«Милиционер Прадед, когда ему предложили не допускать расхватывать хлеб, заявил: «Я сам голоден»

В рамках проекта «СССР: как это было на самом деле» продолжаем авторский цикл о хлебном бунте в Борисове. Часть третья, Подавление.

Подавление хлебного бунта в Борисове в первой половине апреля 1932 года проходило по нескольким направлениям.

Первое: разъяснительно-пропагандистское. На место событий выехал секретарь ЦК КП(б)Б по снабжению товарищ Рискин. Ему было поручено урегулирование вопроса со снабжением и проведение соответствующей партийно-разъяснительной работы. Уже 8 апреля на предприятиях и в первую очередь на заводе им. Домбаля были проведены цеховые собрания. После этого, по уверению чекистов, настроение рабочих и возбуждение, царившее среди них, улеглось.

Часть первая здесь

Второе: профилактическое. 8 апреля, с целью уменьшить концентрацию толпы, количество хлебных лавок было увеличено. А с 9 апреля по магазинам были установлены дежурства бригад из коммунистов и милиционеров. Снабжение хлебом рабочих промышленных предприятий из центральных рабочих кооперативов (ЦРК), расположенных в городе, было переведено в закрытые рабочие кооперативы (ЗРК), находящиеся на самих заводах.

Третье: компромиссное. 9 апреля было получено распоряжение о выдаче для детей по 200 грамм хлеба. Часть рабочих, например, плотники строительных учреждений, были переведены на снабжение по первому списку. После этого они вышли на работу.

Четвертое: карательное. Аресты наиболее активных участников протестов начались в первые же дни. Но были и неожиданные. 8 апреля вместо восьми часов утра пять лавок были открыты только в 11-11:30. Заведующие этих лавок были арестованы и привлечены к ответственности.

Среди 35 семей, приехавших из Поволжья, были выявлены четыре человека, осужденных за разложение колхоза и скрывшихся от наказания. Эти лица были задержаны и начато следствие.

Среди арестованных были и милиционеры. Как выяснилось, со стороны выставленных на улице милицейских пикетов отдельными представителями власти не только не принималось мер к успокоению толпы, а наоборот, имелись случаи призыва к активным действиям.

Так, например, милиционер Прадед, когда ему предложили не допускать расхватывать хлеба, заявил: «Я сам голоден». Другой милиционер (фамилия неизвестна), подойдя к толпе женщин, призывал их действовать организованно. Оба были арестованы.

Но самая массовая операция была проведена в ночь с 9 на 10 апреля. На место в Борисов выехала оперативная группа под руководством помощника начальника секретно-политического отдела ПП ОГПУ по БССР. Ей было поручено совместно с местным аппаратом ГПУ просмотреть имеющиеся материалы и разработки на городской «контрреволюционный элемент» и сезонных рабочих, преимущественно из зажиточных крестьян. А также провести одновременную операцию по активно проявившим себя гражданам.

Для этого срочно прорабатывались лица, выявленные в процессе самого выступления. Чекистам было дано поручение, чтобы не подогревать возмущение народа: толпы на улицах «рассасывать мерами агентурного порядка», избегая оперативного вмешательства.

Часть вторая здесь

Похоже, чекисты, используя громкое массовое выступление, решили под шумок избавиться и от своего «подучетного контингента». Так назывались граждане, около 50 категорий — члены разных партий, капиталисты, офицеры, священники и другие, — которые состояли на специальном учете. Для арестов были намечены 54 человека:

1. бывшие жандармы и полицейские — 11;

2. члены «Союза русского народа» — 1;

3. их дети — 2;

4. бывшие дворяне — 5;

5. бывшие торговцы — 7;

6. бывшие помещики — 3;

7. бывшие офицеры — 7;

8. бывшие белые офицеры — 2;

9. бывшие кулаки — 8;

10. бандиты и контрреволюционные элементы — 7.

Сегодня, имея далеко не полные данные по реабилитированным гражданам БССР, можно попробовать восстановить фамилии и дальнейшую судьбу некоторых участников хлебного бунта в Борисове. Конечно, полную картину даст только открытие архивов КГБ Беларуси.

