Нерациональное зерно

Осенью власти отрапортовали об успешном завершении очередной уборочной кампании. Министр сельского хозяйства Леонид Русак в интервью газете “Звязда” заявил, что “один крестьянин обеспечивает продовольствием 25 горожан”. Впрочем, рекордным в этом году стал не урожай, а уровень приписок.

Если верить официальным отчетам, в Житковичском районе собрали аж 797 центнеров зерна с гектара. Такая урожайность и не снилась лучшим мировым житницам. Секретами житковичских успехов пришлось заняться Комитету государственного контроля.
Отдельного упоминания достойна терминология, используемая властями. На полях страны по-прежнему вместо обычных уборочных работ шла “битва за урожай”…

Он подошел к радио, принялся вертеть ручки приемника… Со всего мира хлынули на него разнообразнейшие звуки. Назойливее всех выделялся один голос — пошловатый тенор, который вещал со всех германских радиостанций… На таком солдатском языке говорят теперь в Третьей империи. Даже и тон у них казарменный: насильники и фанфароны, они переносят слова из области военной в те области, с которыми не имеют ничего общего. “Трудовой фронт”, “бои за производство”. Разве фабрики — это поля сражений? Разве труд — военная деятельность? Скоро о германском министре, сходившем в уборную, газеты будут сообщать, что он выдержал “опорожнительную битву”.

Впрочем, то, что кричал в эфир этот голос, столь очевидно противоречило действительности, что Траутвейн не мог понять: как человеческий язык способен произносить во всеуслышание такую насквозь лживую бессмыслицу? Голос расписывал жителям Германии, у которых с каждым днем становилось все меньше хлеба, насколько им живется лучше, чем жителям других стран; он говорил людям, которые со страхом озирались по сторонам, прежде чем прошептать слово безобиднейшей критики, что только они пользуются подлинной свободой. Голос нагло искажал все, что делалось вокруг, представляя все навыворот…

(из романа Лиона Фейхтвангера “Изгнание”)