких-то студентах? Бацька уже заявил: все это — пьяные малолетки, которым заплатили враги страны. Он уже поставил крест на каждом из славных, чистых молодых белорусов.

Ну что, может, вместо того, чтобы суетиться вокруг наших парламентских выборов, от которых не зависят ничьи жизни, помочь этим ребятам? Если решитесь — флаги везти не обязательно: волынцы это уже сделали. Просто приезжайте. И научите, наконец, этих отчаянных мальчишек и девчонок держать строй. А то сквозь их «оцепление» на осле ездить можно…