Установить удалось около двадцати человек, хотя, как мы знаем, арестовано было только в ночь с 9 на 10 апреля 54 человека. Для поиска использовались место жительства: Борисов и Ново-Борисов, дата ареста 10-20 апреля 1932 года. Большинство арестов пришлось на 10 и 17 апреля. Наиболее частые статьи УК БССР: ст. 72 — антисоветская агитация, ст. 76 — член контрреволюционной группировки. А также по аналогичным статьям УК РСФСР 58/10 и 59/2. Наиболее частый приговор: 3 года ссылки, лагерей или поражения в правах.

21 октября 1932 года были осуждены внесудебным органом — Особым совещанием при ГПУ (ОСО) — обвиняемые по статьям 58/10 и 59/2 УК РСФСР на три года ссылки: Абрамович Григорий Степанович (род. 1879 г., Борисов; белорус; счетовод, контора лесозавода), Вронский Кондрат Иванович (1875 г., Борисов; белорус; колхозник), Докуко Петр Григорьевич (1889 г., д. Бровка Борисовского р-на; белорус; служащий, Березинский комбинат), Логовой Георгий Михайлович (1911 г., п. Холопеничи Минской обл.; белорус; рабочий, з-д им. Коминтерна, лесопилка), Гвоздович Андрей Юрьевич (1874 г., д. Кищина Слобода Борисовского р-на; белорус; единоличное хозяйство).

Также 21 октября осуждены ОСО, но уже по статьям 72 и 76 УК БССР к 3 годам ИТЛ: Гущинский Григорий Ильич (1905 г., Борисов; белорус; статист, Борисовская страхкасса), Гущинский Павел Ильич (1895 г., Борисов; белорус; служащий, фабрика «Березино»), Зубко Михаил Павлович (08.11.1890, д. Козлы Пружанского уезда Гродненской губ.; белорус; заведующий, школа рабочей молодежи), Карнилович Петр Васильевич (1902 г., Борисов; белорус; инструктора колхоза «Маяк социализма», школа), Комар Семен Федорович (1895 г., Борисов, белорус, колхозник), Пигулевский Михаил Ильич (1870 г., м. Копаткевичи Мозырского округа; белорус; священник, Кишино-Слободская церковь).

Арестованы 10 апреля, осуждены 29 июля 1932 года по статье 72 УК БССР к трем годам: Адамейко Иван Павлович (род. 1887 г., д. Житьково Житьковского с/с Борисовского р-на; белорус; извозчик, завод Райпромкомбинат), Баньковский Антон Петрович (род. 1888 г., д. Застарины Минской губ.; белорус; извозчик), Васильев Семен Семенович (род. 1878 г., Борисов, белорус, секретарь госбанка).

В 1932-м приговоры участникам протестов были довольно мягкие: три года. Особое совещание – это не суд, это право самих чекистов наказывать любого неугодного гражданина практически в административном порядке сроком до трех лет высылки или лагерей. Без оглядки на конституционное понятие правосудия, без права гражданина на защиту.

Чаще всего «вина» человека заключалась всего в одной неосторожно сказанной фразе, сказанной с секретным осведомителем. Кроме того, на каждом из уже осужденных навсегда оставалось клеймо: не вызывает полного доверия.

На пике Большого террора чекисты вспомнили о своем подучетном контингенте, участвовавшем в Борисовском хлебном бунте. К примеру, среди арестованных в 1938 году находим Михаила Зубко, который был опять приговорен за антисоветскую агитацию. А также Антона Баньковского, который уже записанный, как «поляк», а не белорус (подобная смена национальности позволяла следователям проще осудить человека в ходе «польской операции НКВД») был приговорен 11 октября 1938 года как член к/р организации и  «агент польской разведки» к высшей мере наказания.

После все участники Борисовского хлебного бунта, были признаны невиновными и реабилитированы.

Статья опубликована в рамках проекта «СССР: как это было на самом деле». Послесловие следует…