«Мы были крепкой бандой»

Владимир Каваленя играл за солигорский «Шахтер» с начала 80-х и по конец 90-х. В суверенной истории команды нападающий провел за «горняков» 125 матчей, в которых забил 34 мяча. При этом с 1979 по 2009-й годы Каваленя параллельно трудился на «Беларуськалии» – ходил в забой, работал в стволе, по которому шахтеры спускались под землю. В общем, был шахтером и на футбольном поле, и под землей.

– Чем вы занимаетесь сейчас?

– Уже шесть лет я тренер-администратор хоккейного «Шахтера».

– У хоккеистов и футболистов много общего?

– Единственная схожесть – наличие контракта. Ментально парни отличаются и намного. Во-первых, совершенно разное отношение к работе. За день хоккеисты проводят на рабочем месте до восьми часов. А иногда и больше. Подготовка к тренировке, занятие, заминка.

Вечером процедура повторяется. Но даже если вечерней тренировки нет, парни все равно на катке и занимаются самостоятельно. Футболисты совершенно другие.

– Складывается ощущение, что вы не очень их любите.

– Почему?

– Резко высказываетесь. Да и недавний комментарий об игре «Шахтера» с «Вольфсбергом» намекает.

– Так это же видно, что футболисты не выкладываются на полную катушку! Просто приди на стадион и все станет понятно.

Я в этом году был на «Строителе» раза три – неинтересно! Взять, матч против «Минска», к примеру. Гости выходят с мыслью зацепиться за очко. Начинаем атаковать. Сходу забить не получается и вместо того, чтобы надавить сильне, подстраиваемся. Вся острота пропадает.

Хорошо, нашелся Миколюнас, попавший с 20 метров. После все обнялись, всем хорошо, а сама игра при этом до лампочки. Я такого не понимаю! Полчаса поиграли, а потом ждут конца матча.

– В ваше время не так играли?

– Тогда и тренировались не так. От столкновений искры летели каждые две минуты! Если ты не подкатился десять раз за тренировку, это не тренировка.

Отношение к футболу было совершенно иным. Почему оно поменялось? Надо у нынешнего поколения спрашивать. Хотя ребята скажут, что все нормально, что они пашут и все такое! Но я за шесть последних лет увидел: кто реально пашет, а кто – нет.

– Как вы попали на «Беларуськалий»?

– Ничего необычного: окончил училище и пошел. Кроме калийной компании здесь ничего не было. Поэтому и поступал осознанно. Хотелось, чтобы за душой были какие-то корочки.

В каждой группе ПТУ был мастер, который готовил учащихся к выпуску. Наш мастер нас не выпустил – ушел на производство в «Беларуськалий», – но способствовал, чтобы нас приглашали работать в рудоуправление. Кто хотел – шел. Я попал туда в 79-м. Мне как раз исполнилось 18. Благодаря мастеру смог совмещать футбол и работу. Он всегда шел навстречу.

Моя первая специальность – электрослесарь. Работал на ремонтно-восстановительном участке, участке буро-взрывных работ и гидрозакладки. Следил за насосами и различными приборами. Обеспечивал непрерывный процесс добычи.

– В 80-х футбол был любительским. Все футболисты «Шахтера» работали на «Беларуськалии»?

– Человек шесть работали в шахте, а остальные на фабрике. Но для всех нас были небольшие послабления.

Во-первых, никто на серьезных участках не работал. А во-вторых, непосредственно на работу футболисты ходили дня два в неделю. Недоработку нам просто закрывали, вписывая в табель посещение.

Я сперва работал, как и все. А потом появилась семья, и нужны были финансы. Тогда меня вызвал начальник: «Володя, хочешь копейку зарабатывать? Давай в бригаду». – «Палыч, а футбол?» – «Ты сперва согласись, а потом будем решать».

Согласился. Месяц переучивался, прошел стажировку, сдал экзамены, получил разряд крепильщика и перевелся в бригаду проходчиков. Зарплата сразу выросла в два раза. 240 рублей – это были нормальные деньги. Стал самым высокооплачиваемым футболистом команды.

Наша бригада ремонтировала и восстанавливала горные выработки. Крепили своды после обвалов, армировали ствол и так далее. Ствол – место, по которому едет «лифт», спускающий шахтеров в шахту. Ствол – неиссякаемый источник работы. Проходишь его сверху вниз за полгода и можно смело возвращаться в начало и ремонтировать повторно. Среда соляная – все гниет моментально.

– Как выглядит забой?

– Высота обычно от 90 сантиметров до двух метров. А вот ширина зависит от того, какой комбайн работает. К примеру, проходческий – шириной всего три метра. А есть и такие, которые режут вдоль. Тогда ширина может быть метров 200.

Чтобы привыкнуть к ощущениям от нахождения под землей, потребовалось недели две. Но ощущения особенные.

– В чем их особенность?

– Идешь спокойно по забою и тут над головой треск. Дергаешься и отскакиваешь в сторонку.

– Душа в пятки?

– Нет, но что-то очень близкое.

Помню, был случай. Пришли бригадой на место – большая камера метров восемь в диаметре. Надо поставить и закрепить стойки. Поработали несколько часов. Сели тормознуть. Тут треск. Говорю: «Мужички, давай-ка быстренько собрались и ушли».

Только снялись с места, как вся наша конструкция обрушилась под напором земли. Замешкались бы на пару минут – были бы там. Предчувствие.

Когда многотонная масса земли падает вниз с ухающим звуком страшно. Пыль рассеивается и ты, видя картину, радуешься, что успел убежать, и что тебя там нет. Однажды на моих глазах человека так завалило. Секунду назад стоял передо мной, а потом «ууух» и все. Это жутко.

Обычно заваливает землю в забое, вокруг комбайнов. Потом пацаны на коленях ползают и откапывают машины. Как-то и нас привлекли – две недели на карачках просидели.

Вообще, парни, которые добывают соль, – это топ-шахтеры. Они всю смену в шуме и пыли ползают на коленях за комбайном, который идет со скоростью 10-15 сантиметров в минуту. А после него почва неровная. Остаются калмышки – мы так называем кусочки руды. Они небольшие, но острые. А они на коленках! Это больно. А идти за комбайном надо. Пульт управления машиной в руках.

– Что значит: сели тормознуть?

– Перекусить. Тормозочки – это ссобойка по-нашему. Сперва нам паек выдавали: термос с супом, колбаска, бутылка молока. Но термосы начали воровать, а бутылки бить. В итоге сейчас добавляют копейку к зарплате. Парни носят сами.

– Футболисты – суеверные люди. А шахтеры?

– Не особо. Я регулярно спускался в забой, но каких-то обрядов не совершал. Равно как и вся наша бригада. Пришел на работу, получил наряд и поехал вниз. Чем раньше туда попадешь и быстрее все сделаешь, тем быстрее на поверхность.

– А юмор специфический?

– Обычный. Только есть одна оговорка. Шутить надо аккуратно: знать, что и в каком месте говорить. За черный юмор можно и по соплям получить!

– Приведите пример шахтерского юмора.

– Розыгрышей хватает. Как-то одна бригада заметила, что один из парней на глубине постоянно куда-то уходит. Оказалось, что справлять большую нужду. Внизу туалетов нет, он искал темное место и ходил.

Тогда ребята решили над ним подшутить. Один спрятался с лопатой в темной камере, куда тот обычно и ходил. Мужичок зашел, снял штаны, а шутник ему лопату аккуратненько под задницу подставил. Техника работает – ничего не слышно.

В общем, все сделал, смотрит вниз – нет ничего на земле. Начинает судорожно хлопать по штанам – ничего. Бригада потом долго припоминала парню этот случай.

Или вот пример. Делаешь что-то сосредоточено внизу, особо ни с кем не общаешься. Сзади кто-то тихонечко подойдет и как ляпнет кувалдой по железу! Вот тогда и душа в пятки уходит, и в штаны можно наложить. Моментально срываешься с места и только потом, глядя на давящиеся со смеху лица, понимаешь, что к чему.

– Что изменилось в вашей жизни с развалом СССР, когда «Шахтер» стал профессиональным клубом?

– Ничего. Я так и остался работать в шахте. Не было смысла что-то менять. Мне 31 год уже был. Дослужился до бригадира, командовал дюжиной человек. Не было смысла что-то менять.

– Но в футбол же вы играли наравне с профессионалами. Зачем?

– Вторая профессия. Я и туда залез с ушами. Выходило так, что на одну тренировку в день я успевал. А вторую «проводил» в шахте:). Но это было в основном зимой, во время предсезонки. Летом было проще.

– Опишите свой обычный день.

– Поднимался в 5:15 утра. Через час был на руднике. 6:30 – нарядная, 7:00 – каптерка, 7:15 – в шахте. В половину восьмого начинал работать.

Обычно работаем в паре. Вот, к примеру, надо закрепить каркас болтами. За смену требовалось прикрутить 60 болтов через каждые полтора метра на высоте двух с половиной метров. Сперва готовим место: растягиваем кабель, раскладываем инструменты, приносим болты. Каждый весит по четыре килограмма и размером больше метра, к слову. Один бурит стенку, а второй, стоя на стремянке, закручивает. Не смотри так, это не так тяжело, как кажется.

Примерно в час дня подъем наверх. Минут 10 обсуждаем в каптерке работу на завтра и по домам. Дома я обычно был где-то в половину третьего. Обедал, ложился спать на часок. После выдвигался на тренировку. В полпятого уже был на стадионе. Домой возвращался около восьми. Кушал, проводил время с ребенком, смотрел телевизор и на боковую.

– Нагрузки в шахте и нагрузки на тренировке равнозначны?

– Ответ однозначный – в шахте тяжелее. Внизу вся основная физика: поднеси, подними, отнеси. Так что силовые тренировки для меня не были проблемой.

– Уставали от такого ритма жизни?

– Бывало. Но я знал, как себя расслабить.

– Бутылочкой?

– Иногда даже и не одной:).

– Пиво?

– И пиво, и водочка. Главное – знать меру. В свое время даже Владимир Антонович Пигулевский разрешал мне в «Трудовых резервах» пить пиво после матчей. Но не проси рассказать случай – не буду.

– Каким был «Шахтер» в первой половине 90-х?

– Все свои, любители. Но мы были крепкой бандой. Команды, пришедшие из второй союзной лиги, считались с нами.

Владимир Каваленя стоит четвертый слева

Мы упирались со всеми. Выходили и рубились. Но после развала Союза условия стали хуже. Сам знаешь, что творилось в стране. Во многом из-за этого и уехал играть в Чехию.

Это было в 93-м. Однажды позвонил владелец стародорожского «Строителя» Александр Жуковец: «Поехали в Чехию на пару дней. Пивка попьем. Может, пару матчей сыграешь». – «А чего ты туда прешься?» – «Серегу Вехтева надо показать».

Поехали в какой-то клуб четвертого дивизиона. Выиграли два матча. Назабивали с Серым даже что-то. В итоге, он уехал, а я остался на полтора года. При этом продолжал числиться на «Беларуськалии».

– Как так?

– Писал заявления на отпуск за свой счет. Раз в полгода обновлял. Однажды не успевал. И за меня писал инструктор по спорту рудоуправления. Он даже сходил и подписал его у директора.

Фактически, чешские полтора года – единственное время в карьере, когда я был профессионалом и получал деньги именно за футбол. Вообще, ситуация там была интересная. В клуб пришел человек с деньгами и поставил задачу выйти в высшую лигу. Из четвертого-то дивизиона! Когда я приехал, парни уже были во втором.

Но выйти в «вышку» не получилось. Не хватило чуть-чуть. Тогда бизнесмен финансирование свернул, и через пару лет команда опустилась туда, где начинала.

Я вернулся в «Шахтер» и на «Беларуськалий». Еще немного поиграл, пока не пришел Щекин. В шахту спускался до июня 2009 года, а потом ушел в хоккей.

– Шахтеры наверняка ходили на матчи. Они предъявляли вам претензии по качеству игры?

– Однозначно! Да и не только они. На «Строителе» собиралось процентов 15 населения города. Футболистов знали в лицо.

Утром после игр по дороге на работу разговаривали только о футболе. Если мы выигрывали, то все было нормально – поздравляли. Но если проигрывали – выговаривали по полной. И люлей я получал – мама не горюй! У нас же в футболе все разбираются: «Куда ударил! Почему не бежал!»

И мне даже как шахтеру не было никаких поблажек. Вышел на поле – паши. Сыграл плохо – спрашивали: «Чего выходил тогда?!»

У меня было правило: вышел на поле – рой землю. Тяжело – пусть играет другой.

– Почему на тот «Шахтер» ходили люди?

– Просто преобладали местные. Да и играли мы с душой. Думаю, в этом все дело